Зачем приходил Маршал Блюхер к комиссару Гамарнику

В мае 1937 года командующего войсками РККА на Дальнем Востоке Маршала Блюхера неожиданно вызвал в Москву Нарком Ворошилов. Блюхер в ту поездку взял с собой жену. Впоследствии Глафира Безверхова-Блюхер, пройдя все круги ада, ГУЛАГ, написала книгу воспоминаний – ценнейший источник информации том, что происходило в армейской верхушке в дни Большого террора.

Поселился Блюхер с женой в гостинице «Метрополь», где для марщала был постоянно забронирован номер 387. В те тревожные дни уже прошли аресты так называемых “Военных заговорщиков” во главе с маршалом Тухачевским, уже дававших “признательные показания”. Через полтора года Блюхера постигнет та же участь, а пока он нужен Сталину, и маршал еще не догадывается о той роли, которую ему предстоит сыграть.
Первой жертвой Большого террора стал отнюдь не маршал Тухачевский. В те дни, когда вызванный в Москву Блюхер живет в Метрополе, так называемых Военных заговорщиков только готовят на Лубянке к суду и расстрелу. Они еще живы, их расстреляют в ночь с 11 на 12 июня. А вот Первого заместителя Наркомвоенмора армейского комиссара Первого ранга Яна Гамарника не стало еще 31 мая 1937 года. Он застрелился вечером того же дня в своей квартире в Доме военных в Большом Ржевском переулке. Ровно 80 лет прошло, а об обстоятельствах и причинах поступка комиссара спорят до сих пор. Достоверно известно только, что в тот день после обеда навестить больного Гамарника приходил Блюхер.

Из воспоминаний Глафиры Безверховой-Блюхер: «31 мая во второй половине дня к ним зашел Лаврентьев, первый секретарь Приморского крайкома, и предложил Василию Константиновичу навестить на квартире приболевшего Гамарника, с которым его связывали давние приятельские отношения. Вернувшийся вечером от Гамарника Блюхер рассказал жене, что Ян Борисович болен несерьезно, опасного ничего нет.
На следующее утро Глафира, просматривая утреннюю почту, в одной из центральных газет, в «Правде» или «Известиях», увидела заметку о том, что застрелился махровый враг народа Гамарник. С газетой в руках она влетела в комнату к мужу: «Прочти!». Сообщение шокировало Блюхера: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я.Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством»… Чтобы успокоиться, Блюхер стал быстро ходить по комнате. Наконец, остановился, сказал: «Теперь я понимаю: когда мы с Лаврентьевым вышли от Гамарника, во дворе стояла машина НКВД, при нас они не могли его арестовать. Ян Борисович, по-видимому, уже все знал, решение покончить жизнь самоубийством было им принято, он только ждал нашего с Лаврентьевым ухода… Какая выдержка! Значит, в тот момент, когда мы отъехали, и энкавэдэвцы ринулись в дом, чтобы арестовать Яна Борисовича, он застрелился..: Успел..»
К любым воспоминаниям следует относиться с осторожностью, а уж касающихся 1937 года тем более. Глафира, что совершенно естественно, стремилась представить мужа в положительном свете. На Василия Блюхера потом много чего повесят. Он станет членом Особого военного присутствия, приговорившего к смерти Военных заговорщиков во главе с маршалом Тухачевским, а по Москве уже тогда поползли слухи, что расстрелом Тухачевского, Якира и других командовал никто иной, как маршал Блюхер. Более того, далеко не все верили в самоубийство Гамарника. Поговаривали, что его на самом деле застрелили. А тут вот опять Василий Константинович засветился…
Внимательно прочитав написанные Глафирой строки, поневоле чувствуешь какую-то фальшь. Что-то она не договаривает. Ведь на самом деле Гамарник в свои 43 года был очень больным человеком. Накануне самоубийства, в ночь с 30 на 31 мая он перенес сильнейший приступ диабета и чуть не умер. Спасла его вовремя пришедшая сестра Фаина, врач кремлевской поликлиники (это именно она в свое время первой пыталась прийти на помощь и зафиксировала смерть жены Сталина Надежды Аллилуевой), сделавшая брату спасительные уколы. А весь день 31 мая от Гамарника практически не отходила вызванная медсестра. Блюхер о болезни Гамарника не знать не мог. Помимо этого, отношения между ними были сложными, и друзьями их назвать было никак нельзя, хотя знали они друг друга прекрасно. В 20-х годах Гамарник был Первым секретарем Дальневосточного крайкома партии, а Блюхер на Дальнем востоке командовал армией. В 1928 году Гамарника перевели в Белоруссию, а через год, в 1929-м назначили Начальником политического управления Красной Армии, то есть главным политкомиссаром страны. В конце 1935 года Блюхеру присвоили звание маршала, а Гамарнику – армейского комиссара 1 ранга. При этом он, как член ЦК продолжал курировать Дальний восток, где у Блюхера не заладились отношения со своим замом по политчасти армейским комиссаром 2 ранга Лазарем Аронштамом, подчинявшемуся Гамарнику.
В визите Блюхера на квартиру Гамарника вроде бы ничего необычного нет, если бы не одно но. Блюхер не мог не знать о приказе наркома обороны Ворошилова № 00134 от 31 мая 1937 года, где говорилось: «Отстранить от занимаемой должности, исключить из состава Военного совета при наркоме обороны СССР начальника Политического Управления РККА армейского комиссара 1 ранга Гамарника Яна Борисовича, как работника, находившегося в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре». Приказ был издан на основании решения Политбюро ЦК ВКП(б). 30 мая 1937 г.:
“Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного Совета, как работников, находившихся в тесной групповой связи с Якиром, исключенным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре.”
И Блюхер, зная о приказе и идя к опальному Гамарнику, как бы подставлялся. В то время так себя не вели. От попавших в опалу, а тем более ожидавших ареста, сразу же отворачивались все. А Блюхер пошел, но пошел отнюдь не из дружеских чувств. Через 11 дней, во время суда над Тухачевским и другими военными заговорщиками, члена суда Блюхера больше всего интересовала не вредительская и шпионская деятельность Тухачевского, Якира и других, а то, что они вместе с покойным Гамарником замышляли против него лично. Вот такой вот оборот.
Таким образом, Блюхер, узнав о самоубийстве Гамарника, жене врал. Врал про несерьезную болезнь комиссара, врал про то, что произошедшее стало для него неожиданностью. Но, Глафира тоже врала. Дочь Гамарника Виктория (по домашнему Вета) вспоминала, как в 1964 г. на юбилейном вечере, посвященном 70-летию Яна БорисовичаГамарника, к ней подошла вдова Блюхера Глафира и сказала: «Вета! Знаешь, в тот день, 31 мая 1937 г., мы с Василием Константиновичем должны были пойти в театр. Но он приехал от твоего отца сам не свой и сказал: «Театр отменяется. Сегодня Гамарника не станет».
Вот так. Оказывается воспоминания Глафиры написаны, что называется, для внешнего потребления, а на самом деле все было иначе. Блюхер знал намерениях Гамарника уйти их жизни. Так зачем же он на самом деле к нему приходил.
Давно подмечено, что разные люди об одних и тех же событиях дают различное описание, сильно расходящиеся в деталях. Это касается, к примеру, убийства Николая Второго и его семьи, где нестыковки в описаниях произошедшего убийцами расходятся настолько сильно, что можно сам факт убийства поставить под сомнение.

Очень сильно разнятся описания Бородинского сражения, особенно в части контратаки на батарею Раевского. А уж про обстоятельства гибели советских генералов в Харьковском котле 42 года чего только не написали…
Самоубийство Гамарника не исключение. Непосредственно в момент самоубийства дочери Веты дома не было, и она, выжившая в лагерях и сибирской ссылке, могла ссылаться только на рассказы матери, тетки и медсестры, присутствовавших при этом. До нас дошло несколько описаний события.
Вот Петр Якир, сын расстрелянного Военного заговорщика Ионы Якира пишет: «По рассказам жены Гамарника, Блюмы Савельевны, 31 мая утром к Яну Борисовичу Гамарнику, который лежал в тяжелом состоянии (обострение диабета) у себя дома, приехал его заместитель Булин и, якобы, В. К. Блюхер. Они ему сообщили об аресте Якира и Уборевича и, поговорив немного, уехали. Через некоторое время послышался гул мотора, раздался звонок в дверь. Жена Гамарника пошла открывать. Ян Борисович попросил дежурившую около него сестру что-то принести из другой комнаты. В тот момент, когда дверь открылась, в комнате, где лежал Гамарник, раздался выстрел. Приехавшие крупные чины НКВД оттолкнули жену Гамарника и бросились в комнату, но было уже поздно — он был мертв. Несмотря на это, они обрезали телефонный провод, срочно опечатали его письменный стол и сейф. Через несколько дней тело Гамарника было кремировано; на кремации присутствовали только его жена и Елена Соколовская (бывший секретарь подпольного райкома в Одессе во время интервенции в 1918 году, в то время директор Мосфильма, жена наркомзема А. Я. Яковлева, которая в скором времени была арестована и расстреляна). Урну с прахом Гамарника установили в колумбарии у крематория, но через несколько дней она по чьему-то приказу была изъята и исчезла неизвестно куда.»
Степан Микоян, сын Анастаса Микояна в своей книге Воспоминания военного летчика-испытателя пишет: «Уже в нынешнее время Вета Гамарник делилась со мной подробностями гибели отца со слов медицинской сестры М.Ф. Сидоровой, с которой она встретилась после возвращения из ссылки. Медсестра находилась в квартире в связи с обострением сахарного диабета у Яна Борисовича, который был на постельном режиме. 29 мая, накануне выходного дня по действовавшей тогда шестидневке, к нему пришел мой отец, и они долго разговаривали за закрытой дверью. Приводя в порядок на следующее утро постель, медсестра обнаружила под подушкой пистолет, которого до этого не видела. Как предполагает Виктория Яновна, Микоян предупредил ее отца о сгустившихся над ним тучах.
Днем раньше Я.Б. Гамарника посетил маршал В.К. Блюхер. Как пишет Конквест в книге «Большой террор», Блюхер по поручению Сталина и Ворошилова предлагал Гамарнику войти в состав трибунала по делу Тухачевского и других военных «для его же спасения». (Блюхер был членом трибунала и подписал обвинение военачальников, а 9 ноября 1938 года его тоже расстреляли.) 31 мая, в первый день шестидневки, к Гамарнику заехал управляющий делами наркомата И.В. Спиридонов и попросил ключи от служебного сейфа, так как понадобились, мол, находящиеся там документы. Гамарник, видимо, понял, что за этим последует. Жена Яна Борисовича проводила Спиридонова к двери, но он еще не вышел из квартиры, когда в спальне прогремел выстрел.»
Степан Микоян – друг детства Веты Гамарник. В 30-е годы Микояны и Гамарники занимали разные дома на одной госдаче, и дети бегали в одной компании. В 50-е годы именно Анастас Микоян помог Вете с реабилитацией отца и вернуться из красноярской ссылки в Москву. А в 37-м освободившееся место на даче занял Шапошников.
В советских изданиях встречается такая версия: “31 мая в пять часов вечера Булин вместе с еще одним командиром посетили Гамарника у него дома, так как он был болен. Они сообщили Гамарнику об аресте Якира и снятии самого Гамарника с поста начальника Политуправления. После того как они вышли из комнаты, раздались выстрелы, и тут же Гамарника нашли мертвым”
Или такая: “По приказанию Ворошилова 31 мая 1937 г. заместитель начальника ПУ РККА Булин и начальник Управления делами НКО Смородинов выехали к Гамарнику и объявили ему приказ НКО об увольнении его из РККА. Сразу же после их ухода Гамарник застрелился.”
Тему гибели Гамарника затрагивает и Волкогонов:” 30 мая в первой половине дня к Гамарнику приезжает с визитом старый друг Блюхер. Он привозит предложение Сталина: чтобы Гамарник вошел в состав суда, которому предстоит судить Тухачевского. Они обсуждают вопрос, и Гамарник решительно отказывается. Блюхеру не удается его переубедить, и он уезжает ни с чем. Свой разговор Гамарник пересказывает жене, которой он вполне доверял, ибо она была настоящим боевым товарищем, членом партии с 1917 г., работала с ним в подполье Одессы против интервентов, участвовала в Гражданской войне, окончила Институт красной профессуры, близко общалась с Бухариным и его окружением, работала редактором-консультантом в московском издательстве, выпускавшем «Историю Гражданской войны в СССР». Очень взволнованный, Гамарник при этом воскликнул: «Как я могу! Я ведь знаю, что они не враги. Блюхер сказал, что если я откажусь, меня могут арестовать» (Волкогонов. Триумф и трагедия. Кн. 1, ч. 2, с. 263)”
Были еще прелюбопытные свидетельства. Так дежурившая возле больного медсестра свидетельствует, что в день трагедии Гамарнику позвонил кто-то с кавказским акцентом и сильно ругался в трубку матом.
Елена Кочнева, внучка репрессированного комиссара 1 ранга Яна Гамарника: «И они (Булин и Смординов П.П.) прошли к нему в кабинет. Они беседовали о чем-то там. Но потом, как все предполагают видимо они сказали, что он уже отстранен потому, что у него опечатывали сейф… Все это… Когда они выходили, раздался выстрел. То есть… Ну, вот… Дед застрелился. Потому что они уже ему сказали и он прекрасно понимал, что его ожидает.»
Из дневника дочери Виктории Гамарник: «Утром кинулась за газетами. Развернула Правду прямо на лестнице. Искала фотографию отца в траурной рамке. И все, что о нем должно было быть написано, по моему разумению. Первая… Вторая… Третья страницы… Ничего! И наконец в конце, на четвертой странице в кошечных заметках Хроника. 31 мая 37-го года, запутавшись в связях с контрреволюционными элементами и видимо боясь разоблачения покончил жизнь самоубийством бывший член ЦК ВКП(б) Я.Б.Гамарник.
По другой инфрмации его хоронили 2 июня три человека: жена, дочь и шофер Семен Панов После кремации им было сказано, чтобы место для захоронения искали сами…
Как мы видим, нестыковок масса. Но, несомненно одно – Блюхер приходил к Гамарнику накануне трагедии. Более того, приходил, по всей видимости 2 раза, 30 и 31 мая. Приходил с некой миссией, и знал о намерении комиссара покончить с собой.
И многое встает на свои места, когда мы рассмотрим события конца 1936 года, когда Блюхер сам висел на волоске. Тогда Аронштам забросал Москву депешами о том, что Блюхер морально разложился, пьет, боевая подготовка частей низкая и т.п. Разбираться на Дальний Восток послали Гамарника, а в это время Тухачевский просит Ворошилова направить его вместо Блюхера на Дальний Восток! Хорош себе заговорщик. Вместо того, чтобы Сталина свергать, он просится с глаз долой подальше!

Продолжение следует