Розга и исключительные полномочия

Мало известна история применений телесных наказаний на Руси и значение этой меры для психического и физического здоровья людей.

В древней Руси, так называемой «языческой», телесные наказания особой популярностью не пользовались. И, по всей видимости, даже не существовали.

Обычною мерой взыскания в то отдаленное время был денежный штраф (вира), хотя можно и там найти слабое указание на телесное наказание, называвшееся в источниках «потоком» и выражавшееся в заточении, изгнании и, может быть, в предании смерти.

Все это, как нельзя, великолепно характеризует мягкий характер мирных славянских племен – «язычников».

Первыми насадителями телесного наказания у нас на Руси являются представители византийского духовенства, пришедшие в чужую землю с давно уже установившимися взглядами и убеждениями, выросшие в атмосфере византийского монархизма и с молоком матери всосавшие дух византийского права.

Явившись на Руси в роли опекунов вновь перекрещенной страны, греческое духовенство старалось руководить внутренней политикой гостеприимного государства, внушало князьям мысль о необходимости усиления верховной власти, на подобие пышно расцветшего цезаризма.

Первым признаком усиления всякой правящей власти является усиление уголовной власти, и греческое духовенство неумолимо твердило князю: - «ты еси поставлен на казнь злым», и вот результатом этой проповеди стало то, что «у колоколицы бьют кнутом»...

С этого времени телесные наказания на Руси стали возрастать в довольно быстром «crescendo».

Светская власть «не ослушалась» духовных отцов и, в законодательных актах оформляет сей «передовой» западный ритуал. Так что «Уложение царя Алексея Михайловича» в 1649 году назначает телесное наказание уже за 140 случаев преступлений и подразделяется уже на несколько видов.

Телесные наказания одновременно проникают и в духовную среду: так например, коломенский архиепископ Иосиф практиковал среди своих подчиненных «шелепы» плети, попов своих раздевал наголо и приказывал хлестать нещадно плетью, а сам приговаривал: «бей гораздо, мертвые – наши»!

В скором же времени розга проникла и в школу, где насадителями ее преимущественно являлись лица духовного звания. Так, например, Симеон Полоцкий написал гимн в честь розги, а поп Сильвестр дал целый воспитательный кодекс, где проповедывал: «не ослабляй бия младенца, но сокруши ему ребра в юности».

Любопытно еще привести отрывок из одного письма св. Димитрия Ростовского, характеризующего взгляды передовых людей того времени на школьную педагогику.

Святитель пишет: «дети, дети слышу о вас худо... Поставляю вам сеньора А. Юрьева, чтобы муштровал вас, як цыганских лошадей... кто будет против... пожалован будет плетью»...

Таким образом розга постепенно, но прочно, водворилась в московском государстве и, как справедливо выражается А. Г. Тимофеев, «мудрено было прожить в этом государстве, не испытав в какой-либо форме телесного наказания», а этих форм было великое множество.

При воцарение на царство Петр I произвел ревизию «душ» и, расписал крестьян зaтем или другим помещиком: имения тогда стали оцениваться количеством «ревизских душ».

Помещик отвечал за то, чтобы приписанные к нему крестьяне не разбежались и платили исправно подушную подать. За это они отдавались в полное распоряжение помещика. Он их судил и наказывал, вплоть до ссылки в каторжную работу.

А жаловаться на него крестьяне смели под страхом жесточайшего телесного наказания; за подачу челобитной государю на помещика как «сочинитель» челобитной (тут надо припомнить, что крестьяне того времени были почти поголовно безграмотны, стало быть написать про­шение не могли), так и подавшие ее крестьяне подлежали наказанию кнутом.

Петр Великий принес с Запада не только технологию кораблестроения, но и шпицрутены, и кошки, и линьки.

Для военных, новонареченный Император придумал:

1) ношение оружия: на солдата нагружали десятка два ружей и заставляли его стоять неподвижно по несколько часов:

2) заковывали в железо руки и ноги: 3) сажали на хлеб и воду: 4) сажали на деревянного коня:

5) заставляли прогуливаться по деревянным кольям; 6) били без счета, по усмотрению командира, батожьями.

Помещик широко пользовался предо­ставленным ему правом наказания, чтобы бить крестьянина, и бил жестоко. За малейшую провинность палки, плети и розги сыпались на крестьянскую спину сотнями и тысячами.

Исконными русскими наказаниями были палки (батоги) и плетки, а розги пришли к нам с просвещенного Запада, от немецких помещиков прибалтийских губерний, те находили, что розги - наказание столь же мучи­тельное, но будто бы менее вредное для здоровья, чем палки.

Русские помещики сначала злоупотребляли этой «мягкой» формой наказания и назначали сечь розгами тысячами и десятками тысяч. Только постепенно они убедились, что розгами можно даже вернее засечь человека, чем палками.

За этот опыт, вероятно, поплатилась жизнью не одна тысяча крестьян, но ничем не поплатился ни один поме­щик. Ибо хотя и не было закона, разрешавшего помещику убивать крепостных, на деле судили только за убийство только в Прямом смысле этого слова.

Бить крестьян считалось таким же обычным делом, как хлестать кнутом лошадь, чтобы скорее ехала. Об этом безо вся­кого стыда рассказывают интеллигентные помещики XVIIIв., как например автор известных в то время, «Записок» и образованный сельский хозяин Болотов.

Который описывает, как сек крестьянина пять раз подряд, чтобы тот назвал своего сообщника в воровстве. Крестьянин упорно молчал или называл людей, не причастных к делу; тех тоже секли, но разумеется ничего не могли от них добиться.

Наконец, опасаясь засечь вора до-смерти, Болотов «велел окрутить ему руки и ноги, и, бросив в натопленную жарко баню, накормить его насильно поболее самою соленою рыбою и, приставив строгий к нему ка­раул, не велел ему, давать ничего пить и морить его до тех пор жаждою, покуда он не скажет истины, и сие только в состоянии было его пронять. Он не мог никак перенесть нестерпимой жажды и объявлял нам наконец истинного вора, бывшего с ним в сото­вариществе».

Один раз истязаниями Болотов довел одного своего крепостного до самоубийства, а другого до покушения на убий­ство самого Болотова.

Но совесть этого просвещенного человека, написавшего книжку «Путеводитель к истинному человеческому счастью», и тут осталась совершенно спокойна, а «сущими злоде­ями, бунтовщиками и извергами» оказались у него замученные им люди.

А если домашних средств помещика: розг, «кормления селедкой» и т. д. не хватало, и крепостной, не боясь всего этого, шел до покушения на помещика или чего-нибудь в этом роде, - на сцепу выступал общегосударственный суд с теми же мучитель­ствами, но несравненно крупнее.

Суд этот был опять-таки поме­щичьим: и результатом этого произвола была уже «официальное» битье кнутом палачем.

Не следует думать, что это было невинное орудие, которое употребляли крестьяне и извозчики, чтобы подогнать лошадь. Кнут «заплечного мастера» (палача), был тяжелейшей ременной плетью, конец которой был обмотан железной проволокой и облит клеем, так что представлял собою нечто вроде гири с острыми углами.

Эта остроугольная шишка рвала не только кожу, но и му­скулы до костей, а тяжесть кнута была такова, что опытный «ма­стер» мог с одного удара перешибить спинной хребет.

Это он проделывал, конечно, не на пытке (там это было нерасчетливо), а во время наказания: ибо кнут служил средством не только добы­вания истины, но и расправы с осужденными.

Все знали, что если это число больше двух-трех десятков - это верная смерть, а назначали и 120 ударов, да притом опытный палач мог, как мы знаем, убить и с одного удара, ежели началь­ство прикажет.

А ежели начальство не желало смерти осужден­ного, да тот еще был вдобавок человек богатый, мог дать взятку палачу, так он и после большого числа ударов оставался жив и даже почти здоров. Очень гибкое было наказание и потому вдвойне удобное.

Для дворян, впрочем, Екатерина совсем отме­нила кнут, он остался только для «подлых» людей. Ее сын Павел восстановил кнут и для дворян, да, кстати, придумал и замену кнуту, введя для военных прохождение сквозь строй.

Осужденного вели между двумя рядами солдат, воору­женных палками; каждый должен был нанести удар, и началь­ство смотрело, чтобы били, как следует. Прогоняли через ба­тальон, т. е. тысячу человек, и через полк, т. е. 4 тыс. человек, последнего, как и 100 ударов кнутом, никто не выдерживал; это опять была замаскированная, лицемерная форма смертной казни.

В темном царстве крепостной России прозвучал голос только одного А. Н. Радищева который писал:

«Поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противостояние. Прорвав оплот единожды, ничто уже в разлитии его противиться не возможет.

Таковы суть братьи наши, в узах содержимые. Ждут случая и часа. Колокол ударяет! Мы узрим окрест нас меч и отраву! Смерть и пожигание нам будут посул за нашу суровость и бесчеловечие! И чем медлительнее мы были в разрешении их, тем стреми­тельнее они будут во мщении своем!»

Известный гуманист и литератор, николаевской эпохи, кн. В. 0. Одоевский, иногда собственноручно сек своих крестьян и без сожаления отдавал их на фабричные работы.

Освобождение крестьян в Poccии, манифестом 19 февраля 1861 года рассматривается всегда главным образом, как акт гуманности. В действительности оно было и актом государственной необходимости, без которого дальнейшая культурная жизнь России, даже самое ее существование, являлось невозможным.

Ко времени освобождения крестьян в сохранных казнах заложена и перезаложена была почти вся помещичья Россия. Располагая даровым трудом, помещики невольно мешали развитию промышленности.

Все промышленные нужды свои, они старались удовлетворять крепостными мастеровыми: кузнецами, столярами, садовниками, сапожниками, кружевницами, портными, даже живописцами и парикмахерами.

Некоторые помещичьи усадьбы были центром, куда обращались для удовлетворения своих ремесленных нужд все обыватели, в надежде на милость магната. Легко представить себе, чего стоила такая своеобразная промышленная роскошь!

Это печальное положение дел вынудило правительство разрешить фабрикантам и заводчикам покупать крепостных на фабрики, и таким образом на фабрики и заводы, были перенесены всенедостатки крепостного труда, вместе с телесными наказаниями.

Не лучше был труд на них и тех крепостных, которые отдавались фабрикантам помещиками за известную плату. Таким образом, крепостное право оказывало самое вредное влияние на развитие торговли и промышленности в России

Вопрос об освобождении крестьян от крепостной зависимости в силу логической необходимости непременно требовал возбуждения вопроса и об отмене позорных телесных наказаний.

И действительно 6 июня 1861 года было Высочайше повелено министру внутренних дел и главноуправляющему IIотделения собственной Его Величества канцелярии представить соображения о смягчении и уничтожении телесных наказаний вообще.

Образовавшиеся вследствие этого Высочайшего повеления комитет, после долгих прений, внес свой проект в государственный совет на ycмотpeние, после чего 17 апреля 1863 года вышел указ «о некоторых изменениях в существующей ныне системе наказаний уголовных и исправительных.

Этим указом частично были отменены телесные наказания в большинстве случаев (из 140 статей). А параллельно с тем, все усилия Сената и Министерства Внутренних Дел направлены были к обособлениюкрестьянского cocлoвия.

И, наконец, это обособление вылилось в такую крайнюю форму, как закон 12 июня 1889 г , изъявший из под действия общих законов весь гражданский оборот крестьян и расширивший до чрезвычайности юрисдикцию особых сословно-крестьянских судебно административных учреждений.

Вследствие этой контр-реформы крестьянское сословие оказалось приблизительно в том же положении в каком оно находилось при крепостном праве, с тою лишь разницею, что попечительное усмотрение помещика заменилось усмотрением созданной сказанным законом новой попечительной власти — земских на­чальников.

Статья 677 законов о состоянии гово­рит: «сельские обыватели не могут быть подвергаемы никакому наказанию иначе, как по судебному приговору, или по за­конному распоряжению поставленных над ними правительственных и общественных властей».

Если ранее помещик подвергал наказанию с чувством «личной неприязни», от себя, то отныне наказание совершались от имени государства тем же самым помещиком, который и возглавлял эти структуры.

Крестьянство поголовно встретило акт о «воле» враждебно, убедившись, что «освобождение» есть новая кабала в ином обличении. Провести манифест в жизнь были уполномочены генерал-губернаторы, которые докладывали царю о настроениях в крестъянских массахпослеоглашенияманифеста.

Так, генерал Веймар доложил, чтоонзасекрозгами 20 человекзанепризна­ниеманифеста. Розгами пытались внушить любовь к новой «воле».

Ответом на розги и на манифест явились восстания, вспыхнувшие с новой силой, так: с 1861 по 1863 г. г. было 1100 крестьянских восстаний в 76 губерниях и волостях.

Крестьянин Антон Петров через два месяца после «освободительного» ма­нифеста выступил с речью перед крестьянами села Бездна, Казанской губ., в которой он настаивал на восстании и отобрании земли у помещиков.

Через два дня Петров был схвачен и расстрелян. Вместе с ним расстреляны несколько сот восставших крестьян и несколько тысяч выпороли розгами.

Такова в очень и очень кратких словах истopия телесных наказаний на Руси, где слагали и гимны розге, где сложили даже пословицу, по которой за битого дают двух небитых. Но времена меняются, 11 августа 1904г. по случаю рождения Наследника Цесаревича был обнародован Высочайший манифест, возвестивший отмену телесных наказаний в сельском быту, в сухопутных и морских войсках.

В указе от 12 декабря Правительствующему Сенату Высочайше повелевается привести «законы о крестьянах к объединению с общим законодательством». Но заметка от 10 декабря 1905 г. в печати говорит об обратном, хороши законы на бумаге, но не в жизни.

«Ужасы XX -го века. [Хроника крестьянских смут и волнений]. В село Чириково, Балашовск. уезда, Сapат. губ., по сообщению «Сына Отечества», были присланы под командой полковника Зворыкина войска всех родов оружия, начиная с пехоты и кончая артиллерией и казаками, для подавления аграрных волнений, выразившихся, не в примеp прочим селам Балашовского уезда, в составлении всем сходом приговора о переходе земель окружающих помещиков в пользование общины, при чем усадьбы остались совершенно нетронутыми и даже в усадьбе помещика А. И. Кожевникова, за уходом всех служащих, крестьяне по очереди стерегли и кормили многочисленную скотину в имении, из хлебных амбаров было взято с разрешения владельца по возу хлеба; остальное все цело.

Следующее прегрешение этого села было то, что оно сместило старосту незаконно поставленного помимо схода губернатором, и поставило уже выбранного всем сходом.

Впрочем было и еще «прегрешение»: на другой день после объявления манифеста крестьяне ходили по селу с красным флагом, на котором было вышито «Свобода слова, свобода печати». Вот и все.

Грозныйполковникрешал вкорне извести крамолу, не останавливаясь ни перед чем. Собран был сход в числе всего мужского населения и началась дикая расправа, заставившая бледнеть перед собой ужасы крепостного права. Крестьян без шапок поставили на колени, и по какому то, неведомо кем составленному списку, стали вызывать перед грозные очи начальства.

- «Говори, кто у вас был в дружине, не скажешь – запорю»! – кричит бравый полковник Зворыкин.

- «Никакой дружины у нас не было, вашеблагородие», - следу­ет ответ, и вслед затем «виноватого» раздевают, оставляют в одной рубашке, кладут прямо в грязь, и казаки в десятки рук начинают хлестать лежащего плетьми.

Били по чему попало, перево­рачивался человек на живот, били по животу, по голове, били без счета, пока надоест. Крики избиваемых разносились далеко по селу, нагоняя на всеxужас перед диким произволом и приводя в бессильную злобу перед таким наглым издевательством современных опричников после манифеста об отмене телесного наказания и после последнего манифеста о неприкосновенности личности. И, после всего этого хотят, чтобы крестьяне и все русское общество верили в закон и искренность правительства!

Было перепо­рото таким образом 50 человек из села, имеющего наличного мужского населения около 70 душ, и из них 43 аресто­вано.

Пороли и стариков 60 - 65 лет и мальчишек 17 - 18 лет. Пороли так, что на другой день поротым невозможно было снять с тела рубашку.

Вся эта порка была своего рода допро­сом с пристрастием, желанием вынудить показания относительно боевых дружин.

Mежду прочим, маленькая подробность: до сих пор почти ни в одной из церквей манифест не был прочтен, а где и был прочтен, то с довольно своеобраз­ным толкованием, совершенно извращающим смысл манифеста, - например: «неприкосновенность личности» -«никто не может, кроме начальства, производить обысков, арестов»… и т. д. в том же духе».

Вся Россия к XX веку, представляла из себя, территорию «на особом положении»

Стихийные восстания и смуты на произвол власти или владельцев различных производств, стали уже неотъемлемой частью социальной жизни России.

И, в 1879 году в империи появились военно-окружные суды. Которым, дано право судить и выносить приговоры на наказания, в том числе и смертные, без обжалования в вышестоящей инстанции.

В 1881 году - в момент крутого реакционного поворота против всякого проявления инакомыслия вводится Положение об усиленной и чрезвычайной охране. И время создания этого «положения» и его сущность свидетельствовали о реакционном направлении внутренней политики.

«Положение» о чрезвычайной охране дает право генерал-губернаторам и градоначальникам, между прочим, налагать секвестр на частные имущества и доходы с них; устранять от должностей чиновников всех ведомств и служащих по выборам, за исключением лиц, занимающих должности первых трех классов; приостанавливать периодические издания, закрывать учебные заведения, исключать из общей подсудности дела об известного рода преступлениях и проступках с передачей их рассмотрению военных судов по законам военного времени, заключать в тюрьму на срок до 3 месяцев и т. д.

Полномочия администрации в местностях, объявленных на положении чрезвычайной охраны, очень приближаются к военной диктатуре.

Местные начальники полиции, а также начальники жандармских управлений и их помощники, как при военном положении, так и при усиленной охране, имеют право производства обысков и выемок и задержании лиц, внушающих основательное подозрение к совершению государственных преступлений или приготовлении к ним, а также принадлежащим к противозаконным сообществам - на срок не более двух недель.

Это на бумаге: по закону… в действительности урядник в волости или в уезде – царь, бог над безграмотным населением. Он цензор – конфискует любую книжку, журнал – «Не дозволено»!

Он суд:

Вот в Колпине - очень недалеко от Петербурга - в саду ресторана чиновник министерства народного просвещения Мохов заглянул в одну из беседок и, увидел там помощника пристава Епинатьева, кутившего в обществе двух полицейских надзирателей и нескольких женщин, сказал: - «Вот как гуляет полиция?». Колпинский властелин «счел себя оскорбленным», велел Мохова арестовать и продержал целую неделю в каком-то подвале».

В Туркестане исполнявший какую-то полицейскую должность штабс-кап. Голубитский арестовал явившегося к нему за получением долга Семенова и без всякого постановления об аресте препроводил его в арестный дом, где его основательно избили и посадили в карцер.

По жалобе потерпевшего ферганское областное правление предало Голубитского суду, но туркестанский генерал губернатор обжаловал постановление в сенат. Когда сенат оставил его жалобу без последствий, за Голубитского вступился военный министр, однако же ему не удалось переубедить ни административного, ни общего собрания сената, дважды признававших отзыв военного министра неосновательным.

Малая толика из российской прессы 1912 года:

Теперь же это исключительное положение вошло в обиход всей жизни и создало совершенно невозможное положение.

— Мы в Петербурге этого не чувствуем так, как чувствует провинция.

— Ведь там положительно житья не стало. Все законы пошли
на смарку.

— Всякое чувство закономерности потеряно.

— Никто не гарантирован, что он спокойно пройдет по улице, ибо никто не может предусмотреть тех самых неожиданных случайностей, которые могут с ним приключиться. Везде имеются какие- то типы, стоящие под особым! покровительством властей: держат они себя так вызывающе, что не всегда удержишься oт столкновения. А тогда тип всегда окажется правым. И за последние годы это положение дел, все развиваясь, дошло до того, что вся провинциальная жизнь густо окрашена этой специфической постановкой дела.

Характернее всего, что почти аналогичные суждения приходится
слышать от бюрократов правого направления.

И почти вовсе не слышно мнения в пользу исключительных положений!

Сторонники монархии очень часто ссылаются на долю оправдательных приговоров в России и малое число смертельных казней по отношению к просвященному Западу.

И действительно так: редко – редко в те года проскользнет в печати известие о каком-нибудь несчастье с наказанным розгой. Никто не вел статистику забитых до смерти или доведенных до самоубийства от позора, после таких экзекуций.

А это тысячи, десятки тысяч и миллионы готовых вспыхнуть за поруганную честь своих родных и близких.

«Телесные наказания в России в настоящее время» Д.Н. Жбанков и Вл.И. Яковенко Мск. 1899 г.