Общество книголюбов

Представьте, что Вы — писатель. Или поэт.  Представьте, что Вы – знаменитый писатель. Или поэт. И еще представьте, что Вы творили в прошлом, к примеру,  веке. Вам интересно узнать, помнят ли Вас? Говорят ли о Вас? Что говорят, как говорят, где это происходит, интересно?

Ну, только не врите, что неинтересно, что уже какая, мол, разница, если Вас нет. А я Вам подскажу то, о чем Вы и сами догадываетесь. Для этого (для обсуждений, для почестей и тырыпыры) есть у нас, ну, в нашей стране, по крайней мере, общество книголюбов. Да, да, здорово, правда же?

И Вы даже примерно представляете, как оно устроено, да? Красивое какое-то, наверное  даже, отдельно стоящее здание. Может быть, памятник архитектуры. Зал, входные двери которого непременно украшают тяжелые портьеры. Бархатные или парчовые, с бахрамой. Красного или темно-зеленого цвета. Уютные,  глубокие, очень мягкие кресла смотрят на огромный дубовый стол на сцене. На столе – хрустальный графин с водой, стаканы из тонкого стекла с позолоченной каемочкой, Ваши книги или одна Ваша книга в кожаном переплете.

И общество говорит тихо, уважительно, почтительно, стараясь даже громкими голосами не потревожить Вас ТАМ. Очередной оратор (фу, слово-то какое громкое в таком  тихом зале) с придыханием говорит о Вас – сегодня Ваш какой-нибудь столетний или двухсотлетний юбилей.

Ну, как? Приятно? Так Вы и представляли?

Честно говоря, я тоже. Я тоже именно так и представляла заседание общества книголюбов, когда однажды отправилась туда, прочитав на афише одного из дворцов культуры нашего города: «Приглашает общество книголюбов! Каждое воскресенье с 7.00 до 14.00! 1 этаж, холл. Вход - … рублей».

«Наверное, сбор в холле, а потом уже всех пригласят в залу», - подумала я. – «А билет так дешево, наверное, для того, чтобы весь просвещенный люд,  от мала до престарелых, мог беспрепятственно насладиться общением».

Ой, все не так, все не так. Но Вы не расстраивайтесь только и не пугайтесь, пожалуйста! Я и сама испугалась тогда. И подумала, что, слава Богу, не сообразила надеть свое парадное платье с крахмальным кружевным воротничком – смотрелось бы оно тут так, что глупее и не придумать.

Когда я подъехала к дворцу культуры, то даже растерялась – ни одного свободного места, чтобы припарковать машину. Какие-то торговцы бананами заполонили всю площадь перед зданием. Из разинутых ртов – дверцев автомобилей какие-то мужики – грузчики таскали и таскали в раскрытые и подпертые камнем стеклянные двери дворца тяжеленные мятые коробки желтого цвета. Судя по картинкам, выгружали бананы.

«Интересно, - подумала я, - что за банановый бум сегодня утром в городе».

Я терпеливо стояла и ждала, когда же смогу пробраться к «своим», к любителям литературы, в том, представляемом мною, уютном полутемном бархатном зале.

Наконец, на улице остались, обиженно погасив фары-глаза, машины: корявые деды «Запорожцы», грязные грузовые микроавтобусики, пухлые от неоднократной покраски «жигули», «изданные» еще в прошлом веке, подштукатуренные иномарки.

«Да… бедненько живут эти банановые торговцы», - с горечью подумалось мне.

- Добрый день! Это у Вас можно заплатить за вход? – спросила я девушку, примостившуюся прямо у входа с кассовым маленьким аппаратом. – Скажите, а как пройти в общество книголюбов»?

- Так вот же! Здесь! Сейчас они разложатся только, подождите полчасика,  – вежливо ответила кассирша и протянула мне малюсенький чек за малюсенькие деньги, брошенные в кассовую ячейку первыми, как я поняла.

- Зде-е-е-сь..? – растерялась я. – А..?

Я встала,  подперев колонну, и наблюдала.

Один за другим к кассе подходили новые полусонные посетители. Они, видимо, завсегдатаи, потому что, сразу же оплатив вход, смело и уверенно шли к какому-нибудь «грузчику» и что-то спрашивали. Тот, приостановившись, отвечал или посылал жестом к другому «грузчику», или просил подождать минутку.

Из какой-то подсобки выносились фанерные и деревянные широкие столешницы, как я поняла, потому что они тут же устанавливались на  V- образные, перевернутые наоборот, подпорки, превращаясь в столы. Тут же из принесенных банановых коробок появлялись книги, книги, журналы, диски, газеты и что-то еще, совсем не относящееся к литературе.

Буквально через пятнадцать-двадцать минут весь холл превратился в огромный книжный магазин с вкраплениями прилавков с канцтоварами, бытовыми приборами, и другим товаром магазина «Тысяча мелочей».

«Господи, да как же можно так опошлить святое? – подумала я, увидев все это. – Как можно жевать бутерброд, запивая налитым в пластиковый стаканчик не то кофе, не то чаем из термоса, и разговаривать с покупателями или просто гуляющими между  хаотично расставленными в огромном холле столами – досками о произведениях, книгах, писателях»?

Это теперь, спустя несколько лет, когда я прихожу сюда, как домой, с удовольствием просыпаясь по воскресеньям в пять-шесть утра, я понимаю и принимаю устройство нашего общества любителей книги, а тогда…

С вылупленными глазами я пошла по залу,  пренебрежительно скривив морду лица, стараясь не задеть какой-нибудь «стол» и не скинуть на пол книги, диски,  пуговицы или сотни маленьких фигурок из съеденных «яиц» «киндер-сюрпризов».

Походила я с часок по этому «обществу», потопталась среди книг и «продавцов бананов». Все тут, как на блошином рынке: и свежайшие журналы, газеты, и страшно дорогие сказки народов мира издания тыща восемьсот какого-то последнего года, и новые  детективы Марининой и иже с ней, «Розу мира» старушка листает, пытаясь понять устройство мира, аккуратно перебирая книгу порциями листов по двадцать… А вот несколько мужиков – членов общества книголюбов, усевшись крест накрест вокруг  старого, испачканного  всеми цветами строительной масляной краски, табурета, играют не то в покер, не то в дурака.

Я уже собралась уйти, но что-то магнитило, не отпускало.

- Дядь Лёнь, привет! – к столу со школьными пособиями  слева подошел плоховато одетый подросток.

- О! Привет, Ник! Ну, что?!  Как инглиш? – Продавец обрадовался мальчишке, как долгожданному гостю.

- А… - расстроено ответил тот. – Трояк.

- А на чем прокололся?

- На артикле. Предложение тако-о-о-е попалось… Я и щас не понимаю, что за ерунда.

- Иди сюда, уйди с прохода. На коробку,  вот, присаживайся и рассказывай.

Меня этот диалог так зацепил, что я, делая вид, что изучаю пособие по химии, что ли, подошла ближе и стала вслушиваться чисто из профессионального уже интереса.

- Короче, дядь Леня, ты ж мне все по полочкам разложил, я все понял. Неопределенный артикль с именами собственными не употребляется, так? – стал взахлеб объясняться Ник. – Я вообще думал, что в тесте ошибка – «A Sidoriv came in to the room», что ли…  Как это? Почему с “a”?

- А!!! Вот этого исключения мы не обсудили, виноват, виноват. Здесь другое значение. Редко встречается – «Некий Сидоров вошел», понимаешь? То есть, незнакомый, один из многих…

Нам в инязе объясняли это курсе на втором-третьем, а тут какой-то продавец умничает. Мне стало интересно.

- Девушка, Вы не подскажете, туалет здесь есть?

– буквально влезла ко мне в ухо своим шепотом какая-то дама, держащая за руку мальчика с сильно «нуждающимся» взглядом.

- Ой, по-моему,  вон там, вниз по лестнице… - ответила я, вспомнив, что видела табличку «М/Ж», стрелочкой указывающую вниз по ступенькам, и сама пошла следом за ними по тому же делу, словно вспомнив, что и мне не мешало бы посетить этот «кабинетик».

На лестничной площадке мы свернули направо к картинке в юбочке, оборачиваясь на странную компанию у входа в мужской туалет. На подоконнике, застеленном газетой, стояла початая бутылка водки, пощипанная со всех сторон буханка черного хлеба, пластиковый стаканчик и поломанная кусками колбаса вроде «Краковской». Лица мужчин были грустными, даже какими-то трагическими.

- Ну, давайте,  помянем. Наливай, Борис,  – утирая слезы, рыдающим почти голосом сказал один из.

- Сумасшедшие какие-то… - вслух сказала мама сучащего ножками малыша. – Поминают кого-то чуть ли не в туалете, придурки.

Я же, забыв о своем нескромном желании, оставила приоткрытой дверь и изнутри приклеила ухо, стараясь расслышать скорбные речи мужиков.

- Ну, давай, Василий Павлович! Светлая тебе память! – произнес плачущим голосом кто-то из троих. – Пожил ты, конечно, пожил. Но семьдесят шесть для такого человека – совсем мало, совсем мало… Я еще пацаном был, когда прочитал «Апельсины из Марокко». А потом – «Остров Крым», потом - «Вольтерьянцы и вольтерьянки», потом… А уж «Логово льва»… Нет, в рассказе мастеров мало, мало… Жалко. Я как узнал вчера, плакал весь вечер, мужики, как ребенок, ей-Богу.

- Светлая память! Царство небесное! – подхватили «собутыльники».

- Аксенова поминают, - поняла я, вспомнив, что вчера в новостях сообщили эту трагическую новость.

До двух часов дня времени было много, но прошло оно так быстро, что я не успела заметить. И очнулась только тогда, когда в пустые коробки из-под бананов стали складываться аккуратно непроданные книги – «заседание» общества книголюбов подошло к концу.

Подслушивать нехорошо, потому я оправдаюсь – я не подслушивала, а прислушивалась к каждому здесь, все больше и больше понимая, что именно таким и должно быть общество любителей книги.

Дядя  Леня отказался продать каким-то девочкам решебник по математике, объяснив, что нужно самим включать мозг, а не «сдувать» готовое. И теперь чертил какие-то углы и прилагающиеся к ним биссектрисы, объясняя домашнее задание.

Я узнала, почему на книжной ярмарке бабушка, бывшая учительница рисования, торгует магнитиками на холодильник. Одна осталась, пенсии на коммуналку не хватает, вот и лепит магнитики – игрушки, а «книголюбы» под крылышко взяли, помогают выживать.

Я и сама сумею теперь сделать школьную доску из куска фанеры и линолеума – видела, как в подсобке их мастерил продавец научно-популярных журналов, время от времени выглядывая, чтобы не прозевать покупателя. Ближе к обеду пришла какая-то дама и, довольная, получила заказ – аккуратную доску по смешной цене.

- Ну, вот, готово, Маргариточка! Благодарю! – складывая пару купюр в задний карман брюк, комментировал «мастер». – Теперь легче будет репетиторствовать, да?

- Cпасибо Вам, Алексеевич! Лучше, чем магазинная, да еще и так недорого. Прямо, неудобно, честное слово… - Смущенно благодарила учительница – репетитор.

- Да я так… между делом. А Вам угодить приятно. Пожалста, пожалста.

- Нет, я не сказал, что мне не нравится Улицкая. Я сказал, что претензии имеются. В «Сонечке», к примеру, подчеркнул места три-четыре, где уж слишком лихо закрученные и без того распространенные сложносочиненные предложения. Из одного по два-три бы сделал, чесслово. – Тасуя колоду, крутил несогласно головой один из картежников.

- Нет, ну я тебе верю. И даже не спорю. Мога быть, мога быть… - отшутился тот, который играл с ним в паре. – Тем более, вы знакомы. Но она – талант, талант. Не пишет, а поет.

- А то! Вот язык! Уроки русского по ней преподавать можно. Молодец Людмила. Ходи, давай, Рома.

 Ни один покупатель не оставался без внимания.

 - Вы не скажете, у кого тут есть  что-нибудь по резьбе по дереву? – Продавца, приютившегося с букинистической литературой у входа, совсем задергали вопросами, как справочное бюро.

- Иосиф! У тебя есть резьба по дереву?! – тут же крикнул тот через весь холл. И, видно, получив в ответ  положительный кивок головой, тихо и вежливо направил покупателя. – Налево, вон, туда,  идите, есть у Иосифа.

В каждом уголке книжной ярмарки кипели дискуссии, шли горячие споры о новинках книжного рынка на таком серьезе, что закрой глаза – можно подумать присутствуешь на литературной конференции, впору включать камеру и снимать передачу для центрального телевидения, стенографировать для публикации в журнале.

Я решилась и подошла с вопросом к игрокам – картежникам.

- Извините, вы не посоветуете мне какое-нибудь пособие для начинающего автора. Я тут рассказы пытаюсь писать…

Игроки все одновременно обмерили меня из-под стекол очков.

- Рассказы… - задумчиво сказал тот, что знаком с Улицкой. – Если хотите туда (он взглянул на высоченный потолок дворца), то зря. Рассказы – тяжеловато, не коммерческий абсолютно жанр в наше время. Про любовь бы лучше. Или мента знакомого охмурите, будет сюжетики подбрасывать, а Вы – детективы, детективы – стряп-стряп!

Я молча смотрела, думая, чтоб такого ехидного им ответить.

- Иосиф! – видно уловив мое желание гавкнуть в ответ, привстал с табуретки тот, к которому я обратилась. – Девушке помоги! – И он опять — ко мне. – Идите к Иосифу, у него есть Розенталь, справочник по литературной правке, восемьдесят пятого года. Другое не покупайте – выброшенные деньги, мура. Спросите, кстати, может, и в аренду даст.

Пока я думала, как это – в аренду, вмешался его сосед.

- Не-е-е, если человек творит, иметь всегда под руками нужно. Да и, вроде ж, она из… Мы в аренду малоимущим даем, не Вам. Удачи, милая. Чей ход? – Вернул взгляд в веер из карт.

Я думаю, вы уже догадались, что с того самого дня я стала постоянным посетителем и членом этого странного на первый взгляд общества книголюбов. Только здесь я могу услышать честный и дельный совет, только здесь для тебя найдут нужную литературу, даже, если ее нет в наличии, только сюда можно придти, поплакаться на плохое настроение или, наоборот, похвастаться успехами.

Только в обществе книголюбов, где поминают на подоконнике бутылкой водки и искренними слезами, а не жаркими пустыми речами с трибуны, ушедшего на семьдесят шестом году из жизни русского писателя, можно получить критику в праведный пух и прах красным карандашом в изданной уже книжке.

А в торжественный день не кажется аномальным встретить в зрительном зале «грузчиков бананов» в хорошо  скроенных костюмах и шейных кокетливых платках или строгих галстуках с едва заметными разноцветными бабочками-горошинками на темно-синем шелке. И огромный стол, затянутый бархатной бордовой скатертью с кистями по краям,  на чуть возвышенной сцене, и высокий графин с водой,  и стакан с золотым ободком, - все это есть. И уже не кажется странным, что каждый входящий в зал кивает сразу всем зрителям – ведь они давно не просто члены общества книголюбов с красными маленькими книжечками в карманах и значками на лацканах пиджака, они все – хорошие и хорошо знакомые. Можно даже сказать, близкие по духу друзья.