Отрывок из мемуаров стрелка-радиста

 

С Днем Победы!!

Я иногда перечитываю воспоминания своего бати, во время войны он был стрелком-радистом на дальнем бомбардировщике ДБ-3 (более известном как ИЛ-4)

Хочу поделиться отрывком - думал подсократить, но рука не поднялась.

...1945 год. Город Радзинь, Польша.

Польский городок Радзинь находится на половине пути между Варшавой и нашим Брестом, знаменитой Брестской крепостью. Радзинь – это одно из многих поместий знаменитого рода Радзивилов, богатейших магнатов панской Польши. На его окраине расположен замок, полуразрушенный войной. Что нас поразило в первые дни пребывания, так это обилие склепов. По-нашему склеп – это фамильное захоронение, а у панов – маленькая лавчонка, где можно купить все, что угодно. И этих склепов полно почти в каждом доме на главной (и единственной) улице города. Вот в один из таких склепов мы, трое стрелков-радистов, зашли. В углу за столиком сидело четверо «панов». Перед ними стояла маленькая бутылочка с «бимбером», польским самогоном. Когда мы зашли, паны приветствовали нас: «Хай живет Речь Посполита!» и потянули бимбер из крошечных рюмочек. Мой друг Коля Пасечник спросил хозяина склепа: «Пан, бимбер хороший?» «Да, хороший!» - и принес четвертушку этой выпивки. Коля и говорит пану: «Что ты принес? Неси большую бутылку!».
Паны перестали беседовать, уставились на нас, ожидая, что будет. Пасечник разлил бимбер в стаканы. Мы сразу выпили, закусили вкусной колбасой. Паны вытаращили глаза. Один из них стукнул по столу кулаком: «Эх, пшиско ведно, война!» - и потребовал у хозяина еще четвертинку. Вот так мы в первый день познакомились с нравами панов.
Нас удивляли ухоженные дороги, обсаженные деревьями, на всех перекрестках дорог кресты с распятием Христа или скульптура Матки Боски.
В 10 километрах от города располагался наш аэродром. Вскоре подвезли бензин, бомбы и мы начали летать на задание в Восточную Пруссию. К этому времени наши войска подошли вплотную к границам Рейха – Германии.
В моей летной книжке записаны названия целей. Это портовые города на побережье Балтийского моря: Либава, Кенингсберг, Кулдага, Здыня. Летали, как обычно, ночью. Я опишу лишь один такой полет, они мало чем отличались друг от друга.
Взлетали часов в 11-12 ночи с интервалом в 3-5 мин. В один конец надо лететь 500-600 км. При крейсерской скорости 280-300 км в час, это 4-5 часов полета. Пройдя рубеж  в районе фронтовой полосы, редкие огни, иногда в свете пожаров – дымные облака. Впереди по курсу – зарево пожаров, лучи прожекторов мечутся по небу. Разрывы зенитных снарядов. Вот в перекрестие 3-4-х прожекторов попадает самолет, и после этого в пламени взрывов на землю падают лишь его обломки. Штурман передает летчику: «Курс - 75°, высота - 900 метров. Это он настраивает прицел на бомбометание. Пока он не сбросит бомбы, летчик не может изменить ни курс, ни скорость, ни высоту.
Открываются створки бомболюка, в самолете – сквозняк, волна воздуха врывается в кабину. Слышна серия из 10 хлопков, это срабатывают пиропатроны бомбосбрасывателей. Самолет вздрагивает, освобождаясь от груза. Летчик круто разворачивает самолет вправо, мы ложимся на обратный курс. Где-то в 3-4 часа утра садимся. Завтракаем, принимаем по 100 грамм «наркомовских», идем спать. Но иногда бывает и по-иному.

Апрель 1945 года.

Я спросил у Феди, нашего штурмана, куда сегодня полетим. «Летим на Клайпеду – там большое количество немецких войск ожидает посадку на корабли, они отрезаны от суши, немецкие моряки будут вывозить войска на кораблях».
Обычно Федя не рассказывал о заданиях, но на этот раз разговорился.
Оружейники подвесили в бомболюках 10 «соток», а на наружной подвеске – три 250 килограммовых бомбы. Это в сумме 1750 килограммов взрывчатки. Как обычно взлетели, я установил связь с землей.
В наушниках шлемофона – треск, писк морзянки – помех было очень много. Пролетели более половины пути – впереди море огня, очень много разрывов зениток. Сквозь помехи слабый писк морзянки: --…--…--… - это «циркулярная» радиограмма для всех самолетов полка.
Очень четко наземный радист передает открытым текстом: «Заходите на цель со стороны моря! Заходите на цель со стороны моря!»
Включаю СПУ на штурмана и командира, докладываю о радиограмме. Они ругаются, у нас нет никаких плавательных средств. Миша разворачивает самолет вправо, летим в сторону Ленинграда. Под нами море, в нем как в зеркале отражаются звезды.
Вскоре впереди показываются огни, видны взрывы зенитных снарядов. В порту много военных кораблей – их хорошо видно на фоне темного моря, они открывают по нашим самолетам огонь, и по интенсивности этот огонь превосходит наземные зенитные установки, все  небо в беспрерывных разрывах.
Видимо, наше начальство надеялось на то, что заход на цель с моря окажется безопаснее. Командир принимает решение – перейти в крутое планирование, мы быстро снижаемся, вот уже и цель. Штурман сбрасывает бомбы, на земле все в огне взрывов. Зенитный огонь на высоте 500-600 метров мало эффективен, на большой скорости мы уходим. Вдруг наш самолет попал в луч мощного прожектора. Чтобы от слепящего глаза прожектора не потерять ориентацию в пространстве, командир натягивает на кабину черную штору, ведет самолет по приборам.
Мне прожектор тоже слепит глаза.

Самолет, освещенный лучом прожектора, идеальная мишень для истребителя, он может подойти в упор и расстрелять нас. Да и для зениток мы – идеальная мишень.  Я, поворачивая турель с крупнокалиберным пулеметом Березина, калибр 12,7 мм, направляю на прожектор, жму на гашетку. От длинной очереди по самолету раздается мощная барабанная дробь: «бу – бу – бу – бу –бу». Для Михаила эта моя стрельба неожиданна, он ругается, но вдруг свет прожектора погас.
Мы  летим на высоте около 300 метров, видимо очередь моего пулемета или повредила прожектор, или распугала его расчет. Но факт остается фактом, прожектор погас, и мы благополучно долетели до аэродрома.
На мой запрос о разрешении посадки Земля ответила радиограммой: «Аэродром закрыт, идите в зону ожидания». Минут двадцать прошло, пока я получил радиограмму, разрешающую посадку.
Мы сели, зарулили на свою стоянку. От техника узнали, что немецкий истребитель ходил в облаках, и когда наш очередной самолет садился, освещенный светом посадочного прожектора, сбил его почти над самой землей. Вот почему мы так долго ходили в зоне, пока немец, израсходовав горючее, не улетел.
Меня вызвали в штаб, спросили, почему я стрелял. Я объяснил. Ругать - не ругали, но и не похвалили, очевидно, не поверили, но в ленте не досчитались 25 патронов, которые списали.
А между тем война шла к концу.

Апрель 1945 года.

Наши наземные войска подошли вплотную к укрепленному району на Зееловских высотах, защищавшему подходы к Берлину. В известной кино-эпопее «Освобождение» есть такой эпизод. Накануне генерального штурма Жуков собрал совещание генералов, руководящих войсками.
Он предложил такой план: на участке прорыва шириной 3 километра сосредоточить несколько тысяч орудий разного калибра, установить 150 зенитных прожекторов, сконцентрировать для воздушного удара несколько сот самолетов и на рассвете начать генеральный штурм. Некоторые генералы были против этого плана. Тогда Жуков прервал совещание и приказал вечером всем собраться на одном из КП, командных пунктов.
Когда стемнело, генералы стали у амбразур. Вдруг им в глаза ударил свет одного прожектора, и скепсис генералов враз пропал. О том, как свет прожектора слепит глаза, я узнал пораньше генералов.
У нас на аэродроме большое оживление. Почти все исправные самолеты подготовили к вылету, а это почти сорок бомбардировщиков.
На наши вопросы начальник связи сказал: «Связь с землей не устанавливайте, работайте только на прием». Когда смерклось, один за другим самолеты поднялись в воздух. Но не как раньше, выходили на цель, а кружились в стороне. Летали долго, минут сорок, пока в наушниках не раздалось долгожданное: 777…777…777, потом шифровка, несколько групп цифр. Я в кодовой таблице этих цифр не нашел, а передал их штурману.
В шлемофоне голос Феди: «Миша, высота ___ эшелон ___ скорость ___». Это Федя расшифровал радиограмму и доложил о ней летчику. На земле было еще темно, когда вдруг синий ослепляющий свет прожекторов осветил позицию немцев. В их сторону полетели тысячи артиллерийских и реактивных снарядов «катюш», покрыв позиции врага разрывами, да и наши бомбы сделали свое дело. Вот в каком финальном спектакле пришлось участвовать нашему экипажу.
Не мне описывать, что случилось на земле, я там не был. Но я видел, как в свете, наступающего дня, сотни самолетов в разных направлениях, на разной высоте кружили над землей. Сотни ИЛ-4, ИЛ-2, Бостонов, Мигов, Яков, как тучи комаров кружились, били и крушили вражеские позиции. Все понимали, это - конец Адольфу. Был такой момент, когда мимо нашего самолета на расстоянии метров 30 пронесся какой-то истребитель, едва не столкнувшись с нами.

8 мая 1945 года.

Вечером к нашему самолету подошел командир нашего 27 Смоленско-Берлинского краснознаменного полка генерал-майор Серафим Кириллович Бирюков.
Технику Иванцу приказал готовить самолет. Мне сказал, чтобы связь не устанавливал, а слушал Москву. В пилотскую кабину сел лейтенант Бирюков, а генерал – в штурманскую. Взлетели, я включил приемник на Москву.
Около полуночи музыка в шлемофоне прекратилась, и раздался голос Левитана, диктора Всесоюзного радио, которого Адольф так же считал своим личным врагом и обещал повесить на фонарном столбе в Москве. Так как Юрий Левитан постоянно досаждал ему, передавая сводки с фронтов после 1943 года.

00:00 8 мая 1945 года.

Вдруг сквозь писк морзянки, треск разрядов я услышал: «Внимание, говорят все радиостанции Советского Союза! Сегодня фашистская Германия капитулировала!».
Я включил СПУ на летчика. Генерал Бирюков приказал лейтенанту посадить самолет. На выходе из крутого виража мы быстро сели на аэродром. Так закончилась для меня война, мы первые из всего полка узнали об этом.
Много лет спустя я случайно увидел по телевизору своего генерала. Написал на телевидение с просьбой выслать мне его адрес. Вскоре получил ответ. Написал ему письмо, напомнил тот майский день. От него получил подробное письмо.

12 мая 1945 года. День.

Но не вся Германия капитулировала, в осажденном нашими войсками Кенигсберге немецкая группировка не хотела сдаваться.
На аэродром подвезли несколько авиационных бомб весом в тонну. Подвесили их на наружную подвеску, нам приказали находиться у самолетов. Так в ожидании прошло несколько часов. Вдруг в небо взвились зеленые ракеты, это значит «Отбой». Оказывается, гарнизон крепости Кенигсберг все-таки капитулировал. Иначе на город и крепость Кенигсберг снова посыпались бы наши бомбы...