Заблудившиеся письма
Последняя осень в Михайловском.
Пушкин ждет писем из Петербурга, из дома, от жены, а их нет и нет,
он бродит по окрестностям, пытаясь заглушить тревогу…
... Вот холм лесистый,
над которым часто
Я сиживал недвижим — и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Александр Пушкин,
26 сентября 1835 года.
За день до написания «Вновь я посетил...», 25 сентября 1835 года, Пушкин пишет письмо Наталии Николаевне, оставшейся в Петербурге с тремя маленькими детьми. Поэта разделяли с семьей четыреста верст и неправильно указанный адрес. «Что это, женка? Вот уже 25-е, а я все не имею от тебя ни строчки... Вообрази, что до сих пор не написал я ни строчки; а все потому что не спокоен. В Михайловском нашел я все по-старому, кроме того, что нет уж в нем няни моей и что около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия, молодая сосновая семья...»
...три сосны стоят — одна поодаль,
две другие Друг к дружке близко,—
здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом
при свете лунном,
Знакомым шумом
шорох их вершин
Меня приветствовал.
По той дороге
Теперь поехал я и пред собою
Увидел их опять.
Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох—
Но около корней ихустарелых
(Где некогда все было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зелёная семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети...
Проходит несколько дней, на календаре — 29 сентября. «...Я провожу время очень однообразно. Утром дела не делаю, а так из пустого в порожнее переливаю. Вечером езжу в Тригорское, роюсь в старых книгах да орехи грызу...
Как твой адрес глуп, так это объедение!
В Псковскую губернию, в село Михайловское. Ах ты, моя голубушка! а в какой уезд, и не сказано. Да и Михайловских сел, чаю, не одно; так кто ж его знает. Экая ветреница! Ты видишь, что я все ворчу: да что делать? нечему радоваться...»
«Нечему радоваться...» Как часто мы слышим эти слова. Но и в них, оказывается, есть пушкинское эхо, а значит, есть надежда.
Пушкин нас слышит, понимает и подает нам руку. Вот еще из осенних писем 1835 года: «А я о чем думаю. Вот о чем: чем нам жить будет?», «Я теряю время и силы душевные, бросаю за окошко деньги трудовые и не вижу ничего в будущем...»
Пушкина срочно вызовут в Петербург, к внезапно заболевшей маме Надежде Осиповне. Но и там он не забудет о письмах жены, которых так ждал. «Представьте себе, — пишет Александр Сергеевич П.А. Осиповой в Тригорское, — что молчание моей жены объяснялось тем, что ей пришло в голову адресовать письма в Опочку. Бог знает, откуда она это взяла. Во всяком случае, умоляю вас послать туда кого-нибудь из наших людей сказать почтмейстеру, что меня больше нет в деревне и чтобы он переслал все у него находящиеся обратно в Петербург...» Ах, как нужны были Пушкину эти письма в деревне, когда он не мог ни строчки написать, беспокоясь за жену.
...Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий
поздний возраст,
Когда перерастёшь
моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего.
Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Весёлых и приятных мыслей полон,
Пройдёт он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
Российская газета – 23.09.2010
Комментарии