Александр Ревич о Поле Верлене

                            * * * 

                     И великий мастер французского языка Анатоль Франс, и не владевший им Максим Горький в своих статьях о Поле Верлене цитировали сходные, хотя и не вполне текстуально совпадавшие высказывания критика Жюля Леметра, который называет П.Верлена варваром, дикарем, ребенком "с музыкой в душе", который слышит порой "такие голоса, каких до него не слышал никто". Дикарь, больной ребенок, фавн - таковы характеристики, данные Верлену не только именитыми его современниками, но и авторами более поздних и совсем недавних работ об этом поэте.

Проходит время, и то, что казалось неясным, туманным в творчестве новаторов, последующим поколениям становится понятным и даже подчас близким.

                      М.Горький упрекал П.Верлена, как и других так называемых "декадентов", не только в туманности и непонятности, но в оторванности от реальной жизни с ее социальными сторонами, и даже в ее отрицании, в стремлении привить обществу "тонкий разрушительный яд". Но как можно обвинять в этом поэта, в каждой строчке которого слышится искренняя любовь к живому миру, а порой неподдельный, поистине детский восторг перед ним? Именно Верлену принадлежит строка: "Пусть жизнь горька, она твоя сестра", ставшая впоследствии названием книги русского поэта Бориса Пастернака "Сестра моя жизнь". Уже писалось о том, что в лирике Верлена окружающий мир, его явления, в том числе и природа, не реальны, а всего лишь некие знаки внутреннего состояния души, но откуда тогда такое явственное дыхание парижского ветра и дождя, жаркого полдня в летнем "городе белых камней" и многое другое, такое верленовское и такое французское. Да, это все рождено сознанием поэта, в его душе, но в искусстве по-другому и не бывает.

Почти все писавшие о Поле Верлене выделяют изо всего его творчества книгу "Мудрость", справедливо считая ее вершиной верленовской поэзии. В этой книге выразились наиболее полно духовные искания поэта, его путь к вере, и, вопреки бытующему до сей поры мнению, мне уже много лет тому назад стало ясным, что стремление Верлена к христианским истинам было для него не странной прихотью пьяного сознания, какой-то случайной отдушиной, а единственным способом спасения заблудившей души, его "дорогой в рай", мощенной многими грехами.

                     Я рискнул полностью перевести книгу "Мудрость", большая часть которой включена в это издание. Именно в этой книге мы обнаруживаем удивительную для французской поэзии склонность к предельной покаянности, свойственной скорее русской литературе, что было замечено А.Франсом. Мне кажется, это свойство поэзии П.Верлена связано с детской открытостью души поэта.

                  Когда-то меня поразила родственность поэзии Верлена с поэзией Б.Пастернака при всем различии этих поэтов, родственность не меньшая, чем у Пастернака с Р.-М.Рильке. Б.Пастернак подчеркивал это и сам в частных высказываниях, в своей удивительной статье о П.Верлене, своими прекрасными переводами нескольких стихотворений этого поэта. Я уже упоминал о заимствовании Пастернаком названия книги "Сестра моя жизнь" из верленовской строки, несущей глубоко христианский постулат. Очевидно, Пастернаку в его духовном становлении была очень нужна эта сторона внутреннего мира великого француза. Он, написавший о Верлене: "Кем надо быть, чтоб представить себе большого и победившего художника медиумической крошкой, испорченным ребенком, который не ведает, что творит!" - он, так написавший, понимал значение и существо поэзии П. Верлена правильнее и глубже многих, сложивших мифы об этом поэте.

             Основу этой публикации составляют стихи из книги "Мудрость" и наиболее близкие мне как переводчику стихотворения из других книг.

                 Даже невооруженным взглядом можно заметить, что более ранние стихи Верлена, при всей их неожиданности и драматичности, отличаются эстетически и мировоззренчески от стихотворений из книги "Мудрость". Чтобы подчеркнуть это различие, я включил в состав книги два варианта стихотворения "Деревянные кони". Первый вариант входит у Верлена в цикл "Бельгийские пейзажи" из книги "Песни без слов" и называется "Брюссель", а второй без названия входит в книгу "Мудрость". В отличие от первого варианта, немного гротескного, но представляющего озорную антиидиллию, второй содержит трагический мотив, резче окрашен социально и впрямую предвещает будущие исторические потрясения.