Рисунок. окончание.

4 часть

Утром нежный организм подростка температурой проголосовал за выходной.

- Каждый год ты попадаешь под последнюю грозу и заболеваешь. В этот раз ты умудрилась это сделать, не вставая с постели. Это становится дурной традицией, дорогая моя! Я ведь еще хотела проверить, закрыла ли ты окно, но забыла с этими чебуреками… Ладно, поболей, отдохни от «любимой» школы. Я тебе расписала, чего по сколько и когда принять, еще буду звонить, а то прочитать забудешь, - мама говорила не останавливаясь, потому что была расстроена простудой дочери, а показывать вида не хотела.

Юта помахала ей вслед рукой, пообещала лечиться по инструкции и провалилась в сладкий утренний сон, едва за мамой закрылась дверь.

Через два часа разбудил телефонный звонок, и мамин строгий голос приказал немедленно прополоскать горло. Юта засунула ноги в тапочки и побрела выполнять приказ. Захотелось есть. Содержимое холодильника не вдохновило. На подоконнике алели яблоки на огромном зеленом блюде, и Юта взяла сразу три, чтобы не ходить лишний раз на кухню.

Часа через три опять зазвонил телефон.

- Юта, Это Ждан. Ты чего не идешь?

- Даня, я заболела. Окно на ночь не закрыла, а там гроза была.

- Диктуй адрес.

- Ты придешь? Правда? – обрадовалась Юта.

- А куда я денусь, обещал же помочь…

Через двадцать минут Юта, надев теплый пушистый халатик сине-голубого цвета, открыла дверь мальчику из Липового парка.

- Вот ты даешь! – вместо приветствия выпалил Данька. – Вчера здоровая была, а сегодня заболела. Врача вызывала или в поликлинику ходила?

- У меня мама врач, так что я в поликлинику не хожу.

- Повезло.

- Ага. Ой, чего это мы в коридоре стоим? Пойдем на кухню пить чай с малиновым вареньем.

- Здорово. Люблю малину во всех видах.

- А это мои любимые яблоки!

- Красивые…

- Ты попробуй, какие они вкусные и сочные.

- А можно я одно для натюрморта возьму?

- Бери хоть десять. Я две коробки в субботу на даче собрала, а еще на верху дерева много осталось – папа соберет.

- Правда вкусные, а соку… Дай салфетку.

- Держи.

Они пили чай и болтали о книгах (оба последнее время читали Белянина), о музыке, о мультфильмах, рисованных конечно… Данька, наконец, достал альбом и карандаши.

- Ну, какая у тебя идея?

- Понимаешь, нужно нарисовать море, но белые гребни волн загибаются, как страницы книг, и даже проглядывают формулы, чертежи, цифры, буквы.

- Примерно так? – через минуту спросил Даня.

- Вот-вот, я знала, что ты поймешь. Плывет белый парусник…

- Лучше красно-коричневый, ведь будет еще белый парус? Или ты хочешь красные паруса?

- Только не красные, это такая затасканная цитата. Вместо мачты - большой циркуль, поручни – переплетенные контуры геометрических фигур, а паруса – открытая книга. У носа корабля номер школы, а на парусе цифра 30.

- А давай над кораблем аркой радугу…

- Как лубочная картинка получится. Лучше пусть облака словно отсвечивают радугу, но не явно, а как намек.

- Как назовем картину? Понимаешь, в конкурсных работах должен присутствовать некий девиз, посыл…

- Курс – в будущее, - просто сказала Юта, словно не только что эти слова возникли у нее в голове.

- Пойдет. Я еще с отцом посоветуюсь. Но если у него возникнут идеи, я с тобой обязательно согласую. Занятную работу ты мне подбросила. Отец говорит, что нужно пробовать себя в разных жанрах, вот я и попробую. Ты только скажи, тебе это гуашью сделать или акварелью?

- А темперой слабо?

- Пока слабо. Это нужно быстро писать, не поправляя. А откуда ты про темперу знаешь?

- Прочла где-то… У меня в голове такой чуланчик с наваленными на всякий случай знаниями… Иногда оттуда такое вываливается, что сама удивляюсь… Я вот что подумала, нужно сделать все простыми и восковыми карандашами… Как бы стилизация под детский рисунок…

- Да, это будет неожиданно и интересно, во всяком случае, для меня. Я постараюсь закончить к концу недели, а принесу в понедельник к школе, к первому уроку, если ты уже поправишься.

- Созвонимся!

В понедельник Данька стоял у ворот школы с большой папкой для эскизов. Юта подбежала, заглянула в папку:

- Вот это да! Привет, Даня! Ты просто гений!

- Привет. Это ты у нас гений. Отец сказал, что у тебя хорошо работает творческое воображение. Так что ты приглашена в его мастерскую.

-Правда? А когда?

- Давай в субботу. Он в мастерской только по утрам пишет. В это время свет правильный.

- Я никогда не была в мастерской художника. А ты за мной зайдешь?

- Конечно. Ну, вот. Уже звонок. Беги.

- Спасибо, Даня!

Весь день Юта пребывала в каком-то особенно приподнятом настроении. Кое-что она пропустила за время болезни, поэтому на уроках было интересно и время бежало быстро.

После уроков, когда Юта понесла работу Даньки в кабинет домоводства и решила в пустом коридоре полюбоваться на воплощение своей идеи, рисунка в папке не оказалось. Юта оббежала все кабинеты, где занимался сегодня ее класс, опросила всех техничек, даже в учительской поинтересовалась, не приносил ли кто ее рисунок… Но никто никакого рисунка не видел. Одноклассники уже разошлись, поэтому поиски Юта решила отложить на завтра.

Но и на следующий день, и до конца недели все поиски рисунка оказались тщетны. Данька несколько раз звонил, но Юта не могла ему признаться, что рисунок у нее украли. Внутри, где-то в районе желудка, появилось неприятное чувство, похожее на тошноту. А в груди было холодно, будто у нее вынули сердце… или душу. Юта удивленно обводила взглядом своих одноклассников и пыталась понять, кто из них оказался способен на такую подлость.

- Рано я тебя в школу выписала, - сокрушалась мама, - бледненькая и вид к вечеру совсем измученный. Если так будет продолжаться, пойдем анализы сдавать по полной программе.

В субботу Ждан встретил Юту у самого ее подъезда. У мамы в этот день было дежурство, отец убежал чуть свет в свою лабораторию, так что родителям Юта ничего не сказала о своем походе.

Сначала пришлось ехать пять остановок на троллейбусе до художественного училища. Потом несколько кварталов шли пешком. Высокий старый дом ждал их за очередным поворотом, в переулке, который Юта самостоятельно ни за что не нашла бы. Дежурная в огромном вестибюле благосклонно посмотрела на ребят, поздоровалась с Даней и великодушно позволила пройти. Парадное широкой мраморной лестницей и высоченными колоннами намекало на свое далеко не пролетарское происхождение, марши лестниц казались бесконечными, будто поднимались не на четвертый этаж, а на десятый. Воздух парадного, казалось, гудел, будто настраивали большой и чуткий духовой инструмент. Возникло непреодолимое желание петь, которое у Юты раньше никогда не появлялось.

- Постой, - шепотом попросила Юта.

Данька подчинился, удивленно уставившись на новое просветленное лицо своей подружки. Юта приподняла голову и запела чистым хрустальным голосом:

- Девочка плачет – шарик улетел,

Её утешают, а шарик летит…

Девушка плачет – жениха все нет,

Её утешают, а шарик летит…

Красивый высокий голос становился сильнее, увереннее, словно взрослел, обретая новые теплые тембровые краски:

- Женщина плачет – муж ушел к другой,

Её утешают, а шарик летит.

Плачет старуха – мало пожила,

А шарик вернулся, а он - голубой…

Снизу кто-то закричал «браво» и зааплодировал. Отец Даньки стоял на пороге мастерской и с нежной улыбкой смотрел на тоненькую девочку, так проникновенно спевшую песню Булата Окуджавы:

- Это и есть наша девочка Юта? Приятно удивлен!

- Да, это я, - ответила Юта, глядя в серо-синие глаза Даньки, оказавшиеся на лице взрослого красивого мужчины.

- Андрей Иванович Купцов к вашим услугам.

- Анна Владиславовна Литвинова, - в тон ему представилась Юта.

- Ты дочка Влада Литвинова?

- Да, а вы знакомы с папой?

- Мы в параллельных классах учились. Твой отец писатель или режиссер? Угадал?

- Нет, папа физик-сопроматчик, он в институте преподает…

- Обалдеть! Влад физик? Дай-ка мне его телефон. Вы тут пока все смотрите, а я позвоню из кабинета…

Мастерская показалась Юте огромной, в широких потоках света из окон и стеклянных фрагментов потолка плавали золотистые пылинки. Пахло красками, скипидаром, лаком, табаком и кофе.

У стены Даня сдернул ткань с законченной картины. На Юту в упор уставились две старухи с выцветшими, почти белыми глазами, они требовали ответа, которого Юта не знала. По спине поползли холодные мурашки. Юта поежилась и резко отвернулась.

- На меня они тоже так действуют, - Ждан поспешил завесить полотно. – А как тебе вот это?

Опало белое покрывало, и Юте улыбнулась красивая молодая женщина. Девочка посмотрела на своего спутника и тоже улыбнулась:

- Твоя мама? Ты похож на нее. Она актриса?

- Нет, она у нас финансист. Железная леди Госбанка.

- Очень красивая и сильная, просто королева.

- Это точно, мы ее с папой так и зовем, ну, и подчиняемся, как верноподданные.

- У нас в семье демократия, - вспомнив своих папу и маму, заявила Юта.

- А у нас – абсолютная монархия, я бы сказал, мамархия…

- Вот что детки из клетки, - вдруг прервал их вернувшийся в мастерскую Андрей Иванович, - пойдемте-ка в кондитерскую есть пирожные и пить кофе. Юта, здесь рядом чудесная французская кондитерская. Я так рад, что благодаря вам, детки, нашелся Влад… Живем в одном городе, а не встречались лет двадцать. С ума сойти… Расскажу сегодня Светланке – вот удивится, они ведь партнерами были в театральной студии, а я так ревновал… Светлана – это наша мама…

Вот и снова понедельник. Юта, не сняв куртку, поднялась на второй этаж и сразу увидела свой парусник. Под рисунком была прикреплена табличка с номером тридцать девять. Узнать, кто скрывался под номером, было невозможно. Она так надеялась, что у того, кто украл рисунок, хватит совести не выдать его за свой… Развернувшись на пятках, девочка стремительно направилась к выходу. Она не могла находиться в одном здании с украденным рисунком, с теми, кто на такое способен.

Её окликали, кричали что-то вслед, толкали, пытались схватить за сумку, но ее невидящий ничего взгляд отсекал пристающих, разрезая пространство прохода.

Она оказалась дома, но как, вспомнить не могла. Мир вокруг нее был однотонно серым, тусклым, пасмурным. Её долго носило по улицам, скверам, бульварам. Казалось, что если она остановится, то разорвется сердце от боли. Одетая, она села на пуфик в коридоре своей квартиры, потому что уже не держали ноги, и застыла в ступоре. Она не плакала. Глаза смотрели перед собой, но обращены были внутрь, в мрак отчаяния.

Мама, которой позвонили на работу и сообщили, что дочь ушла из школы, испугалась, застав свою девочку в таком состоянии. Был учинен допрос, как это умеют делать только любящие мамы. Уяснив суть проблемы, напоив Юту противными микстурами, мама уложила ее, бледную и сосредоточенную на своем несчастье, на диван в столовую, чтобы не терять из поля зрения. Сквозь полусон были слышны какие-то звонки, обрывки телефонных разговоров. Потом всплыл голос папы. Опять начались звонки, разговоры, разговоры, разговоры… А потом темнота непроглядного сна подхватила Юту и утащила в страшную душную бездну.

Утром опять была температура, неожиданно высокая, и совершенно пропал голос. Мама Валя превратилась в строгого врача, диагностировала нервный срыв и призвала на помощь папу Влада. Тот, отменив по телефону какие-то занятия и консультации, умчался из дома. Маме с трудом удалось влить в дочь стакан теплого молока и впихнуть таблетку. Юта опять провалилась в кошмарную черную бездну.

К обеду появился папа с незнакомым доктором, который постучал молоточком по коленкам и локоткам, поводил холодной железкой по животу и груди, погладил Юту по голове и сказал:

- Влад, а что ты хочешь? Она артистическая натура с тонкой нервной организацией. Я буду настоятельно рекомендовать экстернат. Андрюха говорил, она у тебя чудно поет Окуджаву…

- Да? – удивился папа Влад.

- Родители, как я вижу, не в курсе. Так вот я бы еще рекомендовал серьезно заняться вокалом: укрепляет легкие, связочки, да и весь голосовой аппарат... Я Валюше позвоню сам. Слушай, мы с ней на совещаниях много раз общались, но я не знал, что она твоя жена. Как тесен мир…

- У меня дочка самый настоящий технарь! Какой вокал? – вдруг возмутился папа Влад.

- Да-да, я помню, тебе тоже пророчили большое театральное будущее. У вас, Литвиновых, это наследственное…

Под разговоры и препирательство взрослых Юта опять уснула.

Вечером мама накормила ее, как маленькую, куриным бульоном с сухариками. И опять таблетка, опять сон без сновидений… Мрак.

На третий или четвертый день (Юта потерялась во времени) стало легче. Появился аппетит, а к вечеру стал и голос прорезываться. Еще через день в дверь позвонил Васька, сбежавший с последних уроков, едва получив сообщение, что сотовый Юты снова в сети.

- Ютка, ты того, не уходи из школы. Без тебя в классе и девчонок нормальных не останется…

- А я разве ухожу? – удивилась Юта.

- Родители твои приходили за документами. Сказали, что ты уходишь.

- Ну, значит ухожу, - Юта с облегчением вздохнула.

- А знаешь, кто твой рисунок своровал?

- Вась, не надо, не говори… Я не хочу ничего знать, я не смогу…

- Это да… Я понял. Не стоят они разговоров, - Васька энергично замотал головой, словно отгоняя ненужные мысли. - Я хотел спросить. Можно к тебе просто в гости приходить?

- Конечно. Мы же с тобой с первого класса за одной партой… Доверяем друг другу… Я тебя с Данькой познакомлю, он такой талантливый, наверное, художником будет.

- Видел я этого Даньку. Он с твоим папой снял рисунок с парусником и куда-то унес, а потом в школе такое началось…

- Не надо было мне этот парусник придумывать, если бы не рисунок…

- А моя мама говорит, что давно надо было разобраться, кто есть кто… Знаешь, Оладушка тоже из школы ушла.

- Из-за меня? – испугалась Юта.

- Нет. Говорят, что муж ей нашел нормальную работу.

- А в школе ненормальная?

- Получается, что так.

- Пожалуй, я пойду в педагогический. Как ты думаешь, я достаточно ненормальная для школы?

- Ты здорово умная. И красивая. Не надо тебе в школу.

- Еще есть время подумать. А ты заходи, когда время будет. Мы тут с папой придумали одну штуку, вроде компьютерной игры, в нее и вдвоем, и втроем играть можно…

- Я обязательно приду, - заверил на прощание Васька.

- Буду рада.

Вечером позвонил Данька:

- Нюта, ты представляешь, мы теперь с тобой вместе учиться будем, даже консультации нам в одно время на следующую четверть поставили. Правда, здорово?

- Да, здорово.

- У тебя теперь начнется совсем другая жизнь, вот увидишь.

- Хорошо бы. А знаешь, зови меня теперь Анютой.

Ночью ей приснилось море таким, каким оно бывает после шторма. На песке валялись какие-то обломки, кучки темно-рыжих водорослей, крупные ракушки. Море по-кошачьи ластилось к ногам, словно просило прощения за свои штормовые безобразия.

Юта увидела себя со стороны. Подробно рассмотрела легкое, струящееся платье, отделанное кружевом, словно морской пеной.

Она вдруг перенеслась на высокий камень, стоящий в воде, закинула голову и запела. На ее пение приплыли дельфины и стали насвистывать в такт, улыбаясь и покачиваясь на волнах.

В стороне, на берегу стоял повзрослевший Данька с огромным мольбертом. Он писал ее портрет. И море. Её любимое море.