Принуждение к примирению

         В книге 1939 г. «Фашизм на марше» Стивен Раушенбуш описывает свой разговор с немецким бакалейщиком, который стоит множества томов о природе авторитаризма и тоталитаризма. В ответ на осторожное замечание об утрате немцами свободы продавец заметил: «Вы ничего не понимаете. Прежде нам нужно было заботиться о выборах, партиях, голосовании. На нас была ответственность. Теперь у нас ничего этого нет. Теперь мы свободны».

         Бегство от свободы как ощущение свободы лишь на первый взгляд парадоксально. В конце концов «национально-освободительная борьба» была одной из основ научного коммунизма, а слово «свобода» на всех языках десятилетиями красовалось на советских плакатах, и мало кто усматривал в этом злой сарказм истории.

         Даже в конце «крымского» 2014 года 62% респондентов «Левада-центра» были убеждены в том, что демократия России нужна, 49% считали, что она в России есть (показатели, характерные, например, для оценки россиянами наличия демократии в Германии – 51%, в Белоруссии – 31%). Правда, по сути дела речь шла о некой абстрактной субстанции, совершенно не совпадающей с тем, что российские граждане наблюдают в повседневной жизни. Но это абсолютно не важно – слова как идеальные сущности живут сами по себе, повседневная жизнь идет сама по себе. «Демократия» странным образом осталась недискредитированным понятием, и для большинства она остается синонимом всего хорошего и идеального. А с реализацией неэкономических идеалов – от чувства причастности к великой истории опричнины и полетов в космос до бомбежек ради жизни на земле – сегодня проблем нет никаких.

         Или вот такое слово года, слово-2017 – «примирение». Юбилей революции 1917 г. сильно перенапряг власть, и пока доминирует примерно такая идея: как несть ни эллина, ни иудея, так нет ни белых, ни красных – все отныне должны примириться в рамках консолидации народа вокруг лидера. Получается, что Путин помирил неуловимых мстителей с белым офицерством на почве духовных скреп.

         Ситуация несколько абсурдная, поскольку в сознании среднестатистического обывателя советские историко-китчевые стереотипы и без того мирно уживаются с неоимперской идеологией православного чекизма, что отлилось в граните богатого понятия «Крым». И лишь отчаянная амазонка Поклонская борется за неприкосновенность частной жизни царя-батюшки.

         Впрочем, есть процентов 10–15 населения, которые не захотели стать строительным материалом для крымского политического волнореза, поэтому с ними надо что-то делать, например принудить к примирению.

Конфликтность, агрессия, озлобленность, рост которых, кстати, даже монолитные граждане стали отмечать в социологических опросах, а также прямые «воспитательные» репрессии в сочетании с пропагандой уровня эпохи борьбы с космополитами призваны привести недовольных к миру и согласию. Полиция и служба судебных приставов помогут.

        Телевизионные крики и драки стали, вероятно, символами этой невиданной консолидации, а искусственно создаваемые раздражители вроде передачи РПЦ Исаакиевского собора видятся аналогом пактов Монклоа. (Почему бы тогда не предать земле Ленина по христианскому обряду – в рамках того же примирения?)

         В этой невероятной логике патриарх Кирилл в передаче Исаакия церкви именно в год 100-летия революции увидел то самое олицетворение «согласия и взаимного прощения белых с красными, верующих с неверующими». И эти слова были произнесены на фоне разве что не прямых физических столкновений противников изменения статуса собора и граждан, собранных церковно-светскими властями (вот уж где благостная симфония разлилась, так это в унии нынешнего государства и РПЦ). Сам же патриарх в октябре 2016 г. обвинял защитников московского парка «Торфянка» в том, что они сектанты, язычники и вообще участвуют в политической борьбе, а также «по идейным соображениям ненавидят изображение креста Господня». И вот уже в ноябре того же года в квартиры защитников парка в 6 утра вторгаются полицейские, уже сочиняются дела об оскорблении чувств верующих, а пропагандистское подкрепление приходит в виде государственного телевидения. Не хочешь «примиряться» с РПЦ? Тогда к тебе идут солдаты государства и церкви – телерепортеры и полицейские.

         Братание красных и белых предполагает, оказывается, применение насилия и уголовных репрессий. «Примирение» достигается с помощью усугубления конфликтности. «Консолидация» – методом разобщения нации, разделения ее на чистых и нечистых, на честных граждан и «национал-предателей» (из речи президента 18 марта 2014 г.).

         А так у нас – «демократия». И «свобода». «Свобода» немецкого бакалейщика, которому больше не надо думать и нести за что-либо ответственность.

Андрей Колесников