Это Кубань. Свадьба в семье судьи как воплощение феодального федерализма России

Свадьба в кубанской семье – не вопрос коррупции. Это чистая политика.

Кубанскую свадьбу даже скандалом не назовешь, никакого скандала, в сущности, и нет – артисты, выступавшие на свадьбе, довольно складно рассказывают о своем бескорыстном участии, стоимость банкета по мере появления в прессе подробностей уменьшается до вполне человеческих цифр, да и те цифры берет на себя отец невесты, известный в регионе бизнесмен. Что случилось? Ничего. Чем все возмущаются? Непонятно. А если учесть, что общество узнало о свадьбе не из привычных антикоррупционных источников (грубо говоря, не от Навального), а от адвоката Сергея Жорина, то тут вообще есть повод отнестись к происходящему как минимум сдержанно – мало ли чьи интересы в этой истории представляет Жорин.

«Свадьба дочери товарища Полянского» – такой понятный литературный сюжет, про это есть у Довлатова и еще во многих мемуарах – на очередной встрече с интеллигенцией Никита Хрущев в своей речи то и дело ссылался на эту свадьбу, рассказывая о подверженности советской молодежи всевозможным идеологическим диверсиям, и писательница Вера Панова даже сказала вождю: «Мы видим, что свадьба дочери товарища Полянского была для вас могучим источником познания жизни». Для нас таким могучим средством познания в эти дни становится свадьба дочери судьи Хахалевой – видимо, это познание и стало реальным поводом для возмущения.

Мир, в котором ⁠живет российская номенклатура, ⁠от посторонних глаз прикрыт вполне надежно, и если ⁠на высоком ⁠уровне (Медведев – Шувалов – Чайка) еще можно рассчитывать, что над усадьбами пролетит квадрокоптер ⁠авторов очередного расследования, то нравы и быт влиятельного ⁠судьи из богатого региона практически не имеют шансов стать достоянием ⁠интересующейся общественности. Возможно, вокруг судьи Хахалевой сейчас действительно происходит какая-то борьба, элементом которой стало попадание ее семейного торжества в федеральные новости, но что с того? У нас с давних пор существует странный и почти всеобщий предрассудок, ставящий факты в зависимость от того, кто их распространяет и с какой целью, как будто факт перестает быть фактом оттого, что его вбросил адвокат Жорин.

Факт свадьбы есть, и даже в самом мягком антикризисном пересказе он остается вполне возмутительным. Допустим, артисты говорят правду и действительно выступали бесплатно. Но и бесплатный концерт артистов, которые обычно выступают за большие деньги, – это дорогой подарок, и когда его принимает семья, в которой кроме судьи (мама невесты) есть еще и сотрудник Следственного комитета (жених), такой дорогой подарок выглядит очень опасно с коррупционной точки зрения.

То же самое касается отца невесты, который якобы оплатил банкет. Судья Хахалева называет его своим бывшим мужем, верить ей или нет – каждый решает сам (в конце концов, у нас бывшие военные четвертый год воюют в Донбассе, то есть слово «бывший» в России не имеет абсолютного значения). Но если бизнесмен Хахалев действительно не имеет отношения к этой семье, то получается, что семья, в которой есть судья и следователь, приняла подарок от бизнесмена, и это уже похоже на конфликт интересов. Даже если не иметь в виду, что конфликтом интересов можно считать любое взаимодействие между судьей Хахалевой и бизнесменом Хахалевым – судья, как известно, специализируется на земельных спорах, а у бизнесмена именно земля – главный актив, и если в такой ситуации бизнесмен оплачивает судье семейное торжество, то это будет скандалом вне зависимости от того, действительно ли они развелись и действительно ли не поддерживают между собой никаких отношений. Еще у судьи и бизнесмена есть сын 1990 года рождения – депутат краевого законодательного собрания от «Единой России» Кирилл Хахалев, которого самого по себе можно считать живым воплощением перманентного конфликта интересов в этой семье.

Но чем больше подробностей, тем больше фальши – ну серьезно, что вас здесь возмущает на самом деле? Что траты судей и следователей превосходят их официальную зарплату?

Что муж судьи, занятой имущественными спорами о земле, превратился в крупного помещика? Что сын депутат? Что дорогие артисты поют на свадьбе? Ни один из этих эпизодов не дает исчерпывающего описания проблемы, а напрашивающееся слово «коррупция» вообще уводит в сторону.

Судья Елена Хахалева

Это можно сравнить со скандалом вокруг чеченских геев – вот что это было, как это правильно назвать? Гомофобия, нарушение прав человека, полицейский террор – да нет же; тут достаточно слова «Чечня», и дальше уже надо расшифровывать именно это слово – дело ведь не в геях, а именно в Чечне.

Так и со свадьбой. Ключевое слово здесь не «свадьба» и даже не «судья», ключевое слово здесь – «Кубань». Образцовый, экономически благополучный регион, реальное устройство которого было продемонстрировано семь лет назад после массового убийства в станице Кущевской, когда общество вдруг узнало, что на Кубани слишком размыта грань между властью, большими деньгами и чистой уголовщиной вплоть до самых жутких криминальных патологий. Регион, где традиции местной коррупции сложились еще в брежневские годы (имя брежневского губернатора этих мест Сергея Медунова в скандальной хронике перестроечных времен конкурировало только с самыми одиозными узбекскими именами), регион, где эпоха духовных скреп с казаками и государственным мракобесием началась еще в девяностые при губернаторе Кондратенко, а его преемник Александр Ткачев, возглавляющий теперь федеральный Минсельхоз, принадлежит едва ли не к самой влиятельной олигархической семье в российском агробизнесе. Вот что такое Кубань, и на таком фоне любой эпизод из жизни любого местного судьи будет не более чем выразительным штрихом к портрету региона, а если представить себе, что скандал с судьей Хахалевой действительно станет скандалом с громкими отставками, уголовными делами и арестами, то Кубань все равно останется Кубанью – как Чечня останется Чечней, если в отставку уйдет, например, знаменитый Магомед Лорд Даудов, – не в нем же дело.

Российский федерализм, обозначенный в названии государства и в Конституции, давно превратился в очень спорное, полувиртуальное явление – он как бы есть, но при этом его, конечно, нет, страна управляется сверху, из Москвы, а не с мест. Но помимо несуществующего бумажного федерализма есть федерализм настоящий, вот этот – когда реальными субъектами реальной Федерации оказываются вот эти феодальные образования чеченского, кубанского или какого угодно еще типа; то, что некоторые регионы реже оказываются на виду или на слуху, не значит, что они чем-то принципиально отличаются от Кубани или Чечни. На наших глазах прямо сейчас разворачивается кузбасская драма, когда тяжело больной губернатор не может уйти в отставку, потому что иначе регион может погрузиться в хаос. Есть опыт Коми и Вячеслава Гайзера, когда мы увидели, что Уголовный кодекс позволяет посадить в тюрьму как ОПГ все руководство региона. Любой российский регион по факту оказывается вотчиной, в которой вместо закона и вместо любых государственных институтов – система неформальных отношений, в центре которой стоит подчиняющийся Москве губернатор, и разница между регионами заключается только в том, на чем именно сидит очередное семейство Цапков, – на нефти, на федеральных субсидиях или на дорогой земле. Люди заменимы, принцип остается неизменным, и если конкретного чиновника можно снять, посадить, заставить бежать, то эта феодальная система никак не пострадает, и завтра у Николая Баскова и Валерия Меладзе обнаружатся новые «друзья детства», у которых артисты захотят выступить бесплатно.

Именно поэтому ловить судью Хахалеву за руку, обвиняя ее в коррупции, – пустое дело. Свадьба в кубанской семье – это не коррупционный и даже не этический вопрос, это чистая политика: нам на наглядном примере, с песнями Баскова и Меладзе и руганью Кобзона, показали реальное устройство российского феодального федерализма. Обсуждать эту свадьбу, не касаясь вопроса о власти и об устройстве государства, невозможно в принципе.