Немецкий нацизм зародился в США?

Дэвид Микикс (David Mikics)

26 июля 1935 года порядка тысячи антинацистских демонстрантов напали на «Бремен», роскошный и современный немецкий лайнер, пришвартованный в Нью-Йорке. Протестующим удалось сорвать с корабля флаг со свастикой, который они швырнули в реку Гудзон. Этим увенчалась долгая и жаркая летняя борьба между сторонниками и противниками нацистов на улицах Нью-Йорка.

Пятеро из участвовавших в налете на «Бремен» были арестованы, но когда они предстали перед судьей Луисом Бродски (Louis Brodsky) в сентябре 1935 года, произошло нечто удивительное: Бродски отклонил все обвинения, объявив свастику заслуживающим уничтожения «черным пиратским флагом», символом «восстания против цивилизации… атавистическим обращением к общественным и политическим условиям темных веков, а то и варварства».

Закон, которым Бродски обосновал свое смелое решение, был спорным, и вскоре министерство юстиции Рузвельта принесло Германии извинения. Гитлер похвалил администрацию Рузвельта за то, что она не поддержала постановление Бродски. Тем не менее, то, что еврей Бродски оправдал антинацистcких вандалов, стало для гитлеровской партии удобным скандалом. Нюрнбергские законы, принятые в сентябре 1935 и наложившие на немецких евреев жесткие ограничения, были, согласно заявлениям нацистов, «ответом» на «оскорбление» со стороны Бродски.

Джеймс Уитмен (James Q. Whitman) посвятил свою новую книгу «Американская модель Гитлера» «призраку Луиса Бродски». Однако Уитман не согласен с утверждением Бродски о возвращении нацизма середины 1930-х к средним векам. Уитман продемонстрировал, что Нюрнбергские законы не были варварской аномалией — напротив, они частично вдохновлялись принятыми на тот момент американскими расовыми законами. Нацистский режим рассматривал себя в качестве авангарда в развитии расового законодательства и следовал американскому примеру. «Нацистские юристы небеспричинно считали Америку лидером в разработке новых расистских законов», — отмечает Уитман. В 1930-х американский Юг и нацистская Германия отличались наиболее откровенным расизмом, гордясь тем, как они лишили чернокожих и евреев соответственно гражданских прав.

Ученым давно было известно, что нацисты вдохновлялись американскими евгениками; теперь же Уитман добавляет к этому влияние американской иммиграционной политики и расовых законов. В наши дни мнение Уитмана о подражании нацистов Америке может вызвать у нас моральную панику. Тем не менее, в эпоху Трампа нам следует внимательнее присмотреться к этой стороне нашего прошлого. Наш президент был избран во многом потому, что он опирался на американских националистов с их бесконечной охотой за внешними и внутренними врагами. По их мнению, безжалостные космополиты, иммигранты и творящееся в гетто беззаконие угрожают истинной Америке.

Историки обошли вниманием связи между нацистскими и американскими расовыми законами, поскольку Америка обделяла гражданскими правами по большей части чернокожих, а не евреев. Однако исследовательская работа Уитмана доказала, что нацистские юристы и политики в середине 1930-х снова и снова обращались к тем способам, которыми США лишили афроамериканцев права на голос и бракосочетание с белыми. Их восхитило то, как Соединенные Штаты превратили миллионы людей в граждан второго сорта.

<address class="article-magazine article-body__related-article-magazine"> </address>24.04.2014
Это может показаться нам странным, но нацисты рассматривали Америку как маяк для белой расы, нордическую империю, завоевавшую для белых обширное жизненное пространство. В своей книге «Превосходство белой расы» (1936) один немецкий ученый по имени Вархольд Драшер (Wahrhold Drascher) назвал основание Америки «судьбоносным поворотным моментом» в расцвете арийцев. Без Америки «никогда не зародилось бы осознанное единство белой расы», писал Драшер. Согласно историку Детлефу Юнкеру (Detlef Junker), для нацистов раса и жизненное пространство были двумя ключевыми понятиями, из которых вырос мировой успех Америки. Гитлер восхищался приверженностью американцев расовой чистоте и восхвалял кампании против индейцев, «сокративших многие миллионы краснокожих до нескольких сотен тысяч».

Гитлер не заблуждался, ища в Америке новые подходы к расизму. «В начале 20 века расовое законодательство Америки опережало всю остальную планету», даже Южную Африку, пишет Уитман. В Новом Свете испанская империя уже устанавливала законы, связывающие гражданство с кровью, однако Соединенные Штаты разработали расовое законодательство, значительно опережавшее таковое у испанцев. Почти столетие афроамериканское рабство было темным пятном на Декларации независимости Джефферсона и заявлении о том, что «все люди сотворены равными». Согласно закону о натурализации 1970 года, любой «свободный белый человек» мог стать американцем — нацисты одобрительно отметили это необычное расовое ограничение на гражданство. Калифорния ограничила китайскую иммиграцию в 1870-х, остальная страна взяла с нее пример в 1882 г..

Первая мировая война привлекла еще большее внимание к иммиграции и иммигрантам со стороны приверженцев расистских доктрин. Принятый в 1917 году закон, запретивший иммиграцию из «запрещенной азиатской зоны», ограничил въезд иммигрантов-азиатов, а также гомосексуалистов, анархистов и «идиотов». А Закон о квотах 1921 года установил предпочтения в пользу иммигрантов из Северной Европы перед итальянцами и евреями, для которых иммиграция была по большей части запрещена. В Mein Kampf Гитлер одобрил ограничения на иммиграцию, принятые американцами: будущий диктатор сокрушался из-за того, что «негр, проживавший ранее в протекторатах Германии, а ныне живущий в Германии, мог стать гражданином Германии». К этому Гитлер добавил, что «в настоящее время есть одно государство, где мы наблюдаем слабое зарождение улучшенной концепции… Американский Союз», который «попросту запрещает иммиграцию определенных рас».

Благодаря своим расовым законам, заключил Гитлер, Америка была народным государством в большей степени, чем Германия.

В том, что касалось расовых ограничений на бракосочетания, Америка не имела себе равных. Появившаяся в Америке идея о преступности межрасовых браков сильно повлияла на Нюрнбергские законы. В 1930-х почти в 30 американских штатах были приняты законы против смешанных браков, иногда запрещавшие браки с белыми не только афроамериканцам, но и азиатам. Нацисты с готовностью воспроизвели американские законы против межрасового смешения. Подражавшие американской модели Нюрнбергские законы запретили браки между евреями и неевреями.

В одном отношении американские законы оказались для нацистов слишком жесткими. В Америке действовало правило «одной капли»: зачастую было достаточно одной шестнадцатой негритянской крови, чтобы человек считался чернокожим. Однако в Нюрнберге предложение радикальных нацистов считать немцев с еврейскими дедом или бабушкой евреями не нашло поддержки. Вместо этого к людям, являвшимся евреями на четверть или даже наполовину, отнеслись со сравнительной мягкостью. Мишлинге — наполовину евреи — могли считаться арийцами, если они не заключали брака с евреем и не следовали иудейским религиозным обрядам.

Распределение прав на голос американцами тоже имело для нацисткой политики большое значение. Гитлер стремился превратить немецких евреев в резидентов без гражданства, лишенных как права на голос, так и иных прав. В Mein Kampf он предложил третичное деление на Staatsbürger (граждан), Staatsangehörige (лишенных гражданства резидентов) и Ausländer (иностранцев). В Соединенных Штатах подобное деление уже применялось в отношении некоторых этнических групп — в частности, афроамериканцев, большинство из которых не могло голосовать на Юге. Белые южане рассматривали чернокожих так же, как нацисты — евреев, считая их, по словам Уитмана, «чуждой расой», вторгшейся в Америку и угрожающей «одержать верх». В своей статье от 1934 года нацистский юрист Генрих Кригер восхитился тем, что США лишили права на голос не только чернокожих, но и китайцев. Другой правовед, Детлеф Зам, выразил восторг из-за отказа в праве на голос американским индейцам, и отметил, что согласно законам США филиппинцы, так же как и китайцы, были резидентами без гражданства.

Нацисты одобряли не только американские расовые законы, но и стоявшее за ними прецедентное право. В 1908 году Эрик Кауфман (Erich Kaufmann), консервативный немецкий профессор права еврейского происхождения, в дальнейшем переживший Вторую мировую войну в подполье, с похвалой отзывался об восприимчивости американских правовых решений к «изменчивому правовому чутью американского народа», «отзывчивость» которого он противопоставил жесткому гражданскому кодексу, которым руководствовалась немецкая юриспруденция. Спустя тридцать лет нацисты прислушались к мнению Кауфмана, увидев в отражающем настроение народа прецедентном праве способ узаконить расовые предрассудки. Хоть они и согласились с тем, что твердых биологических критериев для определения еврейства не существовало, они продолжали верить в правоту народной неприязни к евреям. Роланд Фейслер (Roland Freisler), один из наиболее радикальных и безжалостных нацистских юристов, писал: «Я считаю, что каждый судья должен относить евреев к цветным, хотя внешне они и кажутся белыми… Таким образом, я полагаю, что мы можем действовать так же прямолинейно, как и американские штаты. Государство попросту использует термин ‘цветные'. Подобный подход будет груб, но вполне достаточен». Фейслеру нравился основанный на прецедентном праве американский расизм, который, как выразился Уитман, «легко и непосредственно обрел форму закона». В научных определениях расы не было нужды; вполне хватало и распространенных предрассудков. Американский опыт говорил сам за себя: законы Джима Кроу основывались на общественном восприятии.

Другие нацистские юристы, подобно Бернхарду Лезенеру (Bernhard Lösener), высказались против прецедентного подхода к закону. Они указали на то, что отдельные судьи не смогут выносить основанные на расовых критериях вердикты без возможности научно установить определение еврейства. «Смутной ненависти к евреям» для этого было недостаточно, доказывал Лезенер, считая, что антисемитизм должен был основываться на расовой «науке». Лейзенер занял ту сторону нацистской идеологии, в которой упор делался на твердые научные факты о расе и народе; на противоположной стороне предпочитали выдумывать новые правила на ходу во имя немецкого могущества. Победила импровизация: недостаток ясности в том, кого считать евреем, позволил нацистам как использовать труд мишлинге в ходе войны, так и убивать их в случае нужды.

Нацисты знали, что Америка основывалась на эгалитарных и либеральных принципах. Однако они отметили, что мы делали из своих идеалов исключение для отдельных рас. Согласно профессору права Герберту Киру (Herbert Kier), Америка продемонстрировала, что «стихийная сила нужды к сегрегации людей по расовому признаку проявляется даже там, где ей препятствует политическая идеология». В Mein Kampf Гитлер восхвалял Америку за проповедование ею социальной мобильности, поскольку нацизм тоже боролся за равные возможности для всех арийцев. До конца 30-х среди нацистов был популярен «Новый курс» Рузвельта: по их словам, президент присвоил диктаторские полномочия, дабы помочь всем белым американцам, в то же время оставив нетронутой сегрегацию на Юге.

В заключении Уитман предлагает уделить дальнейшее внимание тому одобрению, которое выказали нацисты к американской законодательной культуре. Американская любовь к прецедентному праву, обычно считающаяся признаком нашего здравого и гибкого подхода к законодательным решениям, также может закрепить принятые в обществе предрассудки. Предпочтения общественности, желающей более строгих наказаний для преступников или нелегальных иммигрантов, могут посеять семена авторитарного фанатизма.