Женская власть

О фаворитках русских императоров известно много, но, конечно же, не настолько, насколько о фаворитках французских королей. Во Франции это был образ жизни: король без фаворитки вызывал сомнение в его мужских качествах. В России до Петра Первого слыхом не слыхивали о подобном бесстыдстве: есть законная супруга, Богом данная, с ней и живи. Петр перевернул все вверх дном, женился на бывшей прачке и умер, не оставив завещания, что привело к разброду и череде дворцовых переворотов. Наконец, семнадцатый век считают веком «бабьим» - правили в России, в основном, женщины. Но когда наследником престола стал сын Екатерины Павел, все переменилось.

1
Павел Петрович с юных лет проявлял огромный интерес к противоположному полу. Императрица-мать не поощряла сына, но и не вмешивалась в его амурные делишки: лишь бы под ногами не путался. А потом женила его на немецкой принцессе Вильгельмине, во святом крещении Наталье Алексеевне, и цесаревич, безумно влюбившийся в супругу, на какое-то время успокоился. Увы…
Великая княгиня Наталья Алексеевна на любовь супруга отвечала не менее искренней… ненавистью. Чуть ли не с первых дней пребывания в России ее любовником стал граф Андрей Разумовский, ближайший друг цесаревича. Все открылось после смерти Великой княгини: нашлись компрометирующие ее письма. И Павел почти мгновенно перешел от безутешной скорби к прежней погоне за каждой юбкой, несмотря даже на то, что через несколько месяцев после смерти первой жены женился вторично.
От первой Великой княгини остался штат фрейлин, которые почти в полном составе сделались фрейлинами второй супруги цесаревича. Большинство из них грустило по веселой и кокетливой Натали и ни капельки не осуждало ее за роман с красавцем Разумовским. Но одна из фрейлин люто ненавидела осквернительницу супружеского ложа и, в общем-то, не скрывала своих эмоций. Это была Екатерина Нелидова.
Выпускница Смольного института, грациозная, умная, но – увы! – некрасивая Нелидова втихомолку обожала цесаревича. Физическая красота мужчин оставляла ее равнодушной: она ценила в них совсем другие качества: ум, благородство, образованность. Всеми этими качествами, по мнению Катеньки Нелидовой, цесаревич обладал с избытком. Увы, он не обращал никакого внимания на маленькую смуглянку. Даже не смотрел в ее сторону…
Утешалась фрейлина тем, что предмет ее воздыханий казался вполне счастливым во втором супружестве. Первоначально. Но Великая княгиня Мария Федоровна перестаралась в своем желании нравится всем: супруг приревновал ее к… собственной матери, которую считал особой развратной и безнравственной. Значит, супруга одобряет ТАКУЮ свекровь? А может, она и сама – такая?
Супружеская идиллия сменилась демонстративной холодностью со стороны Павла. Это, правда, не мешало Марии Федоровне рожать одного ребенка за другим, но душевной близости между ней и мужем уже не было. Павел умел доводить супругу до горьких слез и даже обмороков. И как-то заметил, что если фрейлины суетятся вокруг бедняжки, а некоторые даже осмеливаются укоризненно глядеть на цесаревича, то одна из них совершенно явно выражала свой восторг и одобрение такого поведения. Некрасивая, маленькая, и… такая чуткая!
Катенька Нелидова дождалась своего часа. Цесаревич не только заметил ее, но и удостоил короткой беседы. И был снова поражен тем, что барышня оказалась на редкость умна, начитанна и образованна – не в пример прочим. С ней можно было разговаривать обо всем на свете. И очень скоро цесаревич стал проводить в обществе фрейлины все больше и больше времени.
Более того, когда близкая подруга Великой княгини Матильда Бенкендорф осмелилась намекнуть на то, что Нелидова посягает на святость брачных уз, Павел так разгневался, что отослал сплетницу прочь от двора. Мольбы супруги о помиловании только ухудшили дело – Павел чуть было не сослал ее в монастырь.
Только тут Мария Федоровна начала осознавать истинное положение дел. Избалованная комплиментами своей красоте, она и подумать не могла о том, что ее соперницей станет худенькая, невзрачная, да просто уродливая фрейлина. Она кинулась к свекрови за утешениями. Та взяла ее за руку, подвела к зеркалу и сказала:
-Погляди на себя и вспомни, как выглядит Нелидова. Не сходи с ума.
Обе дамы ошибались. Павел, обладавший восторженно-сентиментальной душой, уже возвел Нелидову на такой пьедестал, что ее внешность перестала иметь какое бы то ни было значение. Главное, они были духовно близки, так близки, что… сами не заметили, как эта близость переросла в физическую. Ночи цесаревич все чаще проводил отнюдь не в супружеской спальне, но где именно – никто точно не знал.
Двор гудел, как растревоженный улей. Вопрос осложнялся еще и тем, что все без исключения прежние любовницы и предметы обожания Павла были если не красивы, то, по крайней мере, очаровательны. Но Нелидова, которую за глаза называли «мартышкой», которой уже было далеко за тридцать… Не может быть!
Сам Павел прилагал поистине героические усилия, чтобы внушить окружающим: с Екатериной Ивановной его связывают исключительно возвышенные, платонические узы, а не пошлые физические. В письме матери, например, Павел писал:
«Относительно этой связи клянусь тем судилищем, перед которым мы все должны явиться… Клянусь еще раз всем, что есть священного. Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяла дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог».
Впрочем, было бы странно, если бы письмо содержало признание в истинном положении дел. Павел давно уже научился скрывать от властной матери свои подлинные чувства, изображать перед окружающими благородного рыцаря, защищать святость семейных уз и брака. Нелидова даже на какое-то время переселилась из дворца в Смольный институт, дабы положить конец «вздорным сплетням».
Нанеся ей официальный визит (вместе с супругой, естественно) Павел вдруг отдернул полог алькова и воскликнул:
– Это храм непорочности! Это храм добродетели! Это божество в образе человеческом!
Что оставалось делать Марии Федоровне, которая была вовсе не дуррой, а, наоборот, весьма практичной особой? Только одно – примириться с «божеством в образе человеческом», уговорить ее вернуться ко двору и тем самым хотя бы постоянно иметь ее перед своими глазами. Великая княгиня пошла еще дальше – она подружилась с фавориткой мужа. Это вернуло ей расположение Павла и, как показало время, дало действительно верную подругу.
Как ни странно, это было необходимо и самой Екатерине Нелидовой. С годами характер Павла отнюдь не становился легче и мягче. Наоборот, в нем все больше и больше проявлялись черты его покойного отца, которого он, кстати, почти не помнил, хотя и обожал – возможно, просто в пику матери. Жестокость, эгоизм, непоследовательность, молниеносные переходы от самой грубой брани к сентиментальным тирадам. Супруга терпела молча. Фаворитка пыталась перевоспитать. Страдали – обе.
Тем не менее, Нелидовой порой удавалось добиться каких-то результатов: например, уговорить Павла присутствовать на бракосочетании его старшего сына Александра с баденской принцессой Луизой, крещенной в православие под именем Елизаветы Алексеевны. Но в более серьезных вопросах «Павлуша» не поддавался ни на какие уговоры. Кроме того, он начал потихоньку изменять фаворитке. Вот тут кротость изменила Нелидовой. Она снова удалилась в Смольный, как утверждала – навсегда. Но…
Но тут совершенно неожиданно скончалась императрица Екатерина. И Нелидова – все еще фаворитка, но теперь уже императора – немедленно вернулась во дворец. «К своей бесценной подруге», как она утверждала, имея в виду новую императрицу Марию Федоровну. «В постель к императору» - утверждали злые языки.
Последние были не так уж и неправы. Как раз в это время Мария Федоровна родила своего десятого ребенка, после чего врачи единогласно и категорически заявили, что иметь детей ей отныне заказано – следующих родов она просто не переживет. А это означало в те времена только одно: полное прекращение супружеских отношений. Но Павел-то совсем не был готов к целомудренной жизни. Ему нужна была женщина. Почти каждую ночь.
И почти каждую ночь она нашептывала своему царственному любовнику:
«Будьте добрым, будьте самим собой, потому что истинная черта вашего характера – доброта!».
«Государи созданы более для того, чтобы жертвовать своим временем, чем для того, чтобы им пользоваться!»
Увы, проку от этих нашептываний было – чуть. Став императором, Павел вдруг обнаружил, что ум и женщина – совершенно несовместимые понятия. Жена нужна для продолжения рода, любовница – для удовольствия, но обеим совершенно незачем ввязываться в дела управления страной. Хватит уже бабья на престоле!
Впрочем, возможно в случае со своими супругой и любовницей он был абсолютно прав. Обе не блистали не то что государственным, а просто умом, и даже при минимальном влиянии на императора сумели натворить массу глупостей. Например, способствовали проникновению в Россию иезуитов и рыцарей Мальтийского ордена. Император даже стал гроссмейстером этого ордена – случай беспрецедентный! Православный государь во главе католического ордена! Тут возроптала русская православная церковь.
Неизвестно, как далеко зашло бы дело, но вмешался Его Величество Случай. Скончалась мать императрицы, и Мария Федоровна была так этим расстроена, что не смогла сопровождать супруга в его поездке в Москву и Казань. Вместе с ней в Санкт-Петербурге остались и все фрейлины, а император… Император вырвался, наконец, на свободу.
Официальной целью поездки Павла было участие в военных маневрах. Но как-то само собой получилось, что во время этих маневров, точнее, во время бала после их завершения, император получил блистательный трофей – юную красавицу Анну Лопухину. Взамен отец Анны получал княжеский титул и миллионное состояние. А его дочери вообще были обещаны все мыслимые и немыслимые блага, включая фиктивного, но титулованного и богатого мужа.
В Петербург Павел вернулся в сопровождении семейства Лопухиных. Императрица и фаворитка недолго оставались в неведении относительно роли Анны Лопухиной в жизни императора. Мария Федоровна попыталась возразить – император приказал ей покинуть его покои и более в них не появляться. Нелидова – фрейлина! – удалилась вместе с ней.
Павел, все-таки чувствуя угрызения совести, попытался помириться со своим «маленьким ангелом» и вечером отправился в ее покои. Но Екатерина Ивановна впервые в жизни потеряла выдержку и запустила в неверного любовника шелковым башмачком, под высоченным каблучком которого он так долго находился. Башмачок едва не попал в венценосную голову и… фавор Нелидовой закончился.
Остаток недолгого царствования своего «Павлуши» она провела в Эстонии в замке Лоде. А Анна Лопухина очень скоро стала княгиней Гагариной и стас-дамой императрицы. Причем если брак ее был чистой фикцией, то должность – более чем реальной.
Нелидова вернулась в Санкт-Петербург в начале 1801 года: ее мучили дурные предчувствия. Но Павел о них так и не узнал, потому что встретиться с бывшей возлюбленной не пожелал. Он готовился к браку с Анной Гагариной, которая ждала от него ребенка. Князя Гагарина должен был утешить чин военного министра. А развод… развод мог мгновенно дать архиепископ Амвросий, который к великому соблазну остального духовенства носил мальтийский крест (православный епископ!) и был готов по воле государя разводить, а потом венчать кого угодно и с кем угодно.
Император приобрел репутацию безумца в глазах самых близких ему людей. Даже фанатично преданный Павлу граф Растопчин писал:

«Великий князь Александр ненавидит отца, великий князь Константин его боится; дочери, воспитанные матерью, смотрят на него с отвращением, и все это улыбается и желало бы видеть его обращенным во прах».

Что ж, в ночь на 11 марта 1801 года их желания воплотились в жизнь. Император – совсем как и его отец! – скончался от апоплексического удара. Мария Федоровна стала вдовствующей императрицей, а на престол взошел Александр Первый.
Екатерина Ивановна Нелидова прожила еще очень, очень долго, сделавшись в Смольным кем-то вроде привидения. Она никогда не была замужем, у нее не было детей, но… ей удалось стать первой в династии фавориток Нелидовых. Ей наследовала ее племянница, дочь брата Варвара Аркадьевна Нелидова, прославившаяся своею красотой. Но это было уже при императоре Николае Первом…
2
Император Николай Первый по совершенно неизвестным причинам вызывал (и вызывает) почти патологическую ненависть многих поэтов и писателей. В каких только смертных грехах его ни обвиняли: с солдафон-то он, и лицом схож с замороженной селедкой, и Крымскую войну проиграл, и с женщинами был неучтив до грубости, хотя женский пол любил… Не верите – почитайте хотя бы Тынянова или Окуджаву.
Странно, право. Да, Николай Павлович любил все военное, но это свойственно большинству мальчиков, юношей, мужчин и даже убеленных сединами старцев. Да, проиграл Крымскую войну, но и Наполеон ведь потерпел фиаско при Ватерлоо. Объективно император считался одним из самых красивых мужчин своего времени: почти метр девяносто ростом, атлетически сложен, с антично-правильными чертами лица. Ежедневно полчаса он уделял физическим упражнениям, а поскольку тренажеры тогда еще не были изобретены, упражнялся с тяжелой армейской винтовкой.
И женщин император не чурался, хотя не был таким бабником, как его отец или старший брат Александр. Он был музыкален, пластичен, отлично танцевал, так что быть приглашенной на танец государем дамы считали не только честью, но и удовольствием. А галантностью государь не уступал ни одному из своих придворных.
При всех этих замечательных качествах Николай Павлович сохранял абсолютную верность своей жене, принцессе Шарлотте Прусской, на которой женился по страстной и взаимной любви. Пятнадцать лет брака, во время которого императрица родила семерых детей, были абсолютно безоблачными. Даже самый злостный недоброжелатель не мог обвинить Николая Павловича в пренебрежении супругой. Он ее просто боготворил, потакал всем слабостям, исполнял любые желания. Императрица (при крещении получившая имя Александра Федоровна) отвечала ему полной взаимностью.
Императрице было 34 года, когда врачи категорически запретили ей иметь еще детей: здоровье воздушной красавицы было довольно хрупким. Обрекать обожаемого мужа на вынужденное целомудрие она ни в коем случае не хотела, считая это жестоким и несправедливым. Поэтому в дальнейшем просто закрывала глаза на то, что сам император поэтически называл «васильковыми шалостями». Тем более, что о внебрачных детях Николая ничего точно не известно.
Но еще до того, как у императора с супругой установились чисто платонические отношения, Николай Павлович, большой любитель маскарадов, познакомился на одном из них с грациозной, миниатюрной девушкой, которая во время танца вдруг начала рассказывать своему партнеру… истории из его раннего детства. Изумлению императора не было границ до тех пор, пока его партнерша не сняла маску и не сказала:
-Я племянница Екатерины Ивановны Нелидовой. Тетушка мне очень много рассказывала о ваших детских шалостях…»
Как и ее тетка, Варенька Нелидова была воспитанницей Смольного института благородных девиц. Приятно удивленный этим, император сделал хорошенькую девушку фрейлиной императрицы, которая к ней горячо привязалась. Произошло это еще и потому, что Варенька, как никто, умела развеселить супругов. Юная фрейлина была большая мастерица рассказывать анекдоты. Свидетели вспоминали:
«… однажды Государь так смеялся, что его кресло опрокинулось назад. С тех пор кресло на всякий случай приставляли к стене, чтобы развеселившийся самодержец не упал».
Кроме того, Нелидова была великолепной наездницей и частенько составляла императору компанию в его дальних прогулках. Но ни о какой близости, кроме чисто дружеской, между ними и речи не было: тогда императрица была еще здорова. Но потом все переменилось, хотя внешне оставалось без изменений. Даже склонный к злословию двор вынужден был ограничиться мелкими сплетнями.
Одна из бывших смолянок, близкая ко двору, свидетельствовала:
«Больших и особенно знаменательных увлечений за императором Николаем I, как известно, не водилось. Единственная серьезная вошедшая в историю связь его была с Варварой Аркадьевной Нелидовой, одной из любимых фрейлин Александры Федоровны. Но эта связь не могла быть поставлена в укор ни самому императору, ни без ума любившей его Нелидовой. В нем она оправдывалась вконец пошатнувшимся здоровьем императрицы, которую император обожал, но которую берег и нежил, как экзотический цветок… Императрице связь эта была хорошо известна… Она, если так можно выразиться, была санкционирована ею…».
Да, отношения Вареньки Нелидовой и императора почти семнадцать лет оставались трогательно-нежными, как в первый день знакомства, но дружба их все крепла. Императрица же предпочитала благородную и скромную фрейлину мимолетным увлечением, каждое из которых могло оказаться роковым. Пример свекрови был у нее перед глазами, равно как и пример невестки – супруги Александра Первого. Но если в жизни этих женщин были другие мужчины, помимо законных супругов, то для Александры Федоровны других мужчин не существовало вообще.
И это, как ни парадоксально, еще теснее делало ее дружбу с Нелидовой. Императрица прекрасно видела, что Варенька боготворит ее супруга, но не стремится выставить это чувство напоказ или как-то подчеркнуть свое особое положение при дворе. И была ей за это бесконечно признательна.
Приходя на половину супруги, Николай Павлович все чаще заходил к Вареньке, пил у нее чай, непринужденно беседовал. В 1842 году графиня Нессельроде писала сыну:
«Государь с каждым днем все больше занят Нелидовой. Ходит к ней по нескольку раз в день. Он и на балу старается все время быть близ нее. Бедная императрица все это видит и переносит с достоинством, но как она должна страдать».
Придворные жаждали видеть страдания императрицы, но она не доставила им такого удовольствия. Еще молодая и прекрасная, по-прежнему обожаемая мужем, самая счастливая из всех женщин на русском престоле, сознательно закрывала глаза на дружбу Николая и Нелидовой. Заставляя, тем самым, и придворных прикусить язычки.
Но в высшей степени достойно вела себя и Варенька. Она никогда не забывала своего положения, никогда не доставляла императрице ни малейшего повода для неудовольствия, чувствуя себя глубоко виноватой перед этой женщиной. Они были даже по-своему близки – в обожании, обожествлении Николая Павловича. Тот, впрочем, тоже вел себя в высшей степени благородно по отношению к супруге, не позволял себе даже намеком выделить особое положение своей возлюбленной, оберегал императрицу от малейшего огорчения.
Фрейлина Анна Тютчева, долгие годы наблюдавшая этот странный любовный треугольник, вспоминала:
«… Нелидова тщательно скрывала милость, которую обыкновенно выставляют напоказ женщины, пользующиеся положением, подобным ее. Причиной ее падения было ни тщеславие, ни корыстолюбие, ни честолюбие. Она была увлечена чувством искренним, хотя и греховным, и никто даже из тех, кто осуждал ее, не мог отказать ей в уважении...».
Даже дети императора не были предубеждены против скромной фаворитки. Великая княжна Ольга писала в своем дневнике:
«Варенька Нелидова была похожа на итальянку со своими чудными темными глазами и бровями... была веселой, она умела во всем видеть смешное, легко болтала и была достаточно умна, чтобы не утомлять... она была прекрасна душой, услужлива и полна сердечной доброты...».
За все семнадцать лет этого полутайного романа она ни разу не воспользовалась своим положением в корыстных целях: любовь к Николаю Павловичу была единственным смыслом ее существования. До самой его смерти, столь неожиданной для всех и столь трагичной.
Анна Тютчева, присутствовавшая в Зимнем дворце в последние часы жизни «железного» императора, вспоминала:
«В то время как мы шаг за шагом следили за драмой этой ночи агонии, я вдруг увидела, что в вестибюле появилась несчастная Нелидова. Трудно передать выражение ужаса и глубокого отчаяния, отразившееся в ее растерянных глазах и в красивых чертах, застывших и белых, как мрамор... Видно было, что безумие отчаяния овладело ее бедной головкой. Только теперь, при виде ее, я поняла смысл неопределенных слухов, ходивших во дворце по поводу отношений, существовавших между императором и этой красивой женщиной, отношений, которые особенно для нас, молодых девушек, были прикрыты с внешней стороны самыми строгими приличиями и полной тайной. В глазах человеческой, если не Божеской, морали эти отношения находили себе некоторое оправдание, с одной стороны, в состоянии здоровья императрицы, с другой — в глубоком, бескорыстном и искреннем чувстве Нелидовой к императору. Никогда она не пользовалась своим положением ради честолюбия или тщеславия, и скромностью своего поведения она умела затушевать ту милость, из которой другая создала бы себе печальную славу».
Им больше не суждено было увидеться. Императрица, не отходившая от постели умирающего мужа, спросила его, не желает ли он проститься с самыми близкими ему людьми. Николай покачал головой:
-Только с вами, ангел мой…
-Здесь Варенька Нелидова, - робко заметила Александра Федоровна.
Император с явной благодарностью пожал ей руку и прошептал:
-Нет, дорогая, я не должен больше ее видеть, ты ей скажешь, что прошу ее меня простить.
Узнав об этом решении любимого человека, Нелидова не разрыдалась, не упала в обморок, вообще не шевельнулась. Она неподвижно просидела в углу залы, заполненной растерянной толпой придворных, и больше всего напоминала статую скорби.
На другой день после смерти императора Нелидова отослала в «Инвалидный капитал» 200 тысяч рублей, которые он ей оставил, умирая. Это был фонд, основанный в 1813 году царской семьей и принимавший пожертвования от частных лиц, который служил для обеспечения пенсиями и пособиями раненых военнослужащих, вдов и детей убитых воинов. Варвара Аркадьевна не желала никакой «платы за любовь», хотя была небогата.
В ответ императрица: распорядилась, чтобы Нелидовой особо выделили час, когда она смогла бы находиться в траурной комнате наедине с телом Николая Павловича. Ни о какой ревности и речи быть не могло, наоборот: обе женщины словно состязались в благородстве.
Нелидова надолго пережила и своего возлюбленного, и его супругу, и даже некоторых их детей. Шел 1897 год, когда в газетах было опубликовано сообщение о ее смерти. На троне России был правнук Николая, носивший то же имя. Но на панихиде по усопшей присутствовал младший сын Николая Первого – Михаил, рождение которого послужило косвенной причиной зарождения «самого рыцарственного романа» того времени.
Романа, о котором мало кто знал, и который был очень быстро забыт. Позже Вареньку Нелидову частенько путали с е тетушкой Екатериной.
Но это были две разные женщины, с совершенно разными судьбами и характерами. И портрет сохранился только один – Екатерины Нелидовой, кисти Левицкого. Портретов Варвары Нелидовой, увы, не сохранилось.
Только фамилия у них была – одинаковая.

Светлана Бестужева-Лада