Россия сегодня то ли ищет себя, то ли уже нашла и молчит

Поиск любым обществом своей идентичности означает, что оно ищет, осмысливает себя, свой путь. От того, кем мы, россияне, себя мыслим, представляем в истории, будет в полной мере зависеть наша и политическая система, и экономическая система, и внешняя политика. Если мы мыслим себя военно-служивым обществом, это будет одна страна. Если мы мыслим себя обществом, нацеленным на развитие, это будет другая страна.

Милитаризованное общество по определению тоталитарно. Это качество придает ему отмобилизованность, наделяет дисциплиной и готовностью выполнить ставшую уже привычной команду «Все как один!».

И это скорее всего про нас сегодняшних.

Несколько лет назад я был участником одной дискуссии. Спорили и решали, какой пантеон героев отечества нужно предложить в качестве примера нашим школьникам.

Один ряд был вполне предсказуемый и известный: Суворов, Багратион, Жуков, Рокоссовский, Конев, Ермолов (если говорить о Кавказе)… То есть этот славный список отражал наши победоносные войны и территориальные приобретения.

Другой пантеон героев, тоже был неслабый – это Александр Второй и Столыпин как реформаторы, Путилов как промышленник, Рябушинский… Далее шли Шукшин, Гагарин, Королёв, который отсидел в Магадане, то есть ряд героев, которые олицетворяют не идеал идентичности, связанный с территориальными приобретениями и победоносными войнами, а скорее с идеалом развития, созидания.

И был на эту тему серьезный спор.

Может быть, я ошибаюсь, но на сегодняшний день у нас не то только консенсуса нет, мы даже не можем ответить на вопрос, который Хантингтон вынес на обложку своей великолепной книги «Кто мы?». Она была посвящена американской идентичности, тому, как она формировалась и какие вызовы сейчас перед ней стоят.

Автор очень четко и много раз на протяжении повествования формулирует кредо американцев, ядро американской идентичности. Его составляют свобода, частная собственность, христианское мессианство, солидарность, права человека. Далее рынок, предпринимательский дух… Вот это все американское кредо.

А наше кредо – это до сих пор открытый вопрос. Но если мы не выработаем консенсус относительно того, что же является ядром идентичности общества численностью в 145 млн человек, то мы не сможем решить никаких задач экономического развития, проведения внешней политики, выстраивания политической системы. Это ключевой вопрос будущего страны.

Причем многонациональному российскому обществу нужна наднациональная, надэтническая, надрелигиозная, надрегиональная идентичность. Мне нравится слово «россиянин», я употребляю этот термин с удовольствием и вполне осознанно. Но вот что касается «российской нации», то здесь все пока гораздо сложнее. Этничность повсюду рвется вперед, объявляется главной. Боюсь, что пока официально обозначенную «российскую нацию» мы лишь принимаем за реальность.

Нет ли в таком спешном единении признаков тоталитарного сознания, особенность которого – поскорее утвердить любую идею единства, а там, глядишь, и приживется?

Я много раз бывал в Китае. Из 32 провинций проехал 25. Трижды был в Тибете, дважды был в Синьцзяне. И должен сказать, что в КНР с его подавляющим большинством этнических китайцев вопрос о политической нации также до сих пор не решен.

В Тибете в каждом частном доме, в каждом буддистском храме стоит портрет действующего далай-ламы, хотя это запрещено государством. Более того, государство не смеет войти в храм и снять со стены этот портрет, потому что против этого могут выступить 6 млн тибетцев.

В Синьцзяне каждый год кровавые столкновения. Гигантские полицейские силы сдерживают там конфронтацию между уйгурами и ханьцами.

Я был в городе Урумчи. В центре города – рынок. Днем на этот рынок приходят две общины – уйгурская и китайская.

Как только темнеет – две стороны многомиллионного города расходятся в разном направлении, после чего уйгур не смеет зайти в китайскую часть города, китаец никогда не зайдет в уйгурскую. Поэтому единство может провозглашаться на уровне партийных документов, но есть ли при этом в реальности наднациональная китайская нация – это лично для меня пока открытый вопрос.

А сегодня в бывших союзных республиках формируется политическая нация, наднациональная идентичность? Там и без этого, мне кажется, существует внутренняя конфликтность населения. А если наднациональная идея будет внедряться, ситуация, как я считаю, может даже усугубиться. Как это было в Российской империи, когда Александр Третий пытался русифицировать с помощью строительства в Каунасе, Вильнюсе, Таллине, в Верхнем городе гигантских православных соборов, полагая, что тем самым он сможет закрепить эту общеимперскую этничность. Что из этого вышло?

Наша история последних 100 лет показывает, что как только ослабевает центральная власть, религиозная, политическая, этническая энергия вырывается наружу и разрушает государство. Как бы нам в третий раз не впасть в иллюзию, что можно сверху построить идентичность, навязать «россиянский» народ, по указке сверху построить единое российское общество.

Я боюсь, что это иллюзия.

Но я говорю не о цели, которую только приветствую, а о средствах и методах реализации. Поэтому считаю, что мы оказались умнее в этом вопросе, нежели Украина и Грузия, потому что у нас федеративное устройство страны. У нас развиваются все языки и культуры. И это, вероятно, страхует нас от распада. А может быть, и нет. Но, во всяком случае, смягчает. Мы в гораздо лучшем положении. У нас, во-первых, более сильное государство, которое сверху держит свои скрепы. А во-вторых, само конституционное устройство более грамотное и тонкое. Но достаточно ли этого, чтобы спасти Россию от третьего за век распада? Не уверен.

Мне вообще кажется, что энергию религиозности, энергию этничности, энергию групповых каких-то страстей можно и нужно направлять, канализировать и собирать воедино не с помощью Кремля, а через общество и демократию, через участие граждан в политике. Чтобы каждая группа, как в Дагестане, была услышана, представлена через местные региональные выборы, через федеральные партии. Ключевая задача федеральных партий – эту многоголосицу собрать, канализировать и представить на федеральном уровне, как это происходит в Индии.

Это, кстати, прекрасный пример сложной страны, которая через разные по национальности и религиозности штаты, через локальные власти, через систему общенациональных партий собирается в Дели и образует единую индийскую нацию. Поэтому мне кажется, что мы всегда строили страну сверху с помощью государства. Я не говорю, что это плохо или хорошо. Это факт. Но это строительство общества сверху два раза не спасло нашу страну от распада. Мы никогда не пробовали сочетать строительство идентичности сверху с низовым энергичным движением, которое можно реализовать только через демократические институты.

Мой тезис прост. Если мы хотим обрести общую идентичность, должна быть открытая дискуссия, должны быть представлены все точки зрения, институционально созданы для этого все условия. Чтобы вся эта энергия этничности, религиозности и регионализма была канализована через демократические федеративные, местные, профсоюзные, партийные институты, СМИ, систему образования и культуры. Это очень сложно. Но крайне необходимо!

Иначе альтернативой распаду будет вновь государство-армия. Со всеми вытекающими тоталитарными «радостями».