Забвению не подлежит

О том, что я еврей, и о Холокосте я узнал одновременно. Мне было тогда года три, и жил я у бабки в Прилуках. И однажды она мне сказала, что сегодня мы пойдем в гости к прабабушке Эсфире. Помню, как я оказался в большой полутемной комнате, и меня подвели к сидевшей в кресле крохотной сморщенной старушке. Она долго смотрела на меня, потом вдруг что-то прошептала беззубым ртом, тут бабка легонько подтолкнула меня к ней, и та – обняла меня и заплакала.
– Почему она плакала? – спросил я, когда мы наконец снова вышли на улицу и мне ударил в глаза солнечный свет.
– Потому что ты очень похож на ее сына Яшу, которого убили немцы, – ответила бабушка.

Потом она рассказала, что у прабабушки было 12 детей, но всех, кроме дяди Сёмы, убили немцы. И детей их детей тоже убили. Выжили лишь моя мама и ее брат, дядя Зяма.
– А почему немцы их убили? – не отставал я со своими вопросами.
– Потому что немцы убивали всех нас – евреев.
– Почему?!
– Потому что в мире было два самых умных народа: евреи и немцы. И немцы хотели, чтобы на свете только они одни остались самыми умными, – попробовала отшутиться бабушка.
Прошло больше полувека, а я все еще помню это объяснение и даже сегодня нахожу, что в нем что-то есть.

Во второй раз правда о Катастрофе нагнала меня лет в десять. Всё там же – в Прилуках, куда мы с матерью и сестрой приехали на лето. Мысль, что в летние каникулы дети должны отдыхать, моей маме, видимо, в голову просто не приходила, поэтому сразу после приезда она начала выяснять, у кого из родственников есть пианино, дабы сестра могла разучивать свои этюды.

Пианино оказалось у маминого двоюродного дяди Наума, который почему-то жил в большом доме совершенно один. Пока сестра сидела за инструментом, а мать следила, чтобы она не отвлекалась и исправно стучала по клавишам, у меня была возможность внимательно изучить висевшие на стенах фотографии. На всех фотографиях были одни и те же детские лица, если не считать портрета молодой женщины. 
– Это моя жена и дети, – вдруг сказал дядя Наум за моей спиной. – Их всех убили немцы, когда я был на фронте. Самому младшему был годик.

Почти каждый человек моего поколения может вспомнить подобные истории из своей жизни. Мы все узнавали о Холокосте в детстве, и эти трагические страницы семейной истории вольно или невольно стали частью нашей жизни.

Тем более что узнавали мы о них, как говорится, из первых уст. Но для наших детей и уж тем более внуков это уже очень далекая история, и только от нас зависит, станет ли она их частью, а значит, сохранится или нет в нашей национальной памяти.

Время стирает былые трагедии. Пройдет еще несколько десятилетий, сменятся два-три поколения, и гибель шести миллионов евреев будет представляться таким же мифом, каким многим представляются сейчас рассказы об Исходе из Египта, Вавилонском пленении или изгнании евреев из Испании.

Наверняка найдутся «историки», которые скажут, что, может, какая-то реальная основа у этого мифа есть, но евреи «как всегда» всё сильно преувеличили. Находятся они уже и сейчас, в том числе и в странах, на территории которых было уничтожено больше всего евреев – в Германии, Польше, Литве, Украине. Вероятно, появятся и евреи, которые поддержат столь прогрессивные и модернистские взгляды. Как есть они уже и сейчас. Как же быть с фотографиями, зафиксировавшими работу страшной машины смерти? Нам объяснят, что это фотомонтаж, с легкостью сделанный с помощью «фотошопа», который именно тогда, в ХХ веке, и появился. Да и вообще, немецкий народ был лишь орудием в руках Всевышнего, который таким образом решил собрать евреев на Земле Израиля, раз они туда сами ехать не хотели, несмотря на призывы Герцля, декларацию Бальфура. Виновен ли молоток в том, что им решили ударить по шляпке гвоздя?

Но главное, что пугает, – равнодушие к Холокосту со стороны израильских подростков. Это равнодушие не пробить никакими экскурсиями в Освенцим, финансировать которые так любят еврейские олигархи. Да и как они могут его пробить, если директор израильской школы, в которой учится мой сын, в открытую говорит: «Мы едем в Польшу не потому, что хотим показать, дескать, нас уничтожали, но мы живы, а чтобы осознать общечеловеческое значение Холокоста». И от этой казёнщины вдруг повеяло чем-то до боли знакомым и, казалось, давно забытым.

Уже давно нет на свете ни моей прабабки, ни бабки, ни дяди Наума. Еще немного, и уйдут последние, кто пережил этот ужас. Если мы с вами самолично не сохраним в памяти наших детей и внуков тот факт, что евреев убивали только за то, что они евреи, то новое поколение израильтян полностью утратит эмоциональную связь c Холокостом. Они просто уже не понимают, что запросто могли и сами быть ТАМ.

Петр Люкимсон