«​Евровидение» и Самойлова. Крымское послесловие

Запрет въезда в Украину для российской исполнительницы Юлии Самойловой – это лучшее, что могло произойти. В том числе, в жизни самой Юлии Самойловой. 

Во-первых, правильно, что это произошло сейчас. Потому что Юлию Самойлову – девушку с инвалидностью, которая вынуждена передвигаться на коляске – Москва отправляла на «Евровидение»​ в Киев только затем, чтобы устроить скандал. Иначе бы российская аудитория узнала о ней задолго до выбора номинанта – благодаря ее выступлениям в самой РФ. Но пока что пик ее карьеры – выступление на Паралимпийских играх. 

Самойлову изначально отправляли «на заклание». Чтобы затем подробно освещать на росТВ недовольство принимающей стороны из-за приезда исполнителя, посещавшего аннексированный Крым. В этом смысле каждый день играл в пользу Москвы, потому что позволял раскручивать историю с Самойловой для собственной и иностранной аудитории. Пустят или не пустят? Обольют зеленкой или не обольют? Покажет ли Украина «звериный оскал хунты»? Как именно будет издеваться на несчастной девушкой? 

Поиски поводов для обиды с каждым днем лишь набирали бы обороты – и к самому конкурсу повестка вполне могла бы трансформироваться. Когда Самойлова была бы не одной из многих конкурсантов, а напротив – одной-единственной, за спиной которой маячат все остальные. А сам конкурс превратился бы в референдум о сочувствии ей. Переживаешь за нее? Голосуй. Поддерживаешь людей с инвалидностью? Голосуй. Привык быть на стороне слабых? Голосуй. Решение Киева не пускать ее в страну сделало подобный сценарий невозможным.

Во-вторых, хорошо, что это решение вообще появилось. Потому что в сознании многих Украина вполне могла бы потесниться с собственными принципами ради «европейского песенного праздника». «Не омрачать настроение», «не портить имидж», «не смешивать конкурс и политику» – аргументы из уст тех, кто воспринимает «Евровидение» как «водяное перемирие», могли звучать самые разные. Проблема лишь в том, что они манипулятивны: сам факт отправки на конкурс исполнителя, выступавшего в аннексированном Крыму, – это политика. И Украина всего лишь доказывает, что не готова поступаться собственными принципами ради того, чтобы чужие манипуляции прошли безнаказанно. 

В конце концов, в самой Европе сегодня немало тех, кто мечтает о том, чтобы вести с Россией «business as usual». Делать вид, что ничего не произошло. Что нет проблемы Крыма и Донбасса. Что Россия – самая обычная страна, с которой можно и должно торговать. В конце концов, к этому их приучили долгие полтора десятилетия, когда РФ оставалась страной с высокой покупательной способностью. И если сама Украина не считает нарушение своей территориальной целостности достаточным поводом для ответных мер – кто будет после этого воспринимать ее требования всерьез? 

В-третьих, можно не сомневаться, что сама Москва будет транслировать эту историю как пример того, что «культура снова стала заложницей политики».

Но и это не более чем подмена. С одной стороны, политика и лишь она определяла выбор Москвой своего конкурсанта. А с другой – культуры вне политики не бывает.

Потому что «заниматься политикой» – это лишь определять правила жизни, по которым живет общество. Что мы хотим видеть нормой, а что нет. Что мы считаем правильным, а что – неправильным. Каким мы хотим видеть наше будущее и настоящее. И в этом смысле не бывает людей «вне политики». Просто потому, что «вне политики» – это лишь еще одна форма твоей публичной позиции по этому вопросу. Если ты «вне политики» – значит ты лишь делегируешь свое право определять будущее и правила кому-то еще.

И в этом смысле неправы те, кто говорят, что вокальный конкурс – это не более чем вокальный конкурс. Потому что его идея заключена в демонстрации: мы разные, но мы вместе. Мы говорим на разных языках, но у нас общие ценности. И если кто-то решает сломать всю систему – это вовсе не повод для того, чтобы ценности подвинулись. Это повод для того, чтобы подвинулся нарушитель.

В-четвертых, любые разговоры о том, что концерты в Крыму или на Донбассе – это лишь искусство, и мы не можем отказывать в нем украинским гражданам, вынужденным жить на неподконтрольной территории, – либо глупость, либо провокация. Потому что любые концерты – это бизнес. Тот, кто приезжает выступать на полуострове, – зарабатывает деньги. 

Сидеть на двух стульях не получится. И запрет на въезд для Юлии Самойловой, выступавшей в Керчи, в этом смысле мало чем отличается от отмены концертов Кристины Орбакайте, которая пела в Севастополе, а затем собралась дать концерт в Киеве. 

Это лишь выработка системы условных рефлексов. Выступление на оккупированных территориях чревато отменой гастролей в Украине. Ведение бизнеса в Крыму – попаданием под санкции. Нарушение украинских законов – ответными мерами со стороны Киева. В этом мире есть очень много тех, кто привык ставить свой личный интерес выше общественного. Тех, кто готов закрывать глаза на войну, потому что она не касается лично его. И если Украина не будет готова говорить о собственных правах – значит, в глазах окружающих она будет обладать только обязанностями.

И последнее. Запрет въезда в Украину – это и правда лучшее, что могло случиться с Юлией Самойловой. Потому что Москва уже пообещала ей участие в «Евровидении» в 2018 году. Если сдержит свое слово – отлично. Девушка, которая героически борется с собственным недугом, которая сумела стать певицей вопреки ему, заслуживает уважения. И она наверняка достойна того, чтобы ее карьера не состояла лишь из выступлений на тематических мероприятиях для людей с инвалидностью. И если в ее биографии не будет выступления в Киеве – это значит лишь то, что ее история не станет заложницей чьей-то политтехнологии. 

А в остальном – celebrate diversity.

Павел Казарин