Из жизни городских сумасшедших. Манжула

Этим рассказом я завершаю  цикл о городских сумасшедших.  

Манжула – это настоящая фамилия героя рассказа. В разряд городских сумасшедших он попал после одного неординарного случая. В возрасте, когда люди уходят на заслуженный отдых, Сергею Васильевичу Манжуле захотелось поработать. И не где-нибудь, а в шахте. Желание было столь велико, что отказы директоров угольных предприятий не могли остановить упрямого старика и вынудили обратиться к самому высокому начальству. Он решительно переступил порог кабинета первого секретаря городского комитета партии и без предисловий гневно заявил:

     – Иван Александрович, прошу принять срочные меры! В городе саботаж и круговая порука!

     – Что случилось, Сергей Васильевич? – вежливо спросил первый секретарь.

     Он давно был знаком с незваным посетителем и хорошо осведомлён о чудачествах этого беспокойного человека.

     – Директора шахт сговорились и не хотят принимать меня на работу.

     – Ах, вот оно что! – сделал удивлённое лицо Иван Александрович, хотя был хорошо осведомлён о причине визита Манжулы. – А позволь   спросить, дорогой товарищ, сколько тебе лет?

     – Неважно, – сердито буркнул старик. – Я могу ещё приносить пользу.

     – А лет тебе уже шестьдесят. К тому же ты инвалид войны. А в шахте работают до пятидесяти и здоровые, крепкие мужики, – терпеливо пытался объяснить справедливость отказа директоров первый секретарь. – Опоздал ты немножко. Тебя не потому не хотят брать, что ты им не нравишься, а потому, что не имеют законного права. Случись что с тобой, кто отвечать будет, а? Директор в первую очередь.

     – Значит так, да? – возмущённо воскликнул посетитель. – Списали Манжулу тыловые крысы?! Не выйдет! Не для того я кровь под Сталинградом проливал, чтобы меня гнали отовсюду, как паршивую собаку. Я до генсека дойду, если не дадут мне работу.

     – Сергей Васильевич, все мы знаем о твоих заслугах, ценим и уважаем тебя как заслуженного человека. Но пойми меня правильно, нет такой возможности устроить тебя на работу, и тем более – в шахту. Давай лучше мы тебе хорошую путёвку выделим в санаторий. Отдохнёшь, подлечишься.

     – Я ему о работе, а он мне отдыхать предлагает! – в голосе Манжулы звучали гнев и отчаяние. – Мне работа нужна, понимаешь? Помру я без работы.

     – Десять лет не работал – не помер, поживёшь ещё, – начал терять терпение первый секретарь. – Ты всех нас переживёшь. А теперь, извини, у меня много работы.

     Разговор в итоге закончился тем, что на помощь главе городской партийной организации пришли работники аппарата и общими усилиями выпроводили упрямого посетителя за пределы кабинета, а потом и за пределы здания.

       Но не на того нарвались партийные чиновники. С этого дня и без того нелёгкая жизнь первого секретаря стала ещё тяжелее. Манжула каждый день, как на работу, приходил к нему на приём с неизменным требованием устроить его на шахту. Попытка секретарши преградить путь ветерану не имела успеха. Тыча бедной женщине в лицо потрёпанным партбилетом, он кричал:

     – Не имеешь права! Я член партии с сорок третьего года! Мне партбилет в окопах Сталинграда вручали! Я пришёл как коммунист к коммунисту! А ты, кто ты такая? Пригрелись тут! Сталина на вас нет!

     После недельной осады горкома партии Сергей Васильевич решился на отчаянный и весьма неординарный шаг для того времени – на дворе шёл 1981 год. Он объявился на главной площади города возле памятника вождю мирового пролетариата с плакатом на груди, надпись на котором гласила: «Ищу работу».

     Глядя из окна своего кабинета на быстро собирающуюся вокруг возмутителя спокойствия толпу, первый секретарь сдался. Сняв трубку телефонного аппарата, он позвонил одному из директоров   и несвойственным ему виноватым голосом попросил:

     – Борис Иванович, выручай. Возьми на работу Манжулу. Я наводил справки, у него есть «корочки» горнорабочего и машиниста подземных установок. Пусть поработает где-нибудь на моторах.

     Так Сергей Васильевич Манжула оказался на нашей шахте, на добычном участке и в моём звене в качестве вагонщика.

Когда я впервые увидел его, то мне сразу на ум пришло сравнение с героем актёра Зиновия Гердта Паниковским. Почти один в один. Такое же телосложение, хромота, возраст и говорливость. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы с ним быстро нашли общий язык. Я терпеливо разъяснял ему задачи, а он терпеливо и внимательно ко мне прислушивался.

Потребовалось не так уж много времени для того, чтобы Манжула восстановил навыки работы вагонщика. Но, делая поправку на возраст и здоровье ветерана, я, по возможности, давал ему кого-то в помощь, за что он испытывал ко мне искреннее чувство благодарности. Выражалось это не только на словах.   У Сергея Васильевича была шикарная личная библиотека, и он с готовностью предоставил   её в моё распоряжение. Когда я выразил восхищение большим объёмом и разнообразием книг, Манжула с грустью сказал:

     – Совестно тебе признаться, но много книг я без зазрения совести пропил. Потому и на работу пошёл, чтобы не пропить всё окончательно.

     Однажды, моясь в бане, я обратил внимание на страшные шрамы на его ногах.

     – Васильич, это тебя на войне так зацепило? – спросил я.

     – Да. Осколок вошёл вот сюда в левую ногу, – он ткнул пальцем в громадный шрам на бедре, – перебил обе кости и вышел через правую. Хорошо, что в сознании был, а то бы отрезали нахрен. А так хоть и кривые, но свои.

       Ноги у него действительно были тонкими и   кривыми, особенно левая. Но жалоб на то, что ему трудно ходить, я от него ни разу не слышал. О войне он рассказывал охотно, часто с юмором. Стоило только зацепить тему войны, и Манжула не мог промолчать.

       – Серёга, расскажи, как вы от немцев драпали в сорок первом, – задевал его за живое какой-нибудь остряк.

       – Было дело, драпали мы от западных границ до Волги, – нисколько не обижаясь, отвечал ветеран. – Нам, артиллеристам, было полегче, чем пехоте. Пушке транспорт нужен, а стало быть, топать ножками нам приходилось мало. И голодали мы меньше. Помню такой случай. Осень, дождь, слякоть. Наше орудие тягач тащит, мы под брезентом прячемся, а бедная пехота чавкает по грязи разбитыми вдрызг сапогами. И вот видим: коровка убитая лежит на обочине. Быстро подбегаем, вырезаем куски мяса побольше и кидаем их на лафет. Едем  дальше. Солдатики смотрят на нас с завистью, и бредут по раскисшей дороге – угрюмые, мокрые, усталые и голодные, и думают: скорее бы добраться хоть до какого-нибудь сарая или хлева, чтобы упасть и поспать. А мы сидим под брезентом и мечтаем о привале и дымящемся куске мяса. По перенесённым тяготам с пехотой никто не может сравниться. Так мы отступали. Но на Волге сначала упёрлись, а потом погнали немца. А он, я вам скажу, воевать умел. Поэтому мне не стыдно, что я драпал до Волги. А такие, как ты, бежали бы до Тихого океана.

     Манжула никогда не выпячивал свои заслуги в войне, хотя имел много боевых наград, свидетельствующих о том, что заслуги его были немалыми. Больше рассказывал о боевых товарищах и о боях, в которых ему довелось участвовать. И суть этих рассказов была не всегда похожа на то, что мы читали в книжках или видели в кино. Ордена и медали Сергей Васильевич надевал только раз в году, на День Победы.

     Многие считали Манжулу чудаком и, возможно, не без оснований. Но мне казалось, что людям просто было трудно понять его поступки и мысли, и это мешало им серьёзно к нему относится.

     К сожалению, поработали мы с ним недолго. Возраст и слабое здоровье не могли не сказаться. Однажды он заснул на рабочем месте и засыпал погрузочный пункт углём. Понадобилось несколько часов всему звену, чтобы лопатами перекидать два десятка тонн в вагоны. Мы пожалели старика и не доложили о случившемся начальству. Но второй случай скрыть не удалось. Манжула неправильно зацепил канат лебёдки, и электровоз, увозивший гружёные вагонетки, сорвал лебёдку с крепления и протащил по штреку несколько сотен метров, пока не забурились вагоны. Когда я прибежал на погрузочный пункт, перепуганный Сергей Васильевич  с бледным,  как мел, лицомсидел на своём месте с видомзагнанной в угол мыши.   На мой вопрос «Что случилось?» он тихо ответил:

   – Всё, отвоевался Манжула.

   В голосе его звучала такая щемящая тоска, что мне стало нестерпимо жалко этого маленького больного человека. Быстро разобравшись в ситуации, я поспешил его успокоить:

       – Да не переживай ты так, Васильич. Все живы, здоровы, никто не пострадал, а с железом мы разберёмся. Восстановим.

     Он с благодарностью посмотрел на меня, грустно покачал головой и сказал:  

     – Только меня уже не восстановишь.

     Вместо объяснительной, к великой радости директора шахты и начальника участка, Манжула написал заявление на расчёт и больше на шахте не появился.

     А вскоре его не стало.