Терпимость околоноля

На перроне метро, я уверен, со мной вместе вряд ли наберется десяток человек, имеющих полное право на лозунг: "Москва для москвичей". Заходя в вагон, иной раз думаю, как хорошо было бы сейчас положить всех автоматной очередью и ехать спокойно – без хамов, расторопно прыгающих на сидячие места, без дебилов в бумбумкающих наушниках, без толстух, от чьей страсти к калорийной пище тебя в буквальном смысле плющит в час пик, без молодых дур с пикающими мобильниками и молодящихся теток, льющих на себя духи ведрами. Не будем разбирать моральный аспект, посмотрим, возможно ли технически выполнить мои пожелания. Для того, чтобы убрать всех, кто мне мешает, надо сформулировать юридическую категорию: "люди, мешающие Мише". Это невозможно, поверьте, я об этом думал. Рассуждение о метро, как многие уже догадались, целиком и полностью применимо и к сфере межнациональных отношений.

Я хочу сказать вещь, для понимания которой не обязательно быть гуманистом, добрым или порядочным человеком. Достаточно головы на плечах. Я не стану говорить, что представители других национальностей – такие же как мы, что людей надо любить и тому подобные вещи – не двадцатый век на дворе. Я не стану повторять и расхожую формулу, будто у преступления нет национальности. Как не быть! У разных групп людей разные склонности, в том числе и в криминальной сфере. Какие-то обобщения сделать не трудно. Одни больше стреляют из травматики, другие известны мелким мошенничеством и наркоторговлей, третьи режут домочадцев по пьяному делу. Беда в том, что для пресечения чего бы то ни было нужна четкая инструкция, включающая определение, что именно пресекается. Инструкция, которую одинаково истолкует любой милиционер или судья. Неопределенности и разночтения в законе порождают правовой беспредел. Я пока говорю очевидные вещи, верно?

Сейчас большинство обывателей пытается представить произошедшее на Манежной как некую инструкцию правоохранителям и власти. Но никакого институционального оформления тех требований, которые сейчас предъявляются к выходцам с Кавказа, быть не может. В самом деле, мета-претензия, сухой остаток от лезгинок со стрельбой, взяток следователям и приставаний к девушкам, формулируется очень просто: "им можно все, а нам ничего". Иными словами: там где русского бы наказали, чеченца, аварца или осетина простят. Допустим. Но эта ситуация законодательно не исправляется. Очевидно, что ничего похожего на юридическое решение она иметь не может. Поверьте, я не издеваюсь над теми, кому больно смотреть на лезгинку, но М.Ю. Соколов и даже Соколов-Митрич должны понимать, что статьи "совсем оборзели" в УК никогда не будет, потому что для этого придется пересмотреть сам принцип построения современного права. Представьте себя на месте следователя или судьи. Как убедить разгневанного обывателя, что Вася заслужил свой "червонец", а Аслан ни в чем не виноват? Как убедить в этом политолога Святенкова, утверждающего, что "в России за убийство кошки следует более жесткое наказание, чем за убийство русского"?

А никак. Просто давать русским заведомо меньшие сроки, чем чеченцам. Будем откровенны: именно этого и хотят, сознательно или подсознательно, те, которые одобряют "гражданский протест" на Манежной.

Давайте не будем говорить о гражданском обществе, о требованиях равенства перед законом и т.п. Ничего гражданского наш обыватель предложить не в состоянии, потому что "гражданская" часть состоит не из "я хочу", а из понимания того, что кроме тебя, что-то хотят и другие. Обыватель не ставит перед государством никаких решаемых в рамках действующей Конституции задач. Он не намерен себя ограничивать, о чем-то договариваться с "чужими" (по крови, духу, культуре и т.д.), он хочет одного: чтобы инородцев ограничили в правах. Именно поэтому наше "гражданское общество" и считает уместным спрашивать за "вызывающее" поведение дагестанцев с узбекского дворника или якутского шахматиста. Они подпадают под одну "юридическую категорию": все, что мне не по нраву. Очевидно, что задача ограничения инородцев в правах не имеет решения в рамках современного правового государства, поскольку она требует выделения представителей каких-то наций в отдельную юридическую категорию. Только при условии такого обособления можно осуществить то, о чем наперебой заявляют современные россияне - потребовать, чтобы приезжий не просто соблюдал закон, а уважал некие абстрактные местные обычаи, был вежлив, не вел бы себя вызывающе. Только так. Иначе он плюнет, станцует лезгинку, или учинит иную, как выражаются во "Взгляде", "символическую демонстрацию того, кто в доме хозяин". Правда, в таком случае не вполне понятно, как быть с полукровками, с татарами и якутами (с якутами, впрочем, у нашего "гражданского общества" кое-какие наработки имеются), как поступать с самими русскими в национальных республиках и т.д.

Проклятье ксенофоба в том, что в цивилизованном обществе он вынужден задыхаться в своей ненависти. У нас долгое время не решались дать волю таким настроениям. А потребность выпустить струю народного гнева становилась все более острой. Именно это, видимо, и была та самая "нулевая терпимость", которую сейчас усиленно воспевают. После Манежной вздохнули с облегчением, заговорили взахлеб о лезгинке, торопясь, пока не прикрылось снова информационное окошко, и в итоге - легитимизировали тот дискурс, который в другом месте и в другое время кончился Нюрнбергом. "Проповедовать мысль о том, что весь этот слой заражен фашизмом и его надо немедленно в поликлинику для опытов, – верх кретинизма, - горячится Соколов-Митрич. - Если адекватные люди в массовом порядке одобряют неадекватные действия, значит, проблему надо искать не в них, а в среде обитания". Фраза примечательная своей исторической откровенностью. Ведь далеко превосходящим современных россиян в рациональности и здравомыслии немцам ничто не помешало в массовом порядке начать неадекватными методами решать свои проблемы со средой обитания. Так что для матушки-истории нет ничего невозможного.