О природе наглости.

Наша современная жизнь в период тектонических социальных сдвигов характеризуется особым пониманием свободы совести. Мол, у нас свобода совести, хочу её имею, хочу, не имею.

             Совесть- такое понятие, которое отражает механизм саморегуляции в общении с людьми. Саморегуляция возникает в результате долгой общественной регуляции. Для этого существует цивилизация. Ликвидировав цивилизацию в 1917 году, большевики построили царство разума, понимаемого по-большевицки, по аналогии с французской революцией, (которая была уроком, на котором нужно было учиться). Совесть  пытались заменить лояльностью к власти. Однако, хоть и извращенная, савецкая, совесть сформировалась, устоялась. Социальный мир в деформированной социально-сословной структуре общества всё-таки сохранялся в условиях дамоклова меча страха перед репрессивными мерами власти. Ныне в результате мутации власти этот дамоклов меч исчез. Постепенно, в результате отсутствия общественно-государственной регуляции, остатки совести исчезли тоже.

Наглость- главный признак отсутствия совести. Наглость коммунистов, отменивших частную собственность под марксистские обвинения капитала в отнятии прибавочной стоимость. Ну,  ладно бы, оставляли бы прибавочную стоимость у трудящихся. Но ведь сами стали отбирать у трудящихся в пользу просящих и распределяющих ещё больше. Эффективность использования отбираемой собственности оказалась значительно меньше, чем при частной собственности. Уровень жизни это доказал. Изобилие, о котором до последних дней савецкой власти мечтали коммунисты,  было общей практикой  на Западе. Механизмы распределения там тоже постепенно усовершенствовались. Это - при том, что экономика у нас была ориентирована на вооружение, а не на выпуск товаров. А на Западе хватало сил и на бомбы и на колбасу. Но приверженность этих людей госмонополии на средства производства  может быть заблуждением. Наглость  - в том, что, несмотря на полное банкротство своей доктрины, они продолжают агрессивно навязывать свои человеконенавистнические взгляды.

   Но наглость ныне присуща и их приемникам - нынешней клептократической вертикали. Наша пропаганда упорно называет нынешний рыночный феодализм с его системой кормления капитализмом. А коррупцию, которая является государственным строем нынешней России, она  называет его болезнью, которую власть старается лечить перемещением и  заменой одних  коррупционеров другими. Для защиты и сохранения этой системы обирания населения и бизнеса нынешний дуумвират наращивает гонку вооружений. 20 триллионов рублей на сохранение паритета с остальным миром.  Триллионы на дань Кавказу, на содержание бессмысленной квазиимперии, уничтожающей русский народ. На прощение долгов обанкротившимся режимам Азии и Африки. При нищете провинции, истощённой и изношенной  инфраструктуре, которая грозит скорым прекращением жизнедеятельности городских служб, водопровода и т.д. При отсутствии нормальных дорог, угрозе догорания оставшихся лесов в следующем году.

   Говорят, реституция сейчас возможна только в отношении РПЦ, но за счёт налогоплательщиков, а не за счёт государства, отобравшего у неё церкви и монастыри, а  значит  в лице чиновников и их личной собственности.

 Реституция ныне невозможна только за счёт тех, кто проводил экспроприации, раскулачивание и другие формы грабежа населения преступной властью. Они мертвы, имущество уничтожено.  Но она возможна за счёт их идеологических наследников. Признавая справедливость актов экспроприации, они должны признать и справедливость реституции и свою ответственность за экспроприации. И возместить всё из своего кармана. Это способ насильственного возвращения совести.

    За долгие годы в России сложился межнациональный мир и терпимость. Национальная наглость разрушает этот мир с нарушением сложившегося баланса. В нац. республиках по отношению к русским проводится политика вытеснения и настоящего фашизма. Власть этого не хочет знать. Этот баланс она и нарушает. Огромное число гастарбайтеров и переселение Кавказа в инфраструктурно благополучные районы и Москву раздражает местное интернациональное население. Новоприбывающие наглы оттого, что они - воспитаны в другой  социальной среде, там, где толерантность неизвестна как явление. Где до сих под воспитываются воины. Вот они и воюют. И если бытовое хамство воспринимается местными как неизбежная реальность, с которой нужно считаться, не отвечая или хамя в ответ с разрешением конфликта в виде словесной перепалки, то для воспитанного в понятиях: «умри за свою честь или убей обидчика» разрешение конфликта- убийство. Вы скажете: Что взять с дикаря, но у нас есть милиция- полиция. Это большой вопрос.  Далее, этот джигит видит, что если хамит он, то это ему сходит с рук. Никто его не убивает, честь свою не защищает.  Джигит наглеет. Но начинается эскалация наглости и в том социуме, куда он попал.. Не надо называть нацистами молодёжь, возмущённую наглостью пришлых. Надо бороться с наглостью как с явлением. Безнаказанность- мать наглости. При том, что если джигит- мусульманин, то все мусульмане не будут смотреть, кто прав, кто нет. Они имеют обычай, особенно если это с благословения религиозных вождей, проявлять солидарность с единоверцами. Там, где русские разобщены, горцы ходят стаями и потому наглее, чем русские хамы. Ну и что толку пенять молокососам, которые объединяются в ответ под единственным знаменем, которое у них есть- знаменем национализма. Не в полицию же бежать жаловаться. Да и то верно. Нет её пока.

     Теперь о наглости облечённых мигалками. Подрезавший на дороге простого гражданина помощник депутата грозит травматическим пистолетом, угрожает разобраться по понятиям. Он понимает, что с людьми незначительными можно так. Безнаказанность, иммунитет, круговая порука. Он знает, что колёса государственной машины могут раздавить кого угодно, но не его самого. Ведь он сам на этой государственной машине во всех смыслах сидит. И путает колёса этой машины с колёсами своего автомобиля.

   И последнее, о Киркорове. Ну не сдержался, но ведь будь на месте Яблоковой чиновник, от которого он зависит, сдержался бы точно. Просто немного обнаглел. Стал считать, что ему всё можно. Как какому-нибудь блатарю. А почему, кстати, у нас одним всё можно, а другим ничего нельзя? Мы же только перед законом равны, а где он закон? Ау!