«Куски меха засовывали в ширинки…»

Заметки на полях документального романа Леонида Юзефовича «Зимняя дорога» о гражданской войне в Якутии.

Алексей Волынец

В ушедшем 2016 году премию «Национальный бестселлер» получил роман Леонида Юзефовича «Зимняя дорога». В культурной жизни нашей страны «Нацбест» давно стал признанным литературным событием. «Выбор истинно лучшего произведения, созданного в прозе на русском языке в течение года» — гласит положение о премии. И в этом году выбор пал на историческое произведение, рассказывающее о гражданской войне в Якутии Точнее — о последних боях нашей большой гражданской войны, отгремевших 94 года назад посреди заснеженной якутской тайги. Книга Юзефовича даёт потрясающую картину той драмы, когда морозной зимой 1923 года сошлись в смертельном поединке на подступах к Якутску белый генерал и красный анархист.

Точнее — о последних боях нашей большой гражданской войны, отгремевших 94 года назад посреди заснеженной якутской тайги. Книга Юзефовича даёт потрясающую картину той драмы, когда морозной зимой 1923 года сошлись в смертельном поединке на подступах к Якутску белый генерал и красный анархист.

Впрочем, роман Юзефовича — это лишь большое современное послесловие к действительно настоящему бестселлеру своего времени, книге «В якутской тайге» Ивана Строда. Ту книгу печатали не только по всему СССР, от Якутска до Минска, — несколько англоязычных изданий начала 30-х годов прошлого века в Лондоне и Нью-Йорке рассказывали иностранной аудитории о необычной «Civil war in the taiga», гражданской войне в тайге, как назывался перевод книги Строда.

Иван, он же Янис, Строд был не писателем, а главным участником той драмы с «красной» стороны. Но к несомненному таланту «полевого командира», настоящего боевого вождя, прилагался и литературный дар.

Книга о «войне в тайге» оказалась куда больше чем просто очередные мемуары одной из сторон конфликта. По другую сторону, кстати, тоже сражался настоящий вождь и тоже не лишённый литературных вкусов — в перерывах между боями «белый генерал» Пепеляев пытался записывать стихи.

Свой бестселлер о той войне он, как проигравшая сторона, по понятным причинам не написал. Отчасти за него это в 2016 году сделал Леонид Юзефович.

Нет смысла пересказывать ту сложную историю, лучше прочитать о ней у Юзефовича или у самого Строда.

Доступны современному читателю и несколько воспоминаний белых участников тех событий, и даже сборники документов тех лет. Поэтому хочется рассказать о другом. О том, что отличает те события от остальной гражданской войны.

Прежде всего, это отдельные, но просто невероятные взлёты милосердия, прямо какие-то приступы гуманизма на фоне всеобщей и давно привычной жестокости.

Затем — мороз… Нечеловеческий, нехарактерный для остальной, даже северной России, якутский холод. Знаменитый в русской истории «генерал Мороз» в той последней битве соблюдал строгий нейтралитет — одинаково разил и белых, и красных.

Подарок для убийцы

В документальном романе «Зимняя дорога» два главных героя-антагониста, военачальники сражающихся сторон: «белый» Пепеляев и «красный» Строд. Оба убеждённые и яростные, но совсем не типичные представители своих «оттенков».

Кроме них показан целый ряд второстепенных, хотя и не менее колоритных участников той истории.

Нет нужды повторять, что все герои Юзефовича — это реальные лица.

И вот один из них, упомянутый почти мимоходом, по силе драматизма способен затмить даже главную пару героев, а его невыдуманная судьба подобна религиозной легенде — настоящая библейская притча.

Министром юстиции Дальневосточной республики он стал в 21 год, хотя на излёте гражданской войны такие карьеры уже никого не удивляли.

Фантастическая для иного времени боевая биография тоже не казалась примечательной много пережившим современникам.

Конечно, необычно, когда «красный» бежит в тайгу от «белых» с мешком книг вместо хлеба. Или защищает вместе с монголами буддийский монастырь от войск барона Унгерна. Но биографии такой лихости в то время были даже слишком часты.

Врагов и товарищей сын забайкальского казака Сергей Широких-Полянский удивил другим — своей смертью. Хотя смертей в те годы было ещё больше, чем фантастических биографий. Но только его уход из жизни не смог оставить равнодушными даже повидавших море крови головорезов всех сторон.

Весной 1922 года Широких-Полянский был назначен политическим комиссаром «Якутской губернии и Северного края».

Главные силы «белых» давно разгромлены на всех фронтах, однако якутская тайга всё ещё охвачена гражданской войной. И в мае того же года в мелкой стычке за сотню вёрст к востоку от Якутска молодой комиссар получает смертельное ранение в живот.

Его убийца — один из неграмотных якутских повстанцев — схвачен.

Описывая этот эпизод в «Зимней дороге», Юзефович цитирует воспоминания Строда, участника той перестрелки в окрестностях якутского селения Амга:

«Бойцы схватили стрелявшего и готовы были растерзать, но потом решили дать возможность умирающему застрелить его самому».

Раненый был ещё жив, находился в сознании. После многих лет гражданской войны он не сомневался, что его ранение смертельно не то что посреди тайги, а даже окажись рядом лучший госпиталь тех лет.

Тот же опыт войны даёт другое знание: умирающий понимает, что неизбежная в его случае агония будет мучительной и долгой.

«Ему вложили в руку наган, — передаёт Юзефович рассказ одного из очевидцев, — но, когда перед ним поставили трясущегося человека в залатанных дырявых одеждах из звериных шкур и кожи, стрелять он отказался».

Умирающий комиссар попросил накормить пленного и отпустить «на все четыре стороны».

Более того, умирающий дарит убийце свой кисет с махоркой — «вещь, которая на войне после гибели хозяина обычно достаётся его ближайшему другу», — объясняет читателю Юзефович. Пленный якут долго не мог поверить в происходящее, потом заплакал и ушёл в тайгу. Смертельно раненый 24-летний комиссар умер к следующем утру.

«Для многих большевиков это было непонятно», — напишет один из участников тех событий, рассказывая о недоумении товарищей убитого, вызванным таким неожиданным гуманизмом посреди гражданской войны. Но именно эта смерть и этот порыв души умирающего станут переломом в ходе гражданской войны в Якутии.

«Разноголосая молва мгновенно разнесла этот потрясающий поступок умирающего красного комиссара. Если ранее при приближении отряда красных местные мирные жители убегали в тайгу, бросая дома престарелых родителей, маленьких детей, весь скот в страхе и в ужасе перед красными, то на обратном пути этого же отряда из Амги в Якутск их встречали приветливо, стараясь оказать любую помощь, более того, предупреждали, где повстанцы могут установить засаду. Позже отпущенный умирающим комиссаром повстанец за то, что рассказывал всем свою историю был расстрелян как большевистский агитатор…» — отписывает эти события современная книга «История Якутии в лицах».

А был ли «мальчик»?

В 1922 году на берегах Лены сражались друг с другом ЯАССР и ВЯОНУ — «Якутская автономная советская социалистическая республика» против «Временного Якутского Областного Народного Управления».

Якуты и русские были по обе стороны баррикад, война была именно гражданской.

Спасённый умирающим врагом и расстрелянный своими же, повстанец-якут стал символом перелома в гражданской войне. Именно поэтому теряющие поддержку населения лидеры ВЯОНУ летом 1922 года отправили посланцев за подмогой во Владивосток, всё ещё занятый остатками «белых».

И здесь в документальном романе Юзефовича допущена, пожалуй, единственная фактическая ошибка. Ошибкой стал второстепенный, но важный персонаж — корнет Василий Коробейников, главнокомандующий «белой» армией ВЯОНУ, заливший Якутию кровью.

«Трудно понять, почему этот молодой человек со своим опереточным воинским званием, — пишет Юзефович, — стал командующим повстанческой армией, в лучшие времена насчитывавшей несколько тысяч бойцов… Ни одной фотографии Коробейникова не сохранилось. Никто из тех, кто был с ним знаком, не оставил ни описания его внешности, ни психологического портрета. Лишь один из мельком видевших его уже после разгрома восстания не без симпатии отметил, что Коробейников показался ему «отчаянным мальчиком», а у другого мемуариста есть ещё более лаконичная характеристика его облика — «невзрачный».

Эти два высказывания противоречат одно другому только на первый взгляд. Поставленные рядом, они позволяют увидеть некрасивого, нервного, не уверенного в себе, но амбициозного юношу, пытавшегося доказать свою состоятельность расстрелом милиционеров…"

Увы, здесь проза истории оказалась несколько грубее писательской фантазии.

В реальности родившийся в 1893 году Василий Коробейников был ровесником главных героев романа — он всего на два года младше «белого» Пепеляева и на год старше «красного» Строда. Ни тот, ни другой в документальном романе Юзефовича, а уж тем более в жизни давно не являлись «юношами» на момент гражданской войны.

Не был «юношей» и Коробейников, имея за плечами три года боёв на германском фронте и Георгиевские кресты четырёх степеней.

После революции корнет Коробейников успел повоевать за «белых», посидеть в тюрьме и послужить у «красных».

Это для поколения Леонида Юзефовича звание «корнет» может показаться «опереточным» — на его молодость пришлась знаменитая советская кинокомедия «Гусарская баллада», только там советский зритель мог увидеть «корнета», точнее переодетую в него девицу, с которой флиртует и поёт пришедший из анекдотов «поручик Ржевский».

Но у поколения Строда и Пепеляева «оперетты» и корнеты были совсем другими.

Для поколения начала XX века чин «корнета», то есть младшего кавалерийского офицера, вкупе с четырьмя Георгиевскими крестами давал исчерпывающую характеристику: их обладатель провёл Мировую войну на переднем крае, в боях и окопах, а не в штабах, как офицеры более солидных чинов.

Для гражданской войны, с её специфическими сражениями и «армиями» в несколько тысяч бойцов, такой «корнет» был даже лучше, чем привыкший к штабной бюрократии генерал.

Так что «отчаянный мальчик», командовавший армией якутских «белых», в реальности был опытным военным профессионалом.

Но, повторим, это, пожалуй, единственная фактическая ошибка документального романа «Зимняя дорога». 

Меха и морфий для «Зимней дороги» 

На призыв помочь антибольшевистским силам Якутии летом 1922 года откликнутся семь сотен офицеров под командованием Анатолия Пепеляева — главного героя романа «Зимняя дорога». 

О личности и судьбе этого «белого генерала» роман Юзефовича расскажет куда лучше, чем любая краткая справка. Лишь подчеркнём, что генералом Пепеляев стал в ходе гражданской войны, щедрой на крутые карьеры. 

До 1917 года он был армейским капитаном, не слишком обогнав в чинах корнета Коробейникова или прапорщика Строда, его будущего победителя и второго главного героя романа «Зимняя дорога».
Явно симпатизируя личности Пепеляева, автор «Зимней дороги» показывает и всю неприглядную изнанку его похода в Якутию. Начиная свой рискованный бросок из Владивостока к Якутску, генерал Пепеляев пребывал в уверенности, что действует на средства, «собранные народом Якутии». В действительности деньги дали иностранные торговцы мехом в обмен на обещанное лидерами ВЯОНУ монопольное право скупки и вывоза за границу якутской пушнины.

Юзефович изо всех сил старается быть объективным, хотя заметно, что изначально он симпатизирует, скорее, белым.

Но хорошая книга всегда начинает жить своей жизнью, и напор исторической драмы заслоняет исходные симпатии автора «Зимней дороги».

Личное бескорыстие генерала Пепеляева на фоне его биографии сомнений не вызывает.

Но за его спиной стоят весьма сомнительные персонажи — от наживавшихся на братоубийственной войне спекулянтов до выдававших желаемое за действительное прожектёров. Даже «Временный управляющий Якутской областью» старый эсер-идеалист Куликовский, политическое лицо «армии» Пепеляева, оказался наркоманом-морфинистом, обманувшим генерала рассказами о ждущей его на берегах Лены всеобщей поддержке. 
Одним словом, роман Юзефовича подтверждает, что советские газеты тех лет вполне справедливо называли поход Пепеляева авантюрой. Но именно в годы гражданской войны такие авантюры всё-таки имели некоторый шанс на успех.

И на пути к успеху маленькой армии Анатолия Пепеляева встала ещё меньшая группка бойцов под не менее авантюрным командованием Ивана Строда.

Здесь не обойтись без краткого изложения якутской драмы почти вековой давности.

В сентябре 1922 года вышедшие из Владивостока пароходы высадили отряд Пепеляева в порту Аян на побережье Охотского моря. Только такой маршрут позволял миновать главные силы «красных», наступавших на всё ещё «белое» Приморье.

Из Аяна до Якутска 782 километра по прямой, но пешая тропа через горы и тайгу в два раза длиннее. Большинство отряда Пепеляева составляли опытные ветераны мировой и гражданской войн, прошедшие в минувших боях не одну тысячу вёрст. Но даже они смогли выйти на дальние подступы к Якутску только в январе следующего 1923 года.

Силы «красных» в Якутии незначительно превосходили «армию» Пепеляева в семь сотен бойцов. Однако к тому времени «белые» уже бежали из Приморья и Владивостока — на всей территории только что созданного СССР генерал Пепеляев остался последним активно действующим «белогвардейцем». И красный командир Иван Строд во главе маленького отряда в 40 бойцов повёз белому генералу ультиматум:

«Откажитесь от бесполезной борьбы, сложите оружие. Это единственно правильный и разумный выход из того тупика, в котором очутились все вы и из которого не выбраться обратно, ибо все пути отступления отрезаны».

Пока Иван Строд с предложением о капитуляции ищет в зимней тайге «армию» Пепеляева, та движется к Якутску сквозь снег и мороз, громя по пути отдельные отряды «красных».

Даже узнав о падении «белого» Владивостока — весть об этом доходит в глухую тайгу с опозданием на несколько месяцев, генерал Пепеляев не собирается сдаваться.

Быстрый захват Якутска становится его последним шансом хотя бы на временный успех. Ведь только летом, когда по Лене пойдут речные корабли, «красные» смогут перебросить в Якутию новые силы.

По сути, случайно Строд оказывается в тылу Пепеляева.

К тому времени у Строда две сотни бойцов: он собрал и самовольно подчинил себе остатки разбитых гарнизонов.

Генерал Пепеляев не решается идти на штурм Якутска, имея за спиной такой крупный по меркам таёжной пустыни отряд. «Белые» поворачивают, чтобы сначала разбить силы Строда.

Противники сталкиваются в 18 верстах от селения Амга у зимовья Сасыл-Сысыы, что в переводе с якутского означает — «Лисья поляна». Бои, развернувшиеся тут в конце зимы 1923 года, станут последним крупным сражением гражданской войны.

«Мороз застучал в штаны…»
Все события приходятся на пик морозов в одном из самых холодных регионов нашей планеты.

За всю историю человечества никто ещё не воевал при такой низкой температуре.

«Зима выдалась необыкновенно суровая даже для этих мест, — пишет Юзефович, — в первую декаду января 1923 года средняя температура составляла сорок семь целых девять десятых градуса мороза, во вторую — на два градуса ниже. Ночами ртутный столбик опускался до пятидесятивосьмиградусной отметки. В такие морозы останавливаются ручные часы, потому что в них замерзает смазка, и при полном безветрии, под ясным звёздным небом человек слышит таинственный тихий шум, похожий на плеск листвы или шорох пересыпаемого зерна — шуршат кристаллики льда, в которые мгновенно превращается влага выходящего с дыханием воздуха. Такой звук якуты называют „шёпотом звезд“ — поэтично и в то же время с чувством близости проступающих в этой космической стуже иных, нечеловеческих сфер бытия…»

Человеческие сферы бытия при войне на таком холоде куда прозаичнее.

"Отмороженные носы, пальцы рук и ног, но главным образом обмороженные пенисы — одна из самых распространённых небоевых травм у обеих сторон. Люди сражались много недель посреди зимней тайги, и в силу физиологических потребностей от таких обморожений не всех спасала даже тёплая одежда".

«Мороз застучал в штаны, пришлось разрезать одно одеяло. Куски меха засовывали в ширинки», — вспоминает военный быт якутской зимы 1923 года один из участников боёв.

Одеяло имеется в виду, естественно, якутское — из тёплого меха, обычно заячьего.

Но та зима отличалась ещё и особенно глубоким снегом. 

И по этой снежной целине, проваливаясь в неё по пояс, а то и по грудь, отряды «белых» и «красных» проходили многие сотни вёрст. Впрочем, с обеих сторон воевали люди опытные, быстро нашедшие лучший алгоритм такого марша.

Обычно впереди пускали десяток-другой всадников верхом на самых сильных оленях, чтобы прокладывать тропу в снежной целине.

Как вспоминал один из участников боёв: «Даже в марте снег был настолько глубок, что, сидя верхом на олене в конце длинного каравана иногда из 60 животных, седок загребал его коленями…»

Без множества оленей походы Пепеляева и его противников вообще были невозможны — эти животные для той войны стали стратегическим оружием.

Следом за всадниками на рогатых «скакунах» двигались оленьи упряжки с припасами. И только после них месила умятый снег пехота: в конце гражданской войны было плохо с обувью, ту, что имелась, быстро приводили в негодность долгие таёжные походы, и большинство обматывало ноги шкурами всё тех же оленей.
Как вспоминал Иван Строд: «Оленей во время остановок отпускали совершенно свободно отыскивать свой незатейливый корм в виде мелкого мха-ягеля, который они ловко добывали из-под снега копытами передних ног. Иногда за ночь они удалялись от лагеря вёрст на семь и более…» Если отрядам приходилось спешить, что на войне случалось особенно часто, то олени за ночь не успевали ни поесть, ни отдохнуть — и начинался «падёж», отмечавший пройденный путь телами умерших животных. 

Вот как Иван Строд описывает типичный зимний марш:

«Длинной вереницей растянулись наши олени, характерно пощёлкивая на ходу копытами своих тонких стройных ног. Узкие и длинные нарты неслышно скользят по только что развороченной целине девственного снега. От дыхания бегущих животных пар садится и замерзает белым инеем на одежде бойцов. Мороз залезает в рукавицы и, как иглами, покалывает пальцы рук, зябнут и ноги… Часто, чтобы разогреться, приходится версту-другую бежать». 

Периодический бег — ещё одна характерная деталь зимних маршей на морозе ниже сорока по Цельсию. Иначе люди замёрзнут даже в самой тёплой одежде. Так что половину Якутии «белые» и «красные» не прошли, а в прямом смысле пробежали.
Неприступная крепость из навоза 

Не меньшие трудности ждали бойцов и после тяжких переходов, на привалах и ночёвках. Строд вспоминает «промёрзшие, твёрдые, как дерево, буханки ржаного хлеба». Их разрубали топором и, чтобы согреть, «клали чуть ли не в самый огонь». В морозные ночи под открытым небом не спасали даже костры.

«Было так, — вспоминает Строд, — пока один бок, обращённый к огню, греется, другой пронизывает ветер. Часто приходилось переворачиваться. Забудешься на часок-другой, потом снова проснёшься, и так всю ночь — и спишь, и не спишь».

Но любые тяготы походов меркли перед ужасом боёв в ледяной тайге. Промороженная земля не давала возможности рыть окопы, и, чтобы укрыться от вражеских пуль, сражавшиеся в зимней Якутии придумали укрепления из… навоза.
Книга Юзефовича хорошо описывает эту нигде больше не виданную особенность той войны: 

«Бруски замороженного конского и коровьего навоза — балбахи (балбах по-якутски „навоз“). Якуты копят их в течение года, а весной используют как удобрение… Балбаха представляет собой плиту длиной приблизительно 70 см, шириной и толщиной — 15−20. Пепеляев говорил, что пуля не пробивает две положенные рядом балбахи; по наблюдениям Строда, как раз два таких бруска пуля и пробивает, третий раскалывает, четвёртый остаётся неуязвимым. Разбить четыре слоя балбах можно лишь сосредоточенным пулемётным огнём». 

Из таких «балбах» в пять-шесть слоёв строили невысокую стенку с бойницами, присыпая снегом и поливая водой. Суровые морозы давали стойкость цемента необычным укреплениям — и белые, и красные по привычке называли их «окопами». 

В феврале 1923 года за стенкой из навоза, сооружённой на небольшом пятачке вокруг якутской избушки, отряд Строда почти три недели отражал атаки бойцов Пепеляева. 

«Окоп» был невысоким, и всё это время оборонявшиеся могли передвигаться по мёрзлой земле в лучшем случае на четвереньках. К исходу осады у тех, кто не был убит, нестерпимо болели колени и локти. 

Война на морозе дала ещё один страшный материал для строительства укреплений, когда спустя неделю пулемётный огонь разрушил в некоторых местах стенку из навоза. 

Иван Строд описывает это так: 

«Нужно было как-то восстановить укрытие. Но чем? Никакого материала у нас нет. Спрашиваю: — Сколько во дворе имеется убитых? 

— Наших человек пятьдесят. А с белыми больше ста будет. 

Выручили мёртвые. Мы решили из трупов убитых построить баррикады. Но для этого пришлось ждать ночи… 

Всю ночь исправляли красноармейцы разрушенные окопы. Подтаскивали замёрзшие, обледенелые трупы, примеряли, переворачивали, укладывали рядами, заменяли один труп другим. 

— Этот длинный — не подходит. Тащи покороче. Вот бери того — кажется, Фёдоров…" 

За ночь проломы в навозных стенках заложили трупами друзей и врагов. 

Скованные морозом тела защищали от пуль. Война приобрела инфернальный оттенок: 

«Звякали пули о мерзлые тела, отрывали пальцы, куски мяса, попадали в голову. От удара пули голова раскалывалась, и внутри был виден серый окостеневший мозг. Труп вздрагивал, некоторые падали наземь. Их клали обратно…» 
«Это не хорошо, братья…» 

На фоне этого ужаса, особенно потрясает поведение сторон: враги, сцепившиеся в смертельной схватке на губительном морозе, необычайно рыцарственны и даже любезны друг с другом. Никто не расстреливает и не пытает пленных, что было нередким в гражданской войне. 

Подчёркнуто гуманное отношение к пленникам — это норма боёв в Якутии зимой 1923 года. 

К тому моменту Пепеляев и Строд, как и многие их соратники, сражаются непрерывно седьмой год, если считать от начала Первой мировой войны. 

Они не только устали от зверств, но и понимали, что любая немотивированная жестокость лишь усиливает сопротивление противника и отдаляет победу. Стороны постоянно обращаются друг к другу с предложениями о капитуляции, чтобы прекратить кровопролитие. 

«Помните, что народ с нами, а не с генералами», — внушают красные. «Мы сюда пришли по зову населения. К сожалению, вы не считаетесь с мнением народа», — возражают белые. 

Это реальные строки из записок, которыми враги обменивались в феврале 1923 года. 

Измученные морозами, голодом и боями, противники общаются подчёркнуто вежливо, что на фоне укреплений из заледеневших трупов отдаёт чем-то запредельным. 

Перенося записки с предложениями о капитуляции, враги здороваются, пожимая друг другу руки. 

Когда первый раз красные парламентёры уходят, не попрощавшись рукопожатием, генерал Пепеляев обижается: 

«А что же вы руки не подали. Это не хорошо, братья». «Вернулись, пожали руки, — вспоминает очевидец, — и пошли к своему отряду, где лихорадочно кипела работа по укреплению позиции». 

Позиции, напомним ещё раз, укрепляли обледенелыми трупами. Генерал Пепеляев обращается ко всем своим солдатам и офицерам «брат», но точно так же он обращается и к красным парламентёрам. 

И своего главного врага даже за глаза, только среди своих, называет «брат Строд». 

Так и говорит с неподдельным уважением, когда осаждённые отклоняют очередное предложение о сдаче: 

«Брат Строд решил умереть под своим знаменем». «Брат Строд», раненный в начале осады, с пулей в лёгком командующий своими бойцами, действительно решил умереть, а не сдаться. 

Из гранат и трёх пудов охотничьего пороха сооружают фугас, который должен взорвать всех: обороняющихся и штурмующих, если «крепость» из замороженного навоза и окоченевших трупов всё же падёт. Но взрыв не понадобится — Пепеляев слишком много времени и сил потратил на эту осаду, к марту 1923 года «красные» из Якутска начинают контрнаступление. 

Время для «белых» упущено, и они уходят на восток к Охотскому морю. 

Спустя несколько месяцев, летом 1923 года, в порту Аян отряд Пепеляева будет пленён отрядом «красных», приплывшим из Владивостока. 

Этой операцией командовал ещё один второстепенный, но не менее яркий герой книги Юзефовича — Степан Вострецов. 

Брать в плен хорошо вооружённых бойцов Пепеляева его отряд шёл с незаряженными винтовками, чтобы не провоцировать кровопролитие. 

И белый генерал сдастся без боя. По пути во Владивосток красный командир и его пленник, по воспоминаниям очевидцев, будут обсуждать книгу «Жизнь Иисуса» французского философа Эрнеста Ренана. 

Через год после страшных боёв в Якутии оправившийся от ран Иван Строд приедет на суд к пленному Пепеляеву и его соратникам. 

Бывший враг станет фактическим адвокатом разбитого генерала. 

«Повстанцы допускали зверства, но после прибытия Пепеляева зверства прекратились, — скажет Строд на суде. — Пепеляев издал приказ не трогать пленных. Я считаю его гуманным человеком». 

Пепеляев впервые увидел своего победителя так близко и не удержался от короткой реплики: 

«Мы, все подсудимые, знаем о необычайной доблести отряда гражданина Строда и выражаем ему искреннее восхищение. Прошу это мое заявление не посчитать попыткой облегчить нашу участь». Наверняка читатель уже не удивится, когда узнает, что участь всех героев той истории, «белых» и «красных», в итоге будет трагична. 

Но об этом лучше прочитать в книге Леонида Юзефовича «Зимняя дорога».
Источник: https://dv.land/history/kuski-mekha-zasovyvali-v-shirinki?utm_source=nsp&utm_medium=tass&utm_campaign=tgb