О том, при каких условиях "Ельцин-центр" в Екатеринбурге имеет право на существование.

Отечественный гениальный режиссёр Михалков заявил, что в екатеринбургском "Ельцин-центре" производятся инъекции, разрушающие души детей.

Ему вдова первого президента России высказала в ответ, что Михалков, мол, солгал, потому как в Ельцинское время говорил и писал другие вещи, совсем иные по окрасу, и, следовательно, отношение своё к Ельцину и его эпохе кардинально поменял. Так, знаете ли, говорят иной раз в сердцах — мол, в доме нашем бывал, хлеб ел, вино пил, а потом вон как заговорил.

И тут привычным хором заголосили персоны, так скажем, калибром поменьше — из числа завистников и недоброжелателей Никиты Сергеевича — и принялись его стыдить, как, мол, ему не стыдно такое произносить. Прямо-таки раскалывает автор нашего лучшего кино этим своим высказыванием российское общество! Не даёт, так сказать, встать нам плечом к плечу! Да и как он смел, принимая когда-то из рук Ельцина награды, взять вот и не похвалить этого в высшей степени неоднозначного российского лидера?

Знаете, как будто мы и не в России живём. Неужели вы права не оставляете за человеком взять, да и переменить свои взгляды?

А вспомните, как в недавние времена многолетние, заслуженные коммунисты в солидном возрасте, пихаясь локтями и чертыхаясь, неслись проклинать своё прошлое, отрясать с ног прах КПСС, предавать анафеме свои лучшие годы.

Вспомните, как сам Борис Николаевич, который в бытность свердловским первым секретарём Ипатьевский дом велел с землёй сровнять и место то заасфальтировать. Вспомните, как стоял в Петропавловском соборе, держа подрагивавшей от волнения рукой свечечку, во время перезахоронения праха расстрелянной в том самом доме царской семьи. Вспомнили?

Нас постоянно упрекают, что на одни и те же грабли наступаем. Собственно говоря, в беспамятности упрекают. Так давайте же не будем беспамятными. Давайте вспомним.

Для меня Ельцинское время — это небо без самолётов. В советское время они летали, оставляя в небе Москвы волнистые следы.

Летают и сейчас. А вот тогда их не было. Просто не было.

Я понимаю, тяжело было переходить к новым экономическим условиям, к новому порядку управления. Но чем больше мы живём, тем удивительней становится то время.

Скажите мне сейчас, разве разгул преступности был обязателен? Ну, скажите, есть ли связь между рождением парламентаризма и презрительным, уничижительным отношением к людям науки и культуры? Между возрождением православия и сатанинской круглосуточной алкоголизацией населения?

Есть какая-либо связь между осуждением репрессий, связанных со зданием КГБ СССР на Лубянке, и открытием практически свободной торговли героином недалеко от этого здания по ночам?

Почему, когда в Москве появилась реклама по телевизору, рекламировались исключительно преступные, жульнические конторы, связанные с денежными махинациями? Что, никто не знал, что они жулики, и что вчерашние советские люди привыкли верить телевизору?

Многие наши болезни родом из той эпохи.

Мы привыкли слово "демократия" произносить с ехидцей, потому что та эпоха безоглядного, фантастического цинизма привила нам это. А ведь демократия — это очень хорошее, замечательное  слово.

Мы привыкли к тому, что при слове "бизнес" возникают не умные обаятельные господа в цилиндрах, которые хотят сделать нам лучше и при этом разбогатеть, а небритая, отёчная мразь в малиновых пиджаках, которая изъясняется на каторжном языке и готова убивать и грабить, но вместо этого ходит в церковь и помогает МВД.

Знаете, я готов поверить, что "Ельцин-центр" нужен. Пусть будет. Только при одном условии: если там будет показано, как это было. Чтобы мы излечились, чтобы мы перестали наступать на эти грабли.

И если там висят казённые фотографии, где Борис Николаевич, начищенный, набриолиненный и в гриме стоит в обнимку с Клинтоном и целует ручку патриарху, то пусть будут и те, где он пляшет и дирижирует оркестром, где он с искажённым лицом неврологического больного, где он, лидер великой страны, лыка не вяжет, потому как из песни слов не выкинешь. А это уже и впрямь нельзя показывать детям.