Ф.М. Достоевский. Дневник писателя. Конспект идей для современной России

На модерации Отложенный

Русскому скитальцу необходимо именно всемирное счастье, чтоб успокоиться: дешевле он не примирится...

Почти все наши русские разъединения и обособления основались на одних лишь недоумениях, и даже прегрубейших, в которых нет ничего существенного и непереходимого. ... Все споры и разъединения наши произошли от ошибок и отклонений ума, а не сердца.

Ошибки ума излечиваются не столько от споров и разъяснений логических, сколько неотразимою логикою событий живой, действительной жизни, которые весьма часто, сами в себе, заключают необходимый и правильный вывод и указывают прямую дорогу.

Ошибки сердца - это есть уже заражённый дух иногда даже во всей нации, несущий с собой весьма часто такую степень слепоты, которая не излечивается даже ни перед какими фактами, сколько бы они ни указывали на прямую дорогу; напротив, перерабатывающая эти факты на свой лад, ассимилирующая их с своим заражённым духом, причём происходит даже так, что скорее умрёт вся нация, сознательно, то есть даже поняв слепоту свою, но не желая уже излечиваться.

Смешнее всего было бы принять на себя роль изглаживателя, твердо и спокойно уверенного, что словами проймёшь и перевернёшь убеждения данной минуты в обществе. Я это всё осознаю. Тем не менее стыдиться своих убеждений нельзя, а теперь и не надо, и кто имеет сказать слово, тот пусть говорит, не боясь, что его не послушают, не боясь даже и того, что над ним насмеются и что он не произведёт никакого впечатления на ум своих современников. В этом смысле "Дневник писателя" никогда не сойдёт с своей дороги, никогда не станет уступать духу века, силе властвующих и господствующих влияний, если сочтёт их несправедливыми, не будет подлаживаться, льстить и хитрить. ... Многим из того, о чём писали мы с жаром и убеждением, мы в сущности вредили только себе; и что гораздо более получили бы, напротив, выгоды, если бы с таким же жаром попадали бы в другой унисон.

Повторяем: нам кажется, что теперь надо как можно откровеннее и прямей всем высказываться, не стыдясь наивной обнаженности иной мысли. Действительно нас, то есть всю Россию, ожидают, может быть, чрезвычайные и огромные события. "Могут вдруг наступить великие факты и застать наши интеллигентные силы врасплох, и тогда не будет ли поздно?" - как говорил я, заканчивая мой декабрьский "Дневник". Говоря это, я не одни политические события разумел в этом "ближайшем будущем", хотя и они не могут не поражать теперь внимание даже самых скудных и самых "жидовствующих" умов, которым ни до чего, кроме себя, дела нет.

*ТРИ ИДЕИ*

Видно, подошли сроки уж чему-то вековечному, тысячелетнему, тому, что приготовлялось в мире с самого начала его цивилизации. Три идеи встают перед миром и, кажется, формулируются уже окончательно.

С одной стороны, с краю Европы - идея католическая, осужденная, ждущая в великих муках и недоумениях: быть ей иль не быть, жить ей еще или пришел ей конец. Я не про религию католическую одну говорю, а про всю идею католическую, про участь наций, сложившихся под этой идеей в продолжение тысячелетия, проникнутых ею насквозь. ... Социализм французский есть не что иное, как насильственное единение человечества - идея, еще от древнего Рима идущая и потом всецело в католичестве сохранившаяся. Таким образом идея освобождения духа человеческого от католичества облеклась тут именно в самые тесные формы католические, заимствованные в самом сердце духа его, в букве его, в материализме его, в деспотизме его, в нравственности его.

С другой стороны восстает старый протестантизм, протестующий против Рима вот уже девятнадцать веков, против Рима и идеи его, древней языческой и обновленной католической, против мировой его мысли владеть человеком на всей земле, и нравственно и матерьяльно, против цивилизации его. ... когда Германия уже одержит победу окончательно и разрушит то, против чего девятнадцать веков протестовала, то вдруг и ей придется умереть духовно самой, вслед за врагом своим, ибо не для чего будет ей жить, не будет против чего протестовать.

Третья мировая идея - идея славянская, идея нарождающаяся, - может быть, третья грядущая возможность разрешения судеб человеческих и Европы. ... Что это за идея, что несет с собою единение славян? - всё это еще слишком неопределенно, но что действительно что-то должно быть внесено и сказано новое, - в этом почти уже никто не сомневается.

И все эти три огромные мировые идеи сошлись, в развязке своей, почти в одно время. ... Тут нечто всеобщее и окончательное, и хоть вовсе не решающее все судьбы человеческие, но, без сомнения, несущее с собою начало конца всей прежней истории европейского человечества, - начало разрешения дальнейших судеб его, которые в руках божиих и в которых человек почти ничего угадать не может, хотя и может предчувствовать.

Теперь вопрос, невольно представляющийся всякому мыслящему человеку: могут ли такие события остановиться в своем течении? Могут ли идеи такого размера подчиняться мелким, жидовствующим, третьестепенным соображениям? Можно ли отдалить их разрешение и полезно это или нет, наконец? Мудрость, без сомнения, должна хранить и ограждать нации и служить человеколюбию и человечеству, но иные идеи имеют свою косную, могучую и всеувлекающую силу.

*МИРАЖИ. ВЕРА и ЦЕРКОВЬ.*

"Стану я подражать этому народу? Какая это у него идея, где вы ее отыскали?" - вот что слышишь теперь почти поминутно. Это неверие в духовную силу народа есть, конечно, неверие и во всю Россию. Без сомнения, замешалось тут чрезвычайно много всяких и разнообразных причин, руководящих отрицателями, но верите ли - в них много и искреннего!

Несколько русских рабочих у немецких колонистов поняли, что немцы живут богаче русских и что это оттого, что порядок у них другой. Случившиеся тут пасторы разъяснили, что лучшие эти порядки от того, что вера другая. Вот и соединились кучки русских темных людей, стали слушать, как толкуют Евангелие, стали сами читать и толковать и - произошло то, что всегда происходило в таких случаях. Несут сосуд с драгоценною жидкостью, все падают ниц, все целуют и обожают сосуд, заключающий эту драгоценную, живящую всех влагу, и вот вдруг встают люди и начинают кричать: "Слепцы! чего вы сосуд целуете: дорога лишь живительная влага, в нем заключающаяся, дорого содержимое, а не содержащее, а вы целуете стекло, простое стекло, обожаете сосуд и стеклу приписываете всю святость, так что забываете про драгоценное его содержимое! Идолопоклонники! Бросьте сосуд, разбейте его, обожайте лишь живящую влагу, а не стекло!" И вот разбивается сосуд, и живящая влага, драгоценное содержимое, разливается по земле и исчезает в земле, разумеется.

Сосуд разбили и влагу потеряли. Но пока еще влага не ушла вся в землю, подымается суматоха: чтобы что-нибудь спасти, что уцелело в разбитых черепках, начинают кричать, что надо скорее новый сосуд, начинают спорить, как и из чего его сделать. Спор начинают уже с самого начала; и тотчас же, с самых первых двух слов, спор уходит в букву. Этой букве они готовы поклониться еще больше, чем прежней, только бы поскорее добыть новый сосуд; но спор ожесточается, люди распадаются на враждебные между собою кучки, и каждая кучка уносит для себя по нескольку капель остающейся драгоценной влаги в своих особенных разнокалиберных, отовсюду набранных чашках и уже не сообщается впредь с другими кучками. Каждый своею чашкой хочет спастись, и в каждой отдельной кучке начинаются опять новые споры. Идолопоклонство усиливается во столько раз, на сколько черепков разбился сосуд.

История вечная, старая-престарая ... спорят о буквах, толкуют Евангелие всяк на свой страх и на свою совесть, и, главное, с самого начала, - бедный, несчастный, темный народ! При этом столько чистосердечия, столько добрых начинаний, столько желания выдержать даже хоть муки и при всём том, однако, - столько самой беспомощной глупости, столько маленького педантского лицемерия, самолюбия, усладительной гордости в новом чине "святых", даже плутовства и крючкотворства. ... И как вы думаете: именно то, что они так беспомощны и так принуждены начинать с начала, именно это-то и нравится многим и особенно некоторым: "Своим-де умом начнут жить, стало быть, непременно договорятся до чего-нибудь". Вот рассуждение! Так что добытое веками драгоцедное достояние, которое надо бы разъяснить этому темному народу в его великом истинном смысле, а не бросать в землю, как ненужную старую ветошь прежних веков, в сущности пропало для него окончательно. Развитие, свет, прогресс отдаляются опять для него намного назад, ибо наступит теперь для него уединенность, обособленность и закрытость раскольничества, а вместо ожидаемых "разумных" новых идей воздвигнутся лишь старые, древнейшие, всем известные и поганейшие идолы, - и попробуйте-ка их теперь сокрушить!

...

Народ наш любит правду для правды, а не для красы. И пусть он груб, и безобразен, и грешен, и неприметен, но приди его срок и начнись дело всеобщей всенародной правды, и вас изумит та степень свободы духа, которую проявит он перед гнетом материализма, страстей, денежной и имущественной похоти и даже перед страхом самой жесточайшей мученической смерти. И всё это он сделает и проявит просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвал, собою не красуясь: "Во что верую, то и исповедую".

*ПРИМИРИТЕЛЬНАЯ МЕЧТА ВНЕ НАУКИ*

Вера в то, что хочешь и можешь сказать последнее слово миру, что обновишь наконец его избытком живой силы своей, вера в святость своих идеалов, вера в силу своей любви и жажды служения человечеству, - нет, такая вера есть залог самой высшей жизни наций, и только ею они и принесут всю ту пользу человечеству, которую предназначено им принести, всю ту часть жизненной силы своей и органической идеи своей, которую предназначено им самой природой, при создании их, уделить в наследство грядущему человечеству. Только сильная такой верой нация и имеет право на высшую жизнь.

В самом деле, чему вы верите? Вы верите (да и я с вами) в общечеловечность, то есть в то, что падут когда-нибудь, перед светом разума и сознания, естественные преграды и предрассудки, разделяющие до сих пор свободное общение наций эгоизмом национальных требований, и что тогда только народы заживут одним духом и ладом, как братья, разумно и любовно стремясь к общей гармонии. Что ж, господа, что может быть выше и святее этой веры вашей? И главное ведь то, что веры этой вы нигде в мире более не найдете, ни у какого, например, народа в Европе, где личности наций чрезвычайно резко очерчены, где если есть эта вера, то не иначе как на степени какого-нибудь еще умозрительного только сознания, положим, пылкого и пламенного, но всё же не более как кабинетного.

Россия, вкупе со славянством и во главе его, скажет величайшее слово всему миру, которое тот когда-либо слышал, и что это слово именно будет заветом общечеловеческого единения, и уже не в духе личного эгоизма, которым люди и нации искусственно и неестественно единятся теперь в своей цивилизации, из борьбы за существование, положительной наукой определяя свободному духу нравственные границы, в то же время роя друг другу ямы, произнося друг на друга ложь, хулу и клевету. Идеалом славянофилов было единение в духе истинной широкой любви, без лжи и материализма и на основании личного великодушного примера...

*ЗАБЛУЖДЕНИЯ*

Мы вполне поверили, да и теперь еще верим, что положительная наука вполне способна определить нравственные границы между личностями единиц и наций (как будто наука, - если б и могла это она сделать, - может открыть эти тайны раньше завершения опыта, то есть раньше завершения всех судеб человека на земле).

Наши помещики продавали своих крепостных крестьян и ехали в Париж издавать социальные журналы, а наши Рудины умирали на баррикадах. Тем временем мы до того уже оторвались от своей земли русской, что уже утратили всякое понятие о том, до какой степени такое учение рознится с душой народа русского. Впрочем, русский народный характер мы не только считали ни во что, но и не признавали в народе никакого характера. Мы забыли и думать о нем и с полным деспотическим спокойствием были убеждены (не ставя и вопроса), что народ наш тотчас примет всё, что мы ему укажем, то есть в сущности прикажем.

И чего же мы достигли? Результатов странных: главное, все на нас в Европе смотрят с насмешкой, а на лучших и бесспорно умных русских в Европе смотрят с высокомерным снисхождением. Не спасала их от этого высокомерного снисхождения даже и самая эмиграция из России, то есть уже политическая эмиграция и полнейшее от России отречение. ... И чем больше мы им в угоду презирали нашу национальность, тем более они презирали нас самих. Мы виляли пред ними, мы подобострастно исповедовали им наши "европейские" взгляды и убеждения, а они свысока нас не слушали и обыкновенно прибавляли с учтивой усмешкой, как бы желая поскорее отвязаться, что мы это всё у них "не так поняли". ... Правда, в последнее время они что-то даже поняли. Они поняли, что мы чего-то хотим, чего-то им страшного и опасного; поняли, что нас много, восемьдесят миллионов, что мы знаем и понимаем все европейские идеи, а что они наших русских идей не знают, а если и узнают, то не поймут; что мы говорим на всех языках, а что они говорят лишь на одних своих, - ну и многое еще они стали смекать и подозревать. Кончилось тем, что они прямо обозвали нас врагами и будущими сокрушителями европейской цивилизации. Вот как они поняли нашу страстную цель стать общечеловеками!

*КАК ЖЕ БЫТЬ?*

Стать русскими во-первых и прежде всего. Если общечеловечность есть идея национальная русская, то прежде всего надо каждому стать русским, то есть самим собой, и тогда с первого шагу всё изменится. Стать русским значит перестать презирать народ свой. И как только европеец увидит, что мы начали уважать народ наш и национальность нашу, так тотчас же начнет и он нас самих уважать.

Став самими собой, мы получим наконец облик человеческий, а не обезьяний. Мы получим вид свободного существа, а не раба, не лакея, не Потугина; нас сочтут тогда за людей, а не за международную обшмыгу, не за стрюцких европеизма, либерализма и социализма. Мы и говорить будем с ними умнее теперешнего, потому что в народе нашем и в духе его отыщем новые слова, которые уж непременно станут европейцам понятнее. Да и сами мы поймем тогда, что многое из того, что мы презирали в народе нашем, есть не тьма, а именно свет, не глупость, а именно ум, а поняв это, мы непременно произнесем в Европе такое слово, которого там еще не слыхали. Мы убедимся тогда, что настоящее социальное слово несет в себе не кто иной, как народ наш, что в идее его, в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого, всеединения уже с полным уважением к национальным личностям и к сохранению их, к сохранению полной свободы людей и с указанием, в чем именно эта свобода и заключается, - единение любви, гарантированное уже делом, живым примером, потребностью на деле истинного братства, а не гильотиной, не миллионами отрубленных голов...

А впрочем, неужели и впрямь я хотел кого убедить. Это была шутка. Но - слаб человек: авось прочтет кто-нибудь из подростков, из юного поколения...

* * * * * * * * * * * *

ПОСЛЕСЛОВИЕ И ВЫВОДЫ.

Сравнивая ситуацию в России в конце XIX века и сегодняшнюю, невозможно не заметить почти полную их идентичность в идейном плане. Конечно, есть и некоторые отличия. Всё нижеследующее - это попытка взглянуть на современную ситуацию в России глазами Достоевского, с точки зрения его идей.

1. *Две идеи*

Из трёх идей, описанных Достоевским, остались ДВЕ ключевые, а именно: выросшая из католицизма и французского социализма материалистическая идея глобализации, и ещё теплящаяся идея общечеловеческая, сохранившаяся в глубинах русской души, в нашем подсознании. Обе идеи формально считаются объединительными, но в то же время диаметрально противоположны по содержанию.

Глобализация основана на "духе личного эгоизма, которым люди и нации искусственно и неестественно единятся теперь в своей цивилизации, из борьбы за существование, положительной наукой определяя свободному духу нравственные границы, в то же время роя друг другу ямы, произнося друг на друга ложь, хулу и клевету".

Общечеловеческая идея подразумевает "единение в духе истинной широкой любви, без лжи и материализма и на основании личного великодушного примера".

2. *Сущность идей*

"Объединительные" идеи глобализации, основанные на разделении людей, наций, народностей, крайне сомнительны и противоречивы, т.к. совершенно непонятно в какой именно момент всеобщее разделение и неравенство вдруг перерастут во всеобщее объединение. На самом деле, "борьба" как раз и является следствием разделения и, следовательно, характерна для идеи глобализации. Борьба реализуется в любых формах: конкурентной, междоусобной, национальной ... и является прямым продолжением эволюционной борьбы в мире животных. Князь Евг.Трубецкой (1916) отмечал, что: "Здесь биологизм сознательно возводится в принцип, утверждается как то, что должно господствовать в мире. ... Это - неслыханное от начала мира порабощение духа - озверение, возведённое в принцип и в систему, отречение от всего того человечного, что доселе было и есть в человеческой культуре. Окончательное торжество этого начала может повести к поголовному истреблению целых народов, потому что другим народам понадобятся их земли.". Разжигание любой "борьбы" является неотъемлемой частью идеи глобализации, её локальной победой. Принцип "разделяй и властвуй" повсеместно используется глобалистами как идейными правопреемниками Римской империи для расширения своих сфер влияния.

Идея общечеловеческая основана на Любви, борьба и агрессия ей не свойственны принципиально. Суть идеи совпадает с теми идеалами, которые принёс в этот мир Христос, с христианскими новозаветными заповедями. Исторические социальные корни имеет в Византийской империи. Разделение людей по каким-либо признакам: расовым, национальным, производственным, родовым, семейным и т.д., для неё не характерно. Единственным разделением является принадлежность к самой этой общечеловеческой, христианской идее. В общечеловеческой идее "бессознательной, слепой и хаотичной жизни внешней природы противополагается в человеке иное, высшее веление, обращённое к его сознанию и воле". Общечеловеческая идея не приемлет глобализацию уже на уровне чувств и подсознания: "Чувство нравственной тошноты и отвращения достигает в нас высшего предела, когда мы видим, что, вопреки призванию, жизнь человечества в его целом поразительно напоминает то, что можно видеть на дне аквариума... где победителем в борьбе с рыбами, моллюсками, саламандрами неизменно оказывался водяной жук, благодаря техническому совершенству двух орудий истребления: могущественной челюсти, которой он сокрушал противника, и ядовитым веществам, которыми он отравлял его" (Трубецкой).

Борьба идеи глобализации с идеей общечеловеческой является по существу борьбой атеистического, материалистического мировоззрения с теми идеалами, которые принёс в этот мир Христос. Поэтому главным врагом западной идеологии была и остаётся православная церковь, как единственная оставшаяся носительница этой общечеловеческой идеи. Суть, момент истины великой борьбы идей состоит в ответе на вопрос о возможности существования абсолютных понятий Добра и Зла, и, как следствие, существования абсолютной Справедливости.

3. *Что делать?*

Сходство ситуаций в идейном плане спустя полтора столетия исторического развития делает сомнительным рассмотрение событий XX века в России в качестве основных причин бедственного положения, и выявляет в качестве основной причины именно неоконченную ещё борьбу идей. Отвергание и очернение опыта социалистического строительства отбрасывает нас в идейном плане далеко назад к изжившей себя ещё полтора века назад идее абсолютной монархии. В чём же причины неудавшегося социалистического строительства в России?

Как пророческий ответ на этот вопрос и как завещание потомкам звучат предсмертные слова Достоевского:

"Я знаю, надо мной посмеются, и всё-таки последнее моё слово в главном споре, споре между христианством и социализмом будет такое: им необходимо соединиться во имя идеи русского социализма". "Вся глубокая ошибка социалистов, - писал он, - в том, что они не признают в русском народе церкви. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причты, я про наш русский социализм теперь говорю... Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нём присущую, великого, всеобщего, всенародного, всебратского единения..." И если нет ещё этого единения, если не создалась ещё такая церковь вполне, то сама идея всебратского единения всё-таки живёт, пусть даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего. Не в механических формах западных теорий "свободы и равенства" заключается социализм народа русского, но в свободном соединении всех для общего великого дела, во имя великой идеи. В духовной свободе и равенстве - идея "русского социализма", или, как он его называл ещё, - "христианского социализма"...

4. *Современное состояние идей в России*

В идейном плане современное состояние России намного хуже того, которое было в конце XIX века. Даже в разрозненных кругах мыслящей интеллигенции нет понимания того, с чем мы имеем дело, за что боремся и даже с кем. Налицо не только "ошибки ума", но и в массовом порядке "ошибки сердца" со всеми предсказанными Достоевским последствиями.

Бездумное подражание "западным идеалам", курс на "рыночную экономику", "конкурентную борьбу", глобализацию фактически означает отход, сознательный или же, в лучшем случае, как и ранее, в результате заблуждений, от христианских, общечеловеческих ценностей. Христианская идея в социальном плане Церковью так и не сформулирована. Взаимные заигрывания и подыгрывания власти и церкви на этом фоне выглядят неубедительно.

Близкий друг Достоевского Вл.Соловьёв в конце XIX века писал: "Не смущаясь антихристианским характером всей нашей жизни и деятельности, не смущаясь безжизненностью и бездействием нашего христианства, Достоевский верил и проповедовал христианство живое и деятельное, вселенскую церковь, всемирное православное дело." Возрождение Православной Церкви в наше время даёт надежду на возрождение общечеловеческой идеи в России. Однако, существует большая опасность в том, что если Церковь опять не сформулирует общечеловеческую христианскую идею в социальном плане, то надеждам этим не суждено будет сбыться, и мы в очередной раз увязнем в пучине злобной и бессмысленной борьбы, в которую уже вовлечены и вовлекаемся всё более и более как внешними, так и внутренними силами.

5. *Надежда*

На дежурный детский вопрос: "А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?" - сын, которому тогда было 4-5 лет, дал ответ, потрясший всех, кто это слышал. Он сказал:

"Я хочу стать помощником Земли!"

декабрь 2010

Источники:

1. Ф.М.Достоевский. Дневник писателя. - янв. 1877.

2. Вл.С.Соловьёв. Три речи о Достоевском.

3. Кн.Евг.Трубецкой. Умозрение в красках: вопрос о смысле жизни в древнерусской религиозной живописи. - Москва, Публичная лекция, 1916.