Конкурс-Марафон "Мне было 20 лет..." - №11

Мыша так и тянет поехидствовать о меткости участников, но надо признать, что задача была не из легких. Поэтому Мыша восхитило воистину фантасмагоричное  предположение Жанны, продемонстрировавшей нам не случайность выбранного ника. Тем более, что буквально через секунды предположение превратилось в уверенность.

Уже только после этого Сэм Брук количеством своего присутствия подтвердил правильность интуиции Жанны.

Для победительницы трюфель в шоколаде

Вторую конфету получает Тати Тата, написавшая продолжение авторского стиха:

Соседушку-хитрушу мы оба проводили,
До комнатки евойной - "Нет денег!"- говорим.
В лице та изменилась, и прыщиком покрылась, 
А больше дверку рая мы ей не отворим!

 

А всем промазавшим предоставляется возможность реабилитации, встречайте одиннадцатого


Вместо предисловия:


Намедни наткнулась в сети на тест, определяющий реальный внутренний возраст человека. Ответ удивил: мне тридцать два.  Сначала радость – хорошо сохранилась. Потом беспокойство – до мудрости дожить не успею. И клятва самой себе – больше никаких тестов, потому что фигня это все


МНЕ БЫЛО ДВАДЦАТЬ ЛЕТ...

В школе я выглядела старше одноклассников. И до класса восьмого была самой высокой. За два последних года плавно переместилась в конец строя.

 В институт поступила, имея два года трудового стажа на заводе. Выглядела моложе девчонки, которая школу закончила в шестнадцать лет.

 Уже в школе явно просматривалась моя «политическая карьера»: Председатель Совета  Дружины им. Зои Космодемьянской, секретарь комсомольской организации школы. Дома я -  беспартийная прослойка, а значит в безнадежном меньшинстве.

 В ВУЗе от общественной жизни как отрезало.  Когда предлагали вступить в партию, мямлила об идеалах, героях и о том, что не считаю себя пока достойной. Отстали.

 Все дело в том, что к моменту поступления я стала уже своей в удивительном доме, где даже воздух был особенным. Я говорю в доме, хотя на самом деле это были две смежные комнаты в коммунальной квартире старого сталинского монументального строения. При высоких потолках, хозяйки, - две маленькие женщины – мать и дочь, – казались еще меньше.  В гостиной,  в простенке между окнами, соседствовали фото Эрнеста Хемингуэя и акварельный портрет Галины Сергеевны Улановой.

 Все стены от пола до потолка закрывали самодельные стеллажи с книгами, которые задергивались серыми шторами, создавая ощущение, что жизнь проходит за кулисами реальной жизни.

 Амалия Самуиловна, глубокая пенсионерка, плохо видела, телевизор смотрела в театральный бинокль. Читала с толстой лупой в руках, уютно устроившись в маленьком, почти детском кресле у окна. Ее дочь – Роза Анатольевна,  в детстве упала с дерева, неудачно сломала предплечье, отчего ее правая рука навсегда осталась много короче левой. Ей это не мешало жить, но вот острый ум восхищал и отпугивал, мужчины ее боялись.

 Такой библиотеки, как в этом доме, я ни до, ни после не видела никогда. Она была уникальна по подбору книг, хотя и количество впечатляло.

 Амалия Самуиловна еще до Великой Отечественной защитила кандидатскую диссертацию по зарубежной литературе.  Читала Шекспира на ранне-ново-английском языке, и могла говорить о древней зарубежной литературе много, долго и захватывающе интересно.  Роза Анатольевна во время нашего общения, нашей странной дружбы, в которой возраст, как бы вовсе не учитывался, училась в ГИТИСе на театроведческом факультете, получала второе высшее образование почти в сорок лет и работала литсотрудником театра.

 В этом гостеприимном доме всегда толклись люди: студенты, актеры, режиссеры, журналисты.  Ко мне приставали с одними и теми же вопросами, почему я не пошла в театральный, не родственница ли я хозяек дома и что делаю вечером, а я только бросала исподлобья недружелюбные взгляды и утыкалась в очередную книгу. Почему?  У меня в этом бесконечном спектакле была роль без слов.

 Я была одной из немногих, кому книги разрешали брать домой. После прочтения следовало долгое обсуждение, смакование деталей, подробнейший всесторонний анализ. Когда я выбирала очередную книгу, Амалия Самуиловна неизменно говорила, что заранее знала, какую книгу мне захочется прочесть после предыдущей. Я удивлялась, как ей это удается, она радостно смеялась и смотрела, как смотрят слепые, взглядом, обращенным внутрь себя. Это была обязательная мизансцена перед прощанием.

 В этом доме я растворялась, а выходила из него более цельной, чем была до того. С точным осознанием, как я жить не хочу. Как хочу, пока не знала.

 Роза меня вечно куда-то тащила: мы ходили на все премьеры, куда только могли попасть, на выставки, концерты.  Она учила меня читать драматургию, смотреть спектакли. Не поверите, но смотреть на сцену и игру актеров тоже надо уметь.

 Это общение было переключением в другой мир. Но я за три-четыре года стала старше лет на двадцать по внутренним ощущениям, а внешне – моложе. Вот такой парадокс.