О ведовстве

Ниже будут просто мои мысли… Вот захотелось мне подумать о колдовстве, ведовстве и о том, насколько это совместимые с реальностью явления. Так и получилось размышление о ведьмах.

Кого можно назвать ведьмой? Обычно под этим термином подразумевают злую волшебницу, знающуюся с нечистой силой. Ну или просто очень раздражающую говорящего женщину. Если же мы обратимся к происхождению русского термина, то обнаружим одну очень интересную вещь – это слово происходит от старославянского «вѣдати», то есть «знать, ведать». Таким образом, ведьма – это женщина, обладающая знанием. Соответственно, ведун – обладающий знанием мужчина. Но каким знанием? Все что-нибудь знают, и всех мужчин и женщин можно было бы называть ведунами и ведьмами, но подобное не практикуется. Значит речь идёт о каком-то знании особенном. Предположу, что подразумевается знание, которое даёт человеку особую силу – власть над природой, другими людьми, ходом вещей.

Возможно ли такое в реальности, чтобы человек обладал необычной властью над окружающей действительностью? А почему бы и нет? Возьмём самую распространённую из тех способностей, которые обычно приписывают ведьмам – лечение болезней. Человек вполне может разбираться в травах, уметь останавливать кровь (пережимать сосуд), знать основы гипноза, чтобы ввести «пациента» в необходимое для лечения состояние внушаемости. Все эти вещи способны помочь во многих случаях. Другое дело, что люди несведущие (сейчас таких немного, но в прежние времена их было большинство) не могут понять всей подоплёки, и считают, что «ведающие» обладают таинственной силой, которую получили от неких «сверхъестественных» существ.

С лечением понятно. Однако ведьмам приписывают и другие свойства – способность предсказывать будущее, читать мысли, влиять на погоду, наводить порчу, общаться с потусторонним миром и прочее. Как быть с ними?

Ну… мысли читать вполне даже можно. У Эдгара Аллана По есть весьма интересный рассказ на эту тему под названием «Убийство на улице Морг». Вот отрывок:

«Как-то вечером гуляли мы по необычайно длинной грязной улице в окрестностях Пале-Рояля. Каждый думал, по-видимому, о своем, и в течение четверти часа никто из нас не проронил ни слова. Как вдруг Дюпен, словно невзначай, сказал:
— Куда ему, такому заморышу! Лучше б он попытал счастья в театре «Варьете».
— Вот именно, — ответил я машинально.
Я так задумался, что не сразу сообразил, как удачно слова Дюпена совпали с моими мыслями. Но тут же опомнился, и удивлению моему не было границ.
— Дюпен, — сказал я серьезно, — это выше моего понимания. Сказать по чести, я поражен, я просто ушам своим не верю. Как вы догадались, что я думал о… — Тут я остановился, чтобы увериться, точно ли он знает, о ком я думал.
— …о Шантильи, — закончил он. — Почему же вы запнулись? Вы говорили себе, что при его тщедушном сложении нечего ему было соваться в трагики.
Да, это и составляло предмет моих размышлений. Шантильи, quondam [Некогда (лат.).] сапожник с улицы Сен-Дени, помешавшийся на театре, недавно дебютировал в роли Ксеркса в одноименной трагедии Кребийона и был за все свои старания жестоко освистан.
— Объясните мне, ради бога, свой метод, — настаивал я, — если он у вас есть и если вы с его помощью так безошибочно прочли мои мысли. — Признаться, я даже старался не показать всей меры своего удивления.
— Не кто иной, как зеленщик, — ответил мой друг, — навел вас на мысль, что сей врачеватель подметок не дорос до Ксеркса et id genus omne [И ему подобных (лат.).].
— Зеленщик? Да бог с вами! Я знать не знаю никакого зеленщика!
— Ну, тот увалень, что налетел на вас, когда мы свернули сюда с четверть часа назад.
Тут я вспомнил, что зеленщик с большой корзиной яблок на голове по нечаянности чуть не сбил меня с ног, когда мы из переулка вышли на людную улицу. Но какое отношение имеет к этому Шантильи, я так и не мог понять.
Однако у Дюпена ни на волос не было того, что французы называют charlatanerie[Очковтирательство (франц.).].
— Извольте, я объясню вам, — вызвался он. — А чтобы вы лучше меня поняли, давайте восстановим весь ход ваших мыслей с нашего последнего разговора и до встречи с пресловутым зеленщиком. Основные вехи — Шантильи, Орион, доктор Никольс, Эпикур, стереотомия, булыжник и — зеленщик.
Вряд ли найдется человек, которому ни разу не приходило в голову проследить забавы ради шаг за шагом все, что привело его к известному выводу. Это — преувлекательное подчас занятие, и кто впервые к нему обратится, будет поражен, какое неизмеримое на первый взгляд расстояние отделяет исходный пункт от конечного вывода и как мало они друг другу соответствуют. С удивлением выслушал я Дюпена и не мог не признать справедливости его слов.
Мой друг между тем продолжал:
— До того как свернуть, мы, помнится, говорили о лошадях. На этом разговор наш оборвался. Когда же мы вышли сюда, на эту улицу, выскочивший откуда-то зеленщик с большой корзиной яблок на голове пробежал мимо и второпях толкнул вас на груду булыжника, сваленного там, где каменщики чинили мостовую. Вы споткнулись о камень, поскользнулись, слегка насупились, пробормотали что-то, еще раз оглянулись на груду булыжника и молча зашагали дальше. Я не то чтобы следил за вами: просто наблюдательность стала за последнее время моей второй натурой.
Вы упорно не поднимали глаз и только косились на выбоины и трещины в панели (из чего я заключил, что вы все еще думаете о булыжнике), пока мы не поравнялись с переулком, который носит имя Ламартина и вымощен на новый лад — плотно пригнанными плитками, уложенными в шахматном порядке. Вы заметно повеселели, и по движению ваших губ я угадал слово «стереотомия» — термин, которым для пущей важности окрестили такое мощение. Я понимал, что слово «стереотомия» должно навести вас на мысль об атомах и, кстати, об учении Эпикура; а поскольку это было темой нашего недавнего разговора — я еще доказывал вам, как разительно смутные догадки благородного грека подтверждаются выводами современной космогонии по части небесных туманностей, в чем никто еще не отдал ему должного, — то я так и ждал, что вы устремите глаза на огромную туманность в созвездии Ориона. И вы действительно посмотрели вверх, чем показали, что я безошибочно иду по вашему следу. Кстати, в злобном выпаде против Шантильи во вчерашнем «Musee» некий зоил, весьма недостойно пройдясь насчет того, что сапожник, взобравшийся на котурны, постарался изменить самое имя свое, процитировал строчку латинского автора, к которой мы не раз обращались в наших беседах. Я разумею стих:
      Perdidit antiquum litera prima sonum
[Утратила былое звучание первая буква (лат.).]
Я как-то пояснил вам, что здесь разумеется Орион — когда-то он писался Урион, — мы с вами еще пошутили на этот счет, так что случай, можно сказать, памятный. Я понимал, что Орион наведет вас на мысль о Шантильи, и улыбка ваша это мне подтвердила. Вы вздохнули о бедной жертве, отданной на заклание. Все время вы шагали сутулясь, а тут выпрямились во весь рост, и я решил, что вы подумали о тщедушном сапожнике. Тогда-то я и прервал ваши размышления, заметив, что он в самом деле не вышел ростом, наш Шантильи, и лучше бы ему попытать счастья в театре «Варьете».»

Если Вы хорошо знаете человека, то по его внешнему виду, поведению, выражению лица, даже окружающим его обстоятельствам можете догадаться, о чём он думает.

А знаменитый Шерлок Холмс? Разве не является этот персонаж (прототипом которого был вполне реальный человек) отличным примером ведуна, которому достаточно незначительных мелочей, чтобы узнать характер и род деятельности незнакомца? Хорошо развитое аналитическое, логическое мышление, умение подмечать детали, действительно способны творить чудеса.

Предсказывать будущее тоже реально. Имея необходимые сведения по теме, зная законы, по которым действуют интересующие объекты, обладая, опять же, хорошо развитым аналитическим мышлением, вполне можно предсказывать будущее. Помочь в этом может и способность читать язык жизненных обстоятельств.

Формой гипноза может быть наведение порчи. Чем-то таким занимаются цыганки, когда проклинают не понравившегося им «клиента». Опять же, с помощью того же гипноза можно заставить человека выполнить необходимые действия. Правда, срабатывает это не всегда — многое зависит от степени внушаемости «жертвы».

Ничего не могу сказать про влияние на погоду и прочие способности ведьм. Может, таковые на самом деле имеются – у человека наверняка есть немало возможностей изменения и познания действительности, которые не известны пока широко. Что-то, может, приписывают ведьмам и напрасно. Тем не менее, ясно одно – в человеке есть огромная сила, неимоверный потенциал, только у большинства он дремлет. Кому-то повезло – и с детства он пользуется своими «сверхспособностями», которые раскрылись в нём естественным путём. Кому-то пришлось потрудиться, чтобы ими овладеть. Но я уверена, что ведатьв той или иной степени может каждый – просто не все верят в это, да и не все хотят.