ПИСЬМО ТИМОФЕЮ

Два путешественника, наслаждаясь утренней прохладой, шли обрывистым берегом реки Гангac. Коренастого широкоплечего человека с красивым лицом звали Павлом. Второго, хоть с виду он и не был силен, все называли Силой. А места, по которым они шли, назывались Македонией. Очень давно земли эти принадлежали Фракии. Потом греки сделали их своей колонией. А через двести лет Священная Римская Империя присоединены их к своей славе. Македонцы не сопротивлялись иноземному владычеству, выражая мирный протест лишь тем, что бережно сохраняли свои древние кельтские культы. Сумев тем самым остаться самой здоровой в нравственном отношении страной древнего мира. А тот, кто бережет свою нравственность, обычно бывает готов смело встретить свое будущее. Какие бы неожиданности это будущее ему не готовило. Не случайно Македония была родиной лучших римских воинов - легионеров. Но вернемся к нашим путешественникам.
- Не знаю как тебе, Сила, - не сбавляя шага, проговорил Павел, - а мне понравился их праздник в честь Вакха Фракийского. Можно проповедовать идеи высшего порядка, не прибегая к разного рода непотребствам. Детская простота македонцев лучшая почва для Евангельских семян.
- Мне больше понравился хозяин дома, у которого мы остановились, - ответил Сила. – Он вполне мог бы служить эталоном настоящего еврея.
- А мне нравится эта золотистая гора, венчающая город Филиппы, - рассмеялся Павел. - И те источники, что бьют на ее вершине.
- Знаю, почему ты перевел разговор, - сказал Сила. - Но все равно эта женщина Лидия не успокоится, пока ты не перейдешь к ней жить.
- Ну, если ей уж так хочется нам услужить, то пусть возьмет на постой наших учеников.
- Думаю, - возразил Сила, - что для нее это будет слабым утешением.
Вернувшись чуть назад, скажем, что накануне вечером Павел и Сила застали в этих местах стайку молящихся женщин, среди которых была и вдова по имени Лидия. Родом она была из Фиатир. Однако, после смерти мужа Лидия с двумя своими сыновьями переехала в Филиппы, чтобы заняться здесь своим прибыльным ремеслом. Продажей пурпура – дорогой плотной материи, изготавливаемой у нее на родине. Торговые дела благочестивой вдовы шли так хорошо, что она сумела в короткий срок заработать целое состояние.
Выслушав вдохновенный рассказ Павла о распятом и воскресшем Христе, Лидия разрыдалась, и стала настаивать на том, чтобы Павел немедленно окрестил ее и всю ее семью. Павел так и сделал, благо река была рядом. После этого Лидия стала умолять Павла перебраться жить в ее просторный дом. С множеством комнат и целым роем прислуги.
Сила оказался прав. Не успели путешественники, окончив утреннее омовение, вернуться в город, как увидели Лидию.
- Успокойся и утри слезы, - положив руку на плечо женщине, проговорил Павел. - Я принял решение: ближе к вечеру мы все четверо переедем в твой дом.

Просияв лицом и поцеловав Павлу руку, Лидия заспешила по своим торговым делам.
Вечер наступил быстро. Павлу и Силе хозяйка дома отвела по комнате. Их ученики - Тит и Тимофей разместились в покоях, окна которых выходили в сад. Сквозь листву деревьев они могли видеть окна комнат, в которых жили сыновья Лидии, которых также как их звали Титом и Тимофеем.
Перед тем, как уснуть, Сила зашел к Павлу.
- Ты хочешь, чтобы мы вместе вознесли вечерние молитвы? - спросил Павел.
- Нет, - ответил Сила. - Мой разум недоумевает от одной загадки. Сыновей Лидии зовут также как наших учеников. Это не случайно. Но какой скрытый смысл таится в этом? Может быть, ты знаешь?
- Бог все откроет в свое время. А сейчас не пытай Бога и не мучай себя. Иди с миром. Помолись и укладывайся спать.
Когда дверь за Силой закрылась, Павел подошел к распахнутому окну и несколько минут глядел в небо. Стараясь среди рассыпанных по синему бархату бриллиантовых звезд угадать особые признаки присутствия Творца. Потом он подошел к низкой походной лежанке и сперва опустился на нее, а затем и лег. Но едва мысли его начали покидать все земное, как в дверь его покоем кто-то тихо постучал.
- О, Сила! - поднимаясь с лежанки, громко проговорил Павел. - Если ты смог проникнуть в тайну, то почему тогда ты так тихо стучишь?
Павел отворил дверь. На пороге стояла Лидия.
- Можно к тебе? – спросила женщина.

- Странный вопрос, - ответил Павел. Ты у себя дома. Гость – я.
Лидия вошла и присела на лежанку. Павел остался стоять.
- Завтра суббота, - отбросив с лица свои распушенные волосы, проговорила Лидия. - Ты будешь проповедовать?
- Я делаю это уже семь лет. Что же или кто может помешать мне сделать это завтра?
- Я просто так спросила.
- Ты хочешь говорить о другом?
- Да.
- О чем?
- Сядь рядом.
- Говори, я слышу.
- Когда вы думаете покинуть Филиппы?
- Через три дня.
- И куда вы пойдете без еды и без денег?
- Бог укажет нам путь. И накормит нас. Он кормит зверей и птиц, а мы разве хуже этих тварей?
- С птицами тоже случаются беды. И чаще всего, когда они находятся в полете.
- Но беда может случиться и дома.
- Не спорю, но в пути беды случаются чаще. Может быть, ты останешься здесь навсегда?
Теперь у нас есть церковь. Твоя церковь. Мы будем молиться, проповедовать. Дела наши пойдут хорошо. А соратников своих и учеников отпусти с миром. Пора им самим становится ловцами душ. А за тебя мне страшно, Павел.
- Только не надо меня раньше времени хоронить, - опустившись на постель рядом с Лидией, попросил Павел. - Смерти я не боюсь. Напротив, я мечтаю о скорейшей встрече с Богом. Но всему свой срок.
- Тебе нравится мой дом?
- О, благочестивая вдова, ты опять за свое. Ну, а как отнесутся твои сыновья к тому, что я соглашусь здесь остаться?
- Как отнесутся к этому мои сыновья? Да, никак не отнесутся! Им еще нет десяти, а у них уже своя жизнь. Мечтают стать настоящими римскими воинами и покорить для императора Клавдия остаток мира. Император Клавдий добр. Он много хорошего сделал для нашей страны. Вот только бы борделей надо было стоить поменьше.

Ведь Филиппы – не Коринф.
- Думаю, что император Клавдий уже сильно устал от своей доброты, - возразил Павел, - Я понял это, когда он решил усыновить Нерона. Приемный сын императора будет править недолго, но в его царствование прольется много христианской крови.
- Откуда тебе это известно?

- Чувствую.
- Разве ты женщина, чтобы чувствовать?
- Лидия, я тебя перебью: скажи мне, ты любила своего мужа?
- Очень любила.
- Как он погиб?
- В драке. Не поделил с приятелем гетеру. Он не мучился. Удар пришелся прямо в сердце. Больше мучилась я. После его смерти я и перебралась сюда. Надо же было, кому-то ставить на ноги детей. Потом женский бизнес всегда успешней. Мужчин их практический разум часто заводит в тупик. А теперь ты, Павел, ответь мне: неужели тебе никогда не хотелось иметь свой дом, любящую жену, испытать все сладости и восторги семейной жизни?
- Хотелось, Лидия! Очень хотелось. Думал, что когда закончу учебу и заслужу уважение в глазах фарисеев, то женюсь на красивой, веселой и добропорядочной женщине. И она родит мне столько детей, сколько пошлет Бог.
- Тогда оставайся. Вдруг мой дом - это и есть твоя мечта.
- Я воин, Лидия. Был воином и им останусь. Теперь моя жизнь не принадлежит мне. Она принадлежит Богу. И может случиться так, что уже завтра Он призовет меня к себе. Зачем же своим счастьем доставлять столько горя своим близким?
- Может быть, ты и прав. А про своих сыновей я солгала. Им есть до тебя дело. Ты им нравишься. Они чувствуют в тебе ту силу, какой у них самих, возможно, никогда не будет. Ты напоминаешь им Олимпийского бога. Они сами мне об этом сказали.
- Я не бог, а обыкновенный человек. Так это им и передай. Иудей из иудеев, которому Христос закрыл глаза, а потом открыл их. И оставим это. Семья делает человека расчетливым и робким, а мне нужна твердость и мужество.
- Мужество для любви не помеха. Ты когда-нибудь кого-нибудь любил, кроме Бога? У тебя были женщины?
- Наверное, непривычно тебе, Лидия, видеть на этой римской земле сорокалетнего девственника. Но Закон Моисея требует чтобы сосуды мужчины и женщины были чисты до брака. Вот я и сберег свой сосуд чистым.
- Я восторгаюсь твоей верой, но зачем все так усложнять? Бог любит тебя и он простит, если я стану твоей верной спутницей и супругой.
- Не уверен.

- Во мне?
- В тебе я уверен.
- Я все поняла. Ты думаешь, что Бог станет тебя ревновать?
- Почти уверен в этом.
- Но почему наш Бог не может тебе разрешить жить, как живут все люди?! Расти, цвести, приносить плода, а потом умирать. Не спрашивая: зачем и почему?
- Лидия, - воздев руки к небу, проговорил Павел. - Два дня назад ты приняла крещение! На тебя сошел Святой Дух! Почему же ты теперь несешь такую нелепицу?
- Крещение я приняла, как христианка, а нелепицу я несу как женщина, которая тебя любит. Положи мне на грудь свою руку.
- Лидия…
- Я очень тебя прошу... О, какое блаженство. Будто сама чистота коснулась меня. Словно бы я омылась в водах источника, что забил из нашей горы в тот год, когда родился Христос. Теперь поцелуй меня…
Павел целует Лидию в лоб.
- Ты святой человек, - теперь я верю, что у тебя никогда не было женщин. И за это я еще больше люблю нашего Бога, хоть Он и отбирает тебя у меня. Но раз ты так любишь Бога, значит, Он есть. И я дам тебе денег на твои путешествия. Обещаю, что ты ни в чем не будешь нуждаться. Впредь десятая часть всех моих доходов будет принадлежать нашей церкви. Если ты назначишь меня диаконисой.
- А, если не назначу?
- Зачем ты об этом спросил?
- Хочу узнать, кого ты больше любишь: Бога или власть?
- А я хочу знать, где ты будешь странствовать. Знать все твои планы. Молиться за те места, которыми ты будешь проходить. Как диакониса, я буду иметь на это право.

– Хорошо. Ты будешь диаконисой.
- Тогда скажи мне, куда ты отправляешься завтра?
- В Иерусалим! - быстро поднявшись с постели, объявил Павел. - Ученики Христа не хотят признавать моего Апостольства. Иаков – брат Господень - молится дни и ночи, думая, что этим спасет Иудею от врагом. От кого он надеется спасти Иудею? От римских воинов, которые попросту возьмут и сбросят его с крыши храма, как какой-нибудь куль с тряпьем. Апостолы надеются на то, что Бог не допустит разрушения Своего храма. Как забывчивы эти люди. Разве не на то же самое надеялись их отцы, когда из Вавилона пришел царь Навуходоносор и увел большинство евреев в плен. Бог не в рукотворных домах живет, а в сердце человека. Только там Ему бывает просторно. И у этих людей, погрязших в ветхозаветной обрядовости, я должен буду просить диплома о правоверности, без которого не я смогу проповедовать. Если у меня хватит терпения говорить с ними спокойно, то только за одно это потомки смогут назвать Павла великим.
– Павел, напиши моим детям письмо.
- О чем ты?
- Я говорю, когда ты начнешь терять терпение, вместо того, чтобы вступать с Апостолами в спор, возьмись за перо. Напиши письма моим детям - Титу и Тимофею. Будь им духовным отцом.
- Напишу обязательно. Только ты должна взять с них слово, что они не станут никому эти послания показывать.
- Разве дружба с тобой считается позором?
- Сейчас - нет, но неизвестно что случится при императоре Нероне. Потом твоих сыновей зовут также как моих учеников. И у людей, которые, спустя много лет, увидят мои письма, может возникнуть подозрения, что я сошел с ума. Как иначе можно расценить тот факт, что я пишу письмо Титу, и отравляю его в Рим в тот самый момент, когда Тит находится рядом со мной. И без того достаточно писем, которые написаны, якобы мною. Читая эти подложные послания, серьезные люди могут подумать, что в момент их 

- Замолчи.
- Что ты сказала?
- Поцелуй меня. Или, нет - не надо. Так мне будет еще трудней. До утра...
До рассвета…

Феликс ПОЛЬСКИЙ