Победят ли мальчики-мажоры наследие чекистов?

Дети Сталина, Хрущева, Брежнева не могли и думать о каком-то серьезном участии в управлении. Сегодня же присутствие родственника или иного близкого человека в руководстве является гарантией стабильности

То, что в России политический режим достаточно устойчив и в обозримой перспективе ему ничто и никто не угрожает, давно стало общим местом в прогнозах аналитиков. Однако сама по себе «власть» не представляет чего-то неизменного и статичного, так как постоянно обновляется, как бы ни пыталась замедлить этот процесс. Те, кто пришел к руководству в 1999-2000 годах, сейчас естественным образом от власти отходят.

Путинское поколение «детей победителей»

Знаковым в этом смысле  можно считать переход Сергея Иванова в советники («спецпредставитель по экологии») и выдвижение на пост главы президентской администрации Антона Вайно, которому в 1999-м было всего двадцать семь лет. Среди губернаторского корпуса немало людей около сорока  лет и даже моложе -  вспомним  назначения этого года в Перми  — Максим Решетников (тридцать семь), Новгороде — Андрей Никитин (тридцать семь). А губернаторы Амурской и Калининградской областей Александр  Козлов и Антон Алиханов вообще родились в 1980-х годах и, собственно, кроме Путина и не могут представить кого-то в Кремле. Министру экономики Максиму Орешкину и министру связи и коммуникаций Николаю Никифорову – по тридцать пять.

В течение ближайших пяти-десяти лет власть окончательно перейдет в руки второго путинского поколения, «детей победителей», благо сыновья тех же Иванова, Фрадкова, Патрушева активно расставляются  на ключевые посты в управлении бизнесом и государственным аппаратом.  И вопрос не в механической замене одной генерации другой. Как показывает история XX века, качественные характеристики управляющей элиты — важнейший фактор в успехе или неудаче государств, особенно в вопросах модернизации.

Достижения реформаторов в Сингапуре при Ли Куан Ю, в Южной Корее при Пак Чжон Хи, на Тайване при Чан Кайши стали возможными благодаря сознательному выдвижению на руководящие посты людей, соответствующих определенным представлениям о должном, которые и обеспечили успех преобразований, цивилизационный рывок. Это же можно сказать про многие другие страны. И наоборот, катастрофа Африки после 1960 года — года обретения большинством тамошних территорий независимости, стала следствием того, что к власти пришли безответственные руководители: либо махровые коррупционеры, либо фанатики, а в лучшем случае — ограниченные автократы без ясных целей и твердой морали.

В коммунистических странах смена поколений означала угасание террора, уменьшение репрессивности режимов, общую либерализацию. Заряд фанатизма ощутимо ослабевал — явление, свойственное любому авторитарному порядку. Даже Северная Корея при внуке Ким Ир Сена представляет собой совсем иное государство, чем при деде. Как не устает подчеркивать наш ведущий кореевед Андрей Ланьков, КНДР сегодня — вполне рыночная страна, пусть и с очень специфическими правилами, и на словах сохраняющее верность былым заветам.

«Дети» и «молодые карьеристы»

Что же означает это для России? Посмотрим внимательнее, кто идет на смену союзу чекистов и олигархов?

Новое поколение управленцев можно разделить в первом приближении на два основных потока — «дети» и «молодые карьеристы». К первым относятся наследники ныне правящих представителей элиты; ко вторым — те, кто не родился с серебряной ложкой во рту. «Детям» власть и богатство принадлежат по праву наследования, «молодые карьеристы» добиваются их собственными усилиями, благо возможности для этого имеются, несмотря на привычное сетование о закупорке пресловутых социальных лифтов, последние двадцать пять лет ознаменовались фантастически быстрыми карьерами. Разумеется, двери открывались не везде и не для всех, тем не менее контраст с привычными советскими представлениями впечатляющ.

Этому взлету способствовал слом традиционного прохождения по лестнице государственной службы. Общества, находящиеся в переходном состоянии, не дорожат опытными кадрами. В них важнее иметь иные навыки. С одной стороны, это упрощает решение некоторых проблем, с другой  — отсутствие опытности и системности приводит к непродуманности  и поспешности.

И у «детей», и у «молодых карьеристов» есть схожие качества. Это, как правило, хорошее знание английского языка, непосредственный опыт жизни на Западе (по крайней мере регулярное его посещение), у многих — западное образование. Они не представляют иной экономики, кроме рыночной, скептически относятся к левым и социалистическим идеям. Все  — ярко выраженные прагматики без каких-либо политических предпочтений. Их объединяет «патриотизм» самого размытого толка. В сознании могут причудливо перемешиваться апелляция к советским ценностям, дореволюционному наследию, любовь к новейшей рок-музыке и публичное исполнение религиозных обрядов.

Все они также чужды публичной политике. Разумеется, есть среди них те, кто попал в исполнительную власть через депутатство (притом что конкурентных выборов нет), или через руководство общественными организациями, но они, во-первых, представляют собой меньшинство, а во-вторых, ввиду особенностей политического процесса в России фактически ничем не отличаются от классических бюрократов. Конечно, грань между «мажорами» и тем, кто добивается всего своим горбом, весьма условна. Тот же Антон Алиханов проходит по обеим категориям сразу.

Региональные трамплины

«Детей» целенаправленно посылают на различные должности во власти и в бизнесе для обкатки и получения необходимого опыта, стремительно проводя по лестнице должностей. Для этого хорошо подходят региональные администрации. Назначение нового губернатора часто означает, что он приводит с собой юную поросль  из Москвы — как «мажоров», т.е. сыновей и дочерей влиятельных людей, которым нужна соответствующая строка в биографии, так и молодых карьеристов, которые получают шанс показать себя и получить пост, которого в ином случае в столице добиться было бы затруднительно.

Скажем, приход губернатора Груздева в Тульскую область имел своим следствием назначение ряда молодых выдвиженцев. Так, 28-летний Андрей Спиридонов был назначен министром инвестиций, а теперь, обкатавшись в регионе, стал заместителем директора департамента правительства РФ. Евгении Шохиной, дочери экс-вице-премьера, даже выезжать в регион не потребовалось, она была заместителем руководителя представительства администрации области в Москве. Этот же процесс продолжился при новом губернаторе А. Дюмине. Его заместителем стал В. Федорищев (1989 года рождения), который за пять лет  прошел путь от выпускника вуза до директора департамента в Минэкономики. В случае если в 2018 году Дюмин вернется в Москву на важный пост в команде Путина, Федорищева может ожидать высокое назначение в федеральных органах власти.

«Непотизм» или форма дополнительного контроля

Отличительной особенностью постсоветской конструкции является не просто тесная спайка бизнеса и власти, но и их наследование. Дети Сталина, Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко не могли и думать о каком-то серьезном участии в управлении. Стабильность обеспечивалась иными методами. Сегодня же, в отсутствие работающих институтов, присутствие родственника или иного близкого человека в руководстве является гарантией, что ту или иную госкомпанию, бизнес-холдинг и т.д. не «разворуют» (с точки зрения нынешнего квазисобственника) или что активы не перейдут по управление других кланов (говоря по-иному).

Поэтому столь возмущавшая в свое время  «семейная» приватизация нефтяных и химических активов в Татарстане и Башкортостане (соответственно, группами Шаймиева и Рахимова), назначение родственников губернаторов в менеджмент ключевых компаний соответствующих субъектов РФ,  с их точки зрения — не коррупция, а форма дополнительного контроля («сын у отца не украдет, а интересы отца равны интересам региона в целом»).

В нормальном, устоявшемся обществе преемственность среди элит — естественное явление. Считается, что если ребенок растет в семье крупного политика, бизнесмена, то он с детства проникается соответствующим этосом, наследует навыки управления, которые дополняются и оттачиваются в лучших учебных заведениях, а материальная обеспеченность позволяет будущему лидеру сосредоточиваться на служении обществу, а не на личном обогащении. Даже в такой меритократической стране, как США, самым демократическим путем во власть избираются несколько поколений семьи Бушей — именно по вышеуказанным основаниям. И Хиллари Клинтон не беспокоила избирателей как кандидат  —  ее дополнительный опыт «первой леди», наоборот, шел ей в плюс.

В России же еще нет устоявшейся системы ценностей среди элит. Регулярные скандалы с детьми-мажорами, показательно тратящими родительские денежки самым возмутительным образом, ярко это показывают. Важнейшее качество успешной элиты — это социальная ответственность, а также самоограничение в потреблении.  Это касается как западной модели успешных стран, так и восточных. Они базировались либо на протестантских постулатах, как в Англии и США (теперь – на политкорректности), либо на конфуцианских, как в Азии.

В РФ же нет той идеологической базы, которая бы обеспечила ответственное поведение элит. Они ясно сознают свое неустойчивое положение, отсутствие гарантий сохранения собственности и власти, потому многим свойственна психология временщиков. Особенно это касается «молодых карьеристов». Если дети вышеотмеченных путинских соратников могут не опасаться за свое будущее, то у последних возможности открываются только «здесь и сейчас».  В этом смысле выдвижение в топ-менеджеры именно представителей самых близких к Кремлю семей создает меньше коррупционных рисков. Они рассматривают передаваемые им в пользование авуары как «свои», и, соответственно, действуют на долгосрочную перспективу.

Радикальная смена элит или косметические изменения?

В целом поколение новых управленцев можно охарактеризовать как умеренно прагматичное и лишенное идеализма (в современном, западном понимании слова). Оно нацелено на сохранение нынешнего порядка вещей, не верит в возможность быстрых позитивных перемен. События «арабской весны» и Евромайдана его в этом убеждают. Поэтому недопущение любого рода волнений, подмораживание политической и общественной активности для него остается такой же актуальной задачей, как и для поколения «отцов».

За время, прошедшее с 1991 года, ощутимо изменилась бытовая культура россиян — они стали вежливее, предупредительнее. И в этом смысле поколение, берущее власть, и воспитанное уже в 1990-е и последующие годы, будет отличаться по крайней мере большей сдержанностью. Но внешний лоск и безупречный английский не должны вводить в заблуждение, что к soft-power новые управленцы будет прибегать чаще, чем к грубой силе. Все избирательные кампании последнего времени, которыми де-факто руководили политтехнологи младшего поколения, работа  с общественностью местных органов власти, также сосредоточенная в его руках, свидетельствует о том, что никто не желает рисковать и допускать хотя бы толику самостоятельности. Это легко объяснимо — данная генерация сформировалась уже после перестройки и девяностых, и не представляет себе конкурентной политики, и не верит в нее. Последовательное наступление на интернет  — во многом его инициатива.

Поэтому в обозримой перспективе Россию ожидают лишь косметические изменения — приход «непоротого» (неголодавшего и т. п.) поколения не несет с собой значимых перемен. Приглашение же из-за рубежа «чикагских мальчиков» по чилийскому образцу невозможно в силу множества обстоятельств, начиная от рисков в сфере безопасности.

Думается, это не самый худший сценарий. Радикальная смена элит в конкретных российских условиях означала бы в лучшем случае очередной передел собственности. Но более вероятным был полураспад страны, взрыв ситуации на Северном Кавказе, попытка сдачи Крыма. Оптимистический сценарий может быть связан только с поколением внуков, тех, кого сегодня отправляют учиться в престижные европейские интернаты.  В России надо жить долго.