Чёрный коттедж

Роберт Фрост, The Black Cottage, http://www.bartleby.com/118/7.html
**
Случилось мимоходом в этот день
Поймать своеобразную картину,
В смолистых рамках вишни одряхлевшей,
С дороги, потерявшейся в траве.
О небольшом коттедже речь зашла, 
С фасада только дверь меж двух окон,
Облитая как будто чёрной краской.

Мы встали: я, агент, чтоб посмотреть.
Он, руки вытянув на всю длину,
Раздвинул ветви в стороны красиво.
"Блеск", он сказал . "Входи. Не пригласят." 
Путь смутным был движением в траве,
Привел нас прямо к ветхому окну. 

В стекло уставились мы.- "Помотри, 
Всё - то же, лишь хозяйка умерла.
А сыновья не продадут, ни дом, ни вещи.
Сюда хотели летом приезжать,
Где были в детстве. Но не появились.
Они на западе, издалека
Держать придётся  данное им слово.
И не помогут, и не помешают."
В углу гостиной выбрал паутину
У серого портрета на стене,
А это старый был дагерротип.

"Отец их - был таким он на войне.
Она, как говорила о Гражданской,
С поклона опускалась на колени
Перед портретом, хоть я сомневаюсь
В чертах живых, что сохранили власть
Подогревать в ней после долгих лет.
Он пал в Фредериксбурге ль, Геттисберге,
Я должен знать, в чём разница меж ними:
Фредериксбург не Геттисберг, конечно.

Но то, то что получаю, как осталось
В том домике, и раньше мне казалось;
Прошла здесь больше, чем кто-либо, прежде -
Я не имел в виду по жизни в целом,
Что вышли из него, отец во-первых,
Два сына, и с тех пор была одна. "
(Не то, что сыновей могло привлечь.
Ценила деликатно отторженье,
Опять расход на годы обученья.)
Имел в виду, что в мире мы прожили,
Как мы почти добрались до исхода.
Всегда мне кажется, какой-то знак,
Отметит, как прошли у нас пол-века.

Мы посидим здесь, если не спешите,
Порогов этих редкий визитёр?
Из ветхих досок вытащить все гвозди
И чтоб не наступать, забить на место.
Свой взгляд на вещи  был у старой леди. 
Любила говорить. О гарнизоне    
И муже,   вся история о них.
Ни разу не пришлось ей долго думать
Что для неё Гражданская Война,-
Не просто сохранить все Штаты вместе,
Не просто рабство отменить, навряд ли. 

Не верила тем целям до конца,
Чтоб ей вернули всё, что отдала.

Таким её коснулся этот принцип,
Что люди все свободны и равны.
Услышать столь причудливые фразы
Мировоззрения о тех вещах.
Но это твёрдо - тайна Джефферсона.
Что он имел в виду? Да, легкий способ
Решить, но это попросту неверно.

Возможно, нет. Я слышал, говорили.
Валлиец это точно прививал
Для беспокойства в множестве веков,
Всем поколениям пересмотреть.
Могли б сказать, что Запад говорил,
И Юг, на тему сохранённой веры. 
Искусства слушать ей хватало, но
Не для последних мировых понятий. 
Единственно лишь "белых" в жизни знала.
Едва ли "чёрных", "жёлтых" никогда.
Как сделались они так непохожи
С Той же руки, с того ж материала?
Предположила, что война решила.
Что можно сделать с этим человеком?
Наивность странная найдёт свой путь.
Не удивлюсь я, если  эта сила 
В конце концов восторжествует в мире.

Но были для неё и времена,
Когда в угоду младших членов церкви,
Вернее, не входивших вовсе в церковь,
О ком должны мы думать в наше время,
Я изменил бы веру очень мало?
Не то чтоб приходилось ей просить;
Не представлял с тех пор; как голой мыслью
От зябкой старой  шляпки на скамье,
Что в полусне всегда - с избытком было.
А если разбудил, то напугал бы
Словами, что к лицу «сошедшим в Ад»
На сленге либеральной молодёжи.

Они страдали, в главном от напора
И хорошо,  чтоб не были верны
Сказать, как дикарям? Могли б отбросить
Да не было им крышки на скамье.
Не означало б много для неё простить и пропустить, от убеждений,
Не сказанное детям "Доброй ночи", заснуть, страдая – с чувствами какими?
Я рад, что не пришлось с ней быть мне ближе, поскольку помогала сила воли
И потому, что было бы напрасно. Льнул к ней довольно долго, без сомнений,
Что верным буду, всё вело к тому. Меняет нас лишь то, что видим в жизни,
И находясь в немилости у истин. Когда сижу здесь, часто я хочу
Монархом быть в пустыне, и себя, я мог бы посвятить, и навсегда
Для истины обратно возвращаться.

Пустыня оградилась бы стеной, с цепями горными в снегу средь лета,
Никто стоять не жаждал за ценой, что боль побед заставит изменяться.
В оазисах, где жили в основном, держались дюны слабым тамариском
И ветром унесённые, и риском. Песок зерном в рождении росы,
Малыш родившийся в песчаной буре, как камень в съёжившемся караване -
“В стене есть пчелы.” Стукнул на полотнах, Хозяин вдаль смотрел. Пошли часы.
Мы поднялись. Закат сверкал на окнах.