Почему мы такие

Из главы «На бескрайних российских просторах»

     …Давайте окинем взглядом всю тысячелетнюю историю Руси от времён Рюриков и Ярослава Мудрого и до наших дней – и какой элемент этой самой истории вам, скорее всего, сразу бросится в глаза? Спросите любого историка, каким бы одним словом он охарактеризовал всё наше прошлое – и почти наверняка он ответит, что вся история Руси была историей войн. Стоит открыть практически любой источник по общей истории России – и не в последнюю очередь он поведает вам о том, какие военные конфликты либо полноценные войны с участием «страны Московии» вспыхивали на планете в тот или иной период. Еще до легендарного призвания варягов «на княжение», в результате которого, по одной из версий, и образовалось государство Древняя Русь, далёкие предки современных русских – славянские и финно-угорские племена – постоянно воевали друг с другом, что и вынудило в итоге искать общего правителя. И дальше всё шло только по нарастающей: штурмовал города и подчинял силой соседние племена знаменитый князь «Вещий» Олег, бился за власть и противостоял степным кочевникам крестивший Русь на православие Владимир «Красное Солнышко», топил рыцарей Тевтонского ордена в водах Чудского озера Александр Невский, в жесточайшей Куликовской битве освобождал Русь от монгольского ига Дмитрий Донской, огнём и мечом присоединял к Руси Казанское и Астраханское ханства Иван Грозный, гнали с русской земли прочь польских интервентов ратники Василия Шуйского Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский, громил шведов в Северной войне Пётр I, в двух Отечественных войнах повергли наземь «Великую армию» Наполеона Бонапарта Александр I, а Третий Рейх Адольфа Гитлера Иосиф Сталин – вряд ли вы найдёте в истории Руси хоть одного правителя, который ни разу бы ни с кем не воевал. Русский философ Иван Александрович Ильин в своей книге «О России» указывал: «Соловьев насчитывает с 1240 по 1462 года (за 222 года) – двести войн и нашествий. С четырнадцатого века по двадцатый (за 525 лет) Сухотин насчитывает 329 лет войны. Россия провоевала две трети своей жизни…»(Ильин И.А, «О России»). Никакая другая страна в мире не может «похвастаться» таким количеством военных кампаний. К чести нашего государства следует отметить, что бóльшая часть войн была оборонительной, нежели захватнической – мы больше защищались от иноземных агрессоров (недостатка в желающих завоевать Россию не было никогда), чем нападали сами, и в теории Нормы я уже объяснял, почему столь мощная держава Россия, всегда имевшая достаточно возможностей и ресурсов именно для ведения войн с целью ослабления других держав и захвата колоний по всему миру, вела таких войн меньше всех.

     Вместе с тем, как бы там ни было, любая война – хоть захватническая, хоть освободительная – есть война, и в ней не одержать победы, не имея всех составляющих полноценной армии: талантливых полководцев, современного вооружения, но главное – подготовленных солдат. Необходимость постоянно от кого-то отбиваться, порой мобилизуя на войну чуть ли не всё взрослое мужское население, требовала опытных воинов всё больше и больше – и ситуация, когда с приходом на российские земли очередного завоевателя бросался клич: «Вставай, страна огромная!», быстро перестала быть чем-то экстраординарным. Волей-неволей умение владеть мастерством воина требовалось от всех – от всех поголовно, независимо от того, какую профессию в мирное время выбирал каждый, вступающий во взрослую жизнь. А какова была основа такого мастерства для простого ратника, что требовалось в те времена от тех, кто шёл в стройных рядах когорт, дружин и туменов? Древние армии уже во времена Юлиев Цезарей и Александров Македонских делились на рода войск: были пехота, кавалерия, разведка, лучники, обслуга осадных орудий (а с XIII-XIV столетий нашей эры – артиллерии) и прочие, но исход любой битвы, в которой сходились основные силы сторон, в силу чего победа в ней, как правило, определяла итог всей войны в целом, решался именно в рукопашном бою, в непосредственном столкновении воинов враждующих армий друг с другом – и тогда на поле боя именно меч становился решающим орудием: ведь само слово «битва» как раз и произошло от слов «бить», «биться», т.е. сражаться на мечах. Умело орудуя этим самым мечом, ратник мог нанести живой силе противника гораздо больший урон, нежели от стрел и копий, но для этого он должен был обрушивать на головы врагов максимально мощные удары, при этом сам как можно дольше оставаясь в строю (и там, где сходилась кавалерия сторон – именно мечи и сабли также решали исход всего дела). На такое были способны только наиболее крепкие, могучие, выносливые воины достаточно высокого роста – в сражениях они всегда шли на врага в первых рядах, дабы мощными ударами своего меча нанести пехоте противника максимально больший урон, как можно сильнее обескровить вражье войско – дабы следующим за ними менее сильным солдатам было легче завершить разгром неприятеля. Именно такие воины, сравнимые с горой, становились наиболее грозной силой древнего войска, именно таких, подобных им, богатырей, воспевали древнерусские былины: Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, Святогор, Вольга Святославич и прочие – все они были рослыми, крупными мужчинами, мощи которых позавидовали бы многие сегодняшние бодибилдеры. Само собой, что ввиду практически постоянной необходимости с кем-то воевать такие мужчины ценились превыше всего, в мирной жизни их окружали обожанием и почётом, князь хотел видеть в своей дружине побольше таких воинов – и, естественно, женщинам давалась негласная установка продолжать в первую очередь род именно таких. Так этот, продолжавшийся веками, отбор постепенно сформировал доминирующий образ типичного русского. Сегодняшний «Иван» - это высокий, крупный, широкоплечий мужчина с низким, громоподобным голосом, любящий по поводу и без пускать в ход кулаки, что на самом деле вовсе не говорит о его патологической агрессивности – дальше я раскрою причину такого его поведения. Недаром символом России с древних времён был медведь – свирепый хищник, не признающий ни чьей власти, после встречи с которым в лесу шансов остаться в живых практически не было. В том, что Русь взяла себе в качестве основного символ именно этого животного, было завуалированное послание всем возможным агрессорам: вот что вас ждёт, если рискнёте покуситься на наши земли.

     Однако это лишь одна сторона медали. Жизнь в доспехах, острая необходимость постоянно держать меч наготове предопределили не только внешние данные типичного русского, но и его внутренний мир, его мировоззрение, ментальность. Армия всегда отличалась жёсткой дисциплиной, предельно чётким распределением полномочий и обязанностей, максимальной ясностью роли каждого на арене военных действий – ведь без этого войны не выиграть. В обязанности простого солдата, за редким исключением, не входило требование думать – на это есть военачальник – солдат обязан выполнять приказы, совместно с другими такими же солдатами действуя, как единый организм, составляя одну мощную силу как в наступлении, так и в обороне. Приказ старшего – закон, на войне его неисполнение неотвратимо каралось смертной казнью. Такой принцип вовсе не был результатом склонности к диктату и самодурству командиров: просто все прекрасно понимали, что, почуяв рассогласованность действий воинов, враг моментально этим воспользуется. И вот мышление, идеально подходящее для военного времени, но, мягко говоря, далеко не всегда эффективное в мирном, начало захватывать умы, впитываясь с молоком матери и подкрепляясь соответствующим воспитанием в тех семьях, в которых, кроме успехов ратных, особо и нечем было похвастаться. Привычка везде и во всём жить, больше оглядываясь на приказ кого-то, кто так или иначе оказался старшим, себе отводя роль бездумного исполнителя, постепенно овладевала сознанием россиян всё больше и больше. Выражение: «Вот приедет барин – барин нас рассудит» не могло появиться там, где индивидуализм мог бы хоть как-то ощутимо торжествовать над юнговским «коллективным бессознательным». Воин, живущий по приказу, вытеснял из умов предпринимателя и хозяйственника, которого кормят идеи и инициативы.

Злая сила человеческого гения тех, кто был гораздо ближе к княжеским шатрам и царским палатам, чем простые смертные, быстро разглядела в таком немалые преимущества для себя: искусный воитель на поле брани, виртуозно орудовавший там мечом и копьём, вернувшись к мирной жизни, зачастую оказывался в ней далеко уже не так востребован, и у него не оставалось выбора, кроме как соглашаться на любую работу и терпеть любой диктат со стороны тех, кто, возможно, никогда не носил офицерские погоны, но в мирной жизни был непререкаемым авторитетом. Талант, делавший русского непобедимым на войне, оказывался бесполезен в мирной жизни – и он покорно надевал ярмо зависимого. Жестокость властителей, крепостное право, самодурство помещиков, бесправие простых горожан, безудержная, нещадная эксплуатация простых рабочих промышленных предприятий (что, совокупно, в итоге и привело к революции 1917 года и силовому свержению царизма) – все эти уродливые головы выросли из одного туловища: неспособности большей части русских в мирной жизни добиваться тех же высот, тех же успехов, тех же побед, которые они столь блестяще одерживали на полях сражений, обращая в бегство самые грозные армии мира и заставляя самых искусных завоевателей и стратегов зачастую просто не находить слов в немом восхищении при одном виде силы русского оружия…

     Во всём этом кроется объяснение того, почему жители России часто так загадочно себя ведут. Иностранцев, приезжающих в Россию, очень озадачивает тот факт, что русские столь редко кому-то улыбаются. Но на самом деле в этом нет ничего противоестественного: в прошлом незнакомые люди, встречавшиеся им на пути, столь часто оказывались врагами, что это закономерно отучило славян распахивать душу перед первым встречным – втеревшись в доверие, враг вполне мог выведать те секреты, которые ему ни в коем случае нельзя было раскрывать. Русскому необходимо сначала познакомиться, узнать человека, удостовериться в его лояльности – и только после этого при встрече с ним он начнёт расплываться в улыбке. И у того, что своим, «проверенным», людям россиянин уже готов дарить максимум положительных эмоций, тоже есть своя объективная причина: жизнь в войнах, насущная необходимость регулярно противостоять иноземным агрессиям вынуждает славян постоянно искать себе союзников, на которых можно положиться в бою, а ещё лучше – друзей, на верность и помощь которых можно было бы рассчитывать всегда – и на войне, и в мирное время. Знакомясь, россиянин всегда «прощупывает» нового человека, присматривается к нему, пытаясь, прежде всего, определить, насколько тот будет ценен для него как соратник – таких он ищет в первую очередь. Вряд ли обычный русский сумеет логично и внятно объяснить, на основе чего, каких критериев он заводит друзей – всё происходит на подсознательном уровне, – но можете не сомневаться: принцип поиска союзника в ратном деле доминирует здесь всегда. А найденному потенциальному союзнику должна создаваться атмосфера максимального благоприятствования – вот почему друзьям русский будет улыбаться уже, что называется, от всей души: улыбка – самый верный признак того, что у человека всё хорошо, что он на своём месте и всем доволен, а значит – его новый друг и союзник также сделал правильный выбор, находясь на одной с ним территории и заведя дружбу именно с ним. Так русские ненавязчиво удерживают ценных людей подле себя – дабы в нужный момент те оказались по одну с ними сторону баррикад. Оттуда же – из вечного поиска союзников в будущем ратном деле – «растут ноги» и у той самой кажущейся агрессивности русских: на самом деле это вовсе не агрессивность, а соревновательность. Стремясь везде и всюду померяться силами со всеми подряд, русич опять же ищет себе всё тех же союзников, определяя тех, кто равен ему по мощи или даже превосходит его. Найдя таких, он старается всеми силами завести с ними дружбу или хотя бы удостовериться в отсутствии их антипатий по отношению к нему: когда снова соберётся вражья сила в очередной раз покуситься на Русь, русский желает видеть вокруг себя тех, кто будет способен держать удар. Ведь лишняя рука, твёрдо сжимающая меч, ещё не мешала на этой земле ни одному войску. Наше подсознательное чувство коллективизма, наше стремление добиваться чего-либо именно командой, а не поодиночке, как на Западе, как раз и произрастает из окопного братства и поговорки «Один на поле не воин» - только все вместе, плечом к плечу мы способны стать той силой, которая оседлает свои вершины…

     Таким образом, бойцовская составляющая в повседневном мышлении коренного жителя земель к востоку от Европы доминирует в его поведении гораздо сильнее, чем у типичных представителей многих других народов. Этот внутренний демон, эта неискоренимая натура воина, подобно вулкану, рвутся всеми силами наружу. В мирное время таким негде себя приложить, скучная и однообразная работа, которую они ежедневно выполняют, дабы элементарно выжить, не соответствует их желаниям, более того: они боятся, что со временем такое занятие расслабит их, выхолостит их бойцовский дух, превратит в обрюзгших, инертных обывателей, неспособных, в случае чего, встать на защиту своей земли с оружием в руках. Их сердце жаждет драки. Они восхищаются героями фильмов о войне, всегда подсознательно представляя себя на их месте, и с упоением погружаются именно в компьютерные «стрелялки», желая хоть в виртуальном мире побыть теми, кем они тайно мечтают быть в мире реальном. В своё время даже гениальный Пушкин уловил эти желания в душе русского: «Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья… и счастлив тот, кто средь волненья их обретать и ведать мог…» Им нужна война, блеск погон и щёлканье затворов, лязганье гусениц танков и рев моторов истребителей – вот та музыка, которая ласкала бы их слух лучше любой другой, и именно сжимая в руках оружие, они смогут чувствовать себя в своей тарелке – жизнь, в которой «либо грудь в крестах, либо голова в кустах», для них вполне приемлема. Потому в мирное время им не живётся спокойно – им надо постоянно кого-то задирать, провоцировать, биться об заклад о чём угодно с единственной целью: хоть в чём-то доказать своё превосходство (прежде всего самому себе), что, пусть косвенно, лишний раз уверит россиянина, что он ещё «О-го-го!», ещё на коне, полон сил и готов сражаться (знаменитый фольклорный герой Василий Буслаев погиб в мирное время, убившись при прыжке через большой могильный камень – за этим его вроде бы глупым показушеством на самом деле стояло желание защищать свою землю, он хотел уверенности в том, что нет на Земле такого врага, которого он не смог бы одолеть). Ну и, естественно, опять же найти союзников – вот почему те, кого им не удалось одолеть, нередко становятся их лучшими друзьями: такой чувствует в нём того самого союзника, с которым можно пойти в разведку, на которого можно положиться в бою – потому что до того в мирной жизни он убедился в его мощи и бесстрашии.

     Мы далеко не одни такие. Есть и другие народы, на менталитет которых жизнь в постоянных войнах наложила подобный же отпечаток. Посмотрите на афроамериканцев: они тоже стараются держаться группами, тоже подозрительны к чужакам, тоже говорят «брат» тому, с кем не имеют родственных связей, но повязаны крепкой мужской дружбой, тоже нередко внешне беспричинно агрессивны, но за этой агрессивностью точно также кроется поиск союзников и прощупывание возможного противника. В чернокожих жителях США точно также говорит бойцовский дух их предков – зулусов, масаев, туарегов, тоже веками воевавших сначала друг с другом, потом – с европейскими и арабскими колонизаторами, потом ведших борьбу за выживание на плантациях белых рабовладельцев юга США, а затем уже в Штатах, охваченных расизмом – Штатах эпохи табличек «Только для белых», ку-клукс-клана и суда Линча. Жизнь в войне точно также пестовала из них в первую очередь воинов – в ущерб другим талантам. И в итоге как у нас, так и у них генофонд воинов, генофонд людей, больше приученных держать в руках оружие, слишком сильно вытеснил генофонд учёных, творцов и производителей – среди тех представителей «звёздно-полосатой» державы, что вошли в историю, в основном преобладали носители белого цвета кожи…