Камчатка. Мертвая зона

Руководство исправительных учреждений на Камчатке все больше ужесточает режим содержания заключенных. Уже перекрыты некоторые гулаговские и нацистские «стандарты»

О произволе в камчатской колонии строгого режима ИК-6 «Совершенно секретно» уже писала («По всей строгости режима», №10 за 2007 год). После этого зону инспектировали различные комиссии. Но ни одна из них не обращалась в редакцию с просьбой изучить имеющиеся у нас документы. Меры были приняты своеобразные: администрация колонии провела экскурсию для местных журналистов. Они написали, что ситуация находится в правовом поле. Увы, коллеги написали неправду

Вячеслав Пецов умер 15 апреля 2010 года в ИК-6 в Елизово (пригороде Петропавловска-Камчатского) от сердечного приступа. Здесь он отбывал срок:
8 лет лишения свободы за хранение 3 граммов марихуаны. В Москве за такое количество наркотика суды назначают год условно. На Камчатке не редкость срока по 10 и даже 14 лет лишения свободы для молодых и ранее несудимых. В крае проживает чуть больше 340 тысяч человек, здесь нет развитой оргпреступности, нет героиновой наркомании, но есть многочисленные управления милиции, прокуратуры, ФСКН, которым надо закрывать показатели по крупным делам. 50-летний Пецов стал для них находкой: инвалид без рук и ног. Он и на воле не мог существовать без посторонней помощи, тем более приобретать и употреблять наркотики.
В марте 2010 года в край из Дагестана прибыло новое руководство исправительной системы во главе с полковником Николаем Сангаджигоряевым, и началось невиданное ужесточение режима. С начала года – семеро умерших и десятки «доходящих».
Осужденным Баеву и Матвееву, скончавшимся в ИК-6 нынешней весной от сердечной недостаточности, было 37 и 39 лет соответственно, Виктору Пукало – 38.

– Витя тяжело переживал ночные побудки, организованные по инициативе нового начальника колонии Адамова, – рассказывает товарищ покойного Андрей Мильджинике. – Зачем это делается, не понять, но несколько раз за ночь весь отряд регулярно будят. Подъем происходит в шесть утра, за два часа до построения. Все это время заняться нечем, но такой порядок существует давно. Работники колоний путают понятия «строгий режим» и «бесчеловечный». Они говорят, что мы должны страдать за совершенные нами преступления как можно сильнее.
1 апреля Пукало сказал жене и дочери, что чувствует себя очень плохо и до конца срока не дотянет. 2 апреля у него онемела левая рука – явный признак сердечной недостаточности. В санчасти был только зубной врач. По рассказам осужденных, Пукало не дали никакого лекарства и не вызывали «скорую». Просидев на кушетке около часа, он встал и упал замертво.
28-летний Сергей Зиновьев отсидел в ИК-6 пять лет из девяти по приговору.
– Однажды мы с Сережей были на пикнике, там возникла ссора, – рассказывает сестра Зиновьева Анна. – Один парень перепил, схватил нож. Мой брат отобрал у него оружие, потом конфликт успокоился. Человек, у которого Сергей отобрал нож, оказался сотрудником милиции, следствие по делу напоминало расправу.
Обстоятельства смерти Сергея Зиновьева его мать и жена узнали со слов осужденных. 25 марта у парня прихватило сердце. Зеки на одеялах отнесли его в медсанчасть и слушали, как врач с медсестрой долго обсуждали, делать укол или не делать. В итоге укол не сделали, «скорая» в зону не приезжала, хотя станция находится всего в двух километрах. После того, как Сергей умер, его тело лежало на полу в медсанчасти до следующего вечера.
– Самое страшное в зоновских порядках, что не разрешают передавать осужденным лекарства и сами не лечат, – говорит Ольга Борисовна Зиновьева, мать Сергея. – У нас брали только капли от насморка. А там все, кто больше года сидит, хронические больные. Сережа пришел туда молодым и сильным. Инфаркт в 28 лет – это разве нормально?
– Поддерживать здоровье в «шестерке» можно только за счет передач с воли, – говорит председатель «Камчатской правозащитной организации по контролю за деятельностью должностных лиц и защите прав человека» Лариса Токунова. – Сейчас все передачи потрошатся, даже фрукты режут на части – якобы наркотики ищут. Через день все это уже несъедобно, а 20-килограммовая посылка положена осужденному раз в четыре месяца – как тут продержаться? В футбол теперь играют только «активисты», а основная масса заключенных содержится в локалках, где на каждого зека приходится сорок квадратных сантиметров площади. (Локалки – отгороженные участки с бараками для одного-двух отрядов заключенных. – Ред.)
– В помещение библиотеки попасть невозможно из-за закрытых локальных участков, – говорит Владимир Белов. – Забирают весь спортивный инвентарь, даже бушлаты, которые сами же выдают. Телевизоры,  плитки, магнитофоны, утюги и  чайники отбирают, хотя они не запрещены. Даже кипятильники, которые продаются в магазине учреждения. Дошло уже до теплых одеял и постельного белья, до фотографий близких людей. Даже в сталинских лагерях осужденному не запрещали смотреть на дорогие сердцу изображения. До адресатов не доходят письма…
– Хотя с момента подъема до построения есть два часа, помыться пускают на несколько минут, – рассказывает осужденный Антон Байков.

– На четыре крана 80 человек. В бане им на помывку дается час, получается по две минуты на человека. В парикмахерскую не пускают, заставляют бриться наголо.

Время посещения бани администрация зачем-то совместило с учебой: то есть либо мыться, либо учиться. Для каждого отряда магазин работает всего раз в неделю два часа с техническим перерывом. Обслужить за это время успевают не более 15 человек, а желающих три сотни. Единственный врач принимает три раза в неделю с 15 до 17 часов, а вечерняя поверка – с 16 до 16.30. Заявления в оперчасть можно подать только вечером, когда локалки перекрыты.
Для довершения картины администрация запретила огородничество, а также вынос пайки хлеба за пределы столовой. Последняя мера не применялась даже в ГУЛАГе. При всем скудном питании зек сталинской эпохи мог крошками этой пайки поддерживать силы между приемами пищи. В гитлеровских концлагерях узникам хотя бы раз в неделю давали большие порции мяса. Не из сострадания, а чтобы они могли работать. А чего добиваются камчатские «исправители»? 5 ноября перед завтраком осужденные Евгений Перевертун, Станислав Гусев и Илья Адуканов обнаружили в бачке с кашей вареную крысу. Вся зона отказалась от завтрака.
– Когда мы нашли крысу и зона отказалась принимать пищу, – рассказывает Евгений Перевертун, – единственное, что интересовало начальство – кто зачинщик голодовки? Никаких попыток разобраться в причинах инцидента. Главное – найти крайнего и упечь его в ШИЗО. Удобный крайний – тот, кто эту крысу нашел.
Из-за ужасного качества питания, основу которого составляют каши на воде, заключенные ИК-6 неоднократно объявляли голодовки. В мае-июне 2010 года Михаил Будковец отказывался принимать пищу 8 дней, Александр Солодкин – 7, Олег Зоркальцев – 20, Виталий Гапонов – 15 дней.
– По закону после трех суток голодовки врач должен прописать осужденному постельный режим, – говорит Лариса Токунова. – Зек имеет право не вставать с постели даже для приветствия вошедшего сотрудника, так как от голода у него может закружиться голова и наступить потеря сознания. Однако у нас всем голодающим дали по 5 суток ШИЗО. Водворение в штрафной изолятор в «шестерке» практикуется сверх всякой меры. По закону нельзя держать там осужденного больше 15 суток. Алексей К. находился в ШИЗО с гепатитом, туберкулезом и простатитом 30 дней, потом пробыл неделю в отряде и снова отправился в «штрафники» на 35 суток.
А чтобы изолятор пугал еще больше, под его окнами возвели пятиметровую кирпичную стену. Судя по всему, ее главное назначение – лишить узников остатков солнечного света.

– До такого не додумались ни в одном концлагере! – возмущена Лариса Токунова. – Люди еле двигаются, а им запрещают спорт.    
Осужденный Владимир Авдейков в жалобе выразил свою проблему просто: «нечем жевать». К протезисту он не может попасть несколько месяцев. Эдуард Серегин восемь месяцев не мог попасть к врачу с тяжелой травмой – разрывом крестообразных связок коленного сустава.
– 8 ноября я приехала в зону с мамой Дениса Хузина, который находится в ШИЗО около четырех месяцев, – продолжает свой рассказ Лариса Токунова. – Обычная ситуация: врача нет вовсе, а фельдшер Оксана Сергеевна без него не может даже сказать, на какое число запланирована отправка Дениса в областную больницу. Где такое еще возможно – человека перед госпитализацией не выпускают из ШИЗО? У парня нет сил. Он днем ложится на холодный пол и лежит, а это нарушение. Его выпускают на сутки и снова водворяют в изолятор.
В начале ноября 26-летнего осужденного Анатолия Шадрина после его долгих и настойчивых просьб вывезли в гражданскую больницу на обследование. Парня чудом спасли: еще несколько недель – и у него мог развиться рак кишечника.
Лариса Токунова последние шесть лет только и делает, что обращается к официальным лицам с сообщениями о преступлениях в отношении заключенных. По ее словам, федеральный инспектор по Камчатскому краю Владимир Илюхин сделал вид, что проблемы нет. А председатель комиссии по правам человека при губернаторе Александр Дроздов вовсе отказал в приеме. Нет ответа и от главы федерального ГУФСИН Александра Реймера, которого многие прочат в главы МВД. 

У Токуновой на руках около двух сотен жалоб от заключенных ИК-6, полученных после марта 2010 года, когда на зоне началось ужесточение режима. В нашей редакции есть материалы экспертиз и заключений о состоянии здоровья заключенных, которые, возможно, заинтересовали бы Генеральную прокуратуру, поскольку на Камчатке надзорные органы не проявляют к ним интереса. «В секции площадью 60,5 кв.м содержится 28 лиц, что соответствует жилой площади на одного осужденного и отвечает требованиям п.1 ст.99 УИК РФ… Все имеющиеся ограждения установлены в соответствии с Наставлением по оборудованию ИТСОН объектов УИС, утвержденных приказом МЮ от 04.09.2006 №279» – говорится в ответе помощника прокурора края Говорова В.М. Хотя нормы УФСИН требуют не менее 4 квадратных метров на каждого заключенного, а Европейский комитет – не менее 7.
Не секрет, что большинство наших чиновников считает: заключенные – не совсем люди. С этой мыслью тем, кому по должности положено заниматься проблемами заключенных, жить удобнее: меньше хлопот.