Краткая теория и практика классификации рагулей. Часть 2

КРАТКАЯ ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА КЛАССИФИКАЦИИ РАГУЛЕЙ

ЧАСТЬ 2.ЖИВОТНАЯ СЕКСУАЛЬНОСТЬ И КОДИРОВКА СОЗНАНИЯ.

Не удивляйтесь быстроте, с которой я пишу данное исследование. Ведь у меня было целых два с лишним года для того, чтобы все это наблюдать, анализировать и обобщать. И честно говоря, не писал я об этом только потому, что боялся, что меня обвинят в предвзятом отношении.

Но теперь, когда весь этот материал накопился в достаточном количестве, у меня просто нет другого выхода.

Итак, о сексуальности, которая в первой части исследования оказалась недостаточно раскрыта.

Скажу вам по секрету, что, как и у любого явления, у этого имеется два полюса. Две крайности, внешне совершенно непримиримые, а на деле представляющие собой просто два конца одной палки. Написал и сам задумался. Звучит достаточно двусмысленно. Как двужалая стрела одной судьбы.

В Одессе наступил первый день осени, и к этому дню в город нахлынули так называемые студенты. Те, кто поступает в бывшие ПТУ, ныне громко поименованная колледжами и лицеями, и те, кто поступил в училище, которое и в советское время именовалось училищем.

Не далее, как вчера мне довелось ехать в трамвае с мамашей, которая привезла в мой город уже вторую дочь. Недавняя абитуриентка сидела через сиденье от меня, рядом с усталой интеллигентной женщиной лет 40 и громко рассказывала в трубку о том, что она –о радость!- поступила в медицинское училище и страшно опасается того, каково ей придется в Одессе, ибо те одесситки, которые оказались в ее группе, вели себя, по ее мнению, крайне высокомерно.

Все это говорилось на таком ужасном, режущем ухо суржике, что я невольно стал вслух исправлять калькированные в украинский язык и немилосердно исковерканные русские слова на исконно украинские.

Я и сам не заметил, что говорю вслух, но сидевший впереди меня парень покосился через плечо и я понял, что он принимает меня за украиномовного. Тогда, улыбнувшись, я извинился и пообещал прекратить. Но девушка продолжала пламенно общаться с невидимым собеседником, который отвечал ей так же громко, так что кое-какие ответы слышал даже я, сидевший через сиденье.

Женщина, которой не посчастливилось  с соседкой, то вздыхала, то пыталась смотреть в окно, то косилась на громогласную девицу, и наконец, не выдержав, попросила ту говорить потише. Девица ничего не ответила и продолжила беседу, но тут оказалось, что на сиденье впереди нее сидели мамо и сэстра. Мамо, разумеется, не пропустила случая открыть рот. Обращалась она не к женщине, сделавшей замечание, а ко второй доньке, которая сидела рядом.

Тирада на таком же безобразном суржике сводилась к следующему: что мамо не хотела посылать вторую дочку в Гадес, а, напротив, пыталась уговорить ее учиться где-то поближе. Но поскольку первая уже училась в ПТУхе с громким названием лицей чего-то там на парикмахера, вторая захотела поехать туда же. Но в ПТУхе контингент был попроще, а вот в медучилище, куда испокон веков поступали, чтобы получить трамплин для Мединститута, девицы были те еще.

Обряженная по последнему слову моды в Луцьке надежда семьи выглядела просто белой вороной, которую с интересом разглядывали достаточно дорого , но при этом скромно одетые девушки-одесситки.

На них не было ни дырявых шортиков со свисающими карманами, похожими на чебуреки, ни крайне неуместных под такие шортики лабутенов с блестящими цветами, ни футболки с дыркой сзади, на которой красовался огроменный бант. Им даже не пришло в голову надеть на голову обруч с синими и желтыми шариками, которые так удачно имитировали гроздья ягодок.

Да и мамо, сопровождавшая свое чадо в учебное заведение, одетая по случаю в обтягивающие лосины с «блёском» , трещавшие на заднице 58 размера и новоприобретенную тельняшку с двумя искусственными георгинами «на грудях» весьма дико смотрелась среди молодежи, которая пришла на первый день занятий без родителей, у которых были другие дела. Например, работа. Или школа, в которую повели младших.

Два голоса, визгливо терендевших на суржике, оказались непосильными для морячка, который стоял, держась одной рукой за поручень, и пытаясь читать какой-то текст на планшете, сжимаемом он  во второй. Он достаточно вежливо попросил умолкнуть хотя бы мамашу.

Вряд ли вы думаете, что в одесском трамвае люди обычно едут молча. Трамвай это и площадка для политических дискуссий, и клуб по обмену житейским опытом, и места для живейшего обсуждения, как легче и быстрее доехать до определенного места.

Здесь случаются и стычки, в которых непременно находится сторона, умоляющая прекратить, а вторая лукаво подзуживает и советует настучать в бубен. Но трамвай, в котором едут на поселок Котовского- это трамвай работяг и тружеников, направляющихся после работы в свой спальный район и мечтающих преклонить на подушку усталую голову, а если учесть время, в которое это происходило, и то, что трамвай едет достаточно долго, то вполне понятной становится реакция окружающих. И женщины с усталым лицом, по всей вероятности, педагога, и парня, который обернулся на украинский язык, и морячка, который читал и вовсе не собирался слушать гвалт, который развели мамаша и дочь.

И тут в дружный хор вступила вторая дочь, до сих пор молчавшая, но, по всей вероятности, уже окончательно и бесповоротно считавшая себя одесситкой. –Ну що вы такое говОрите, мущщина. И як вам не стыдно. Девушка ж говОрит со своим хлопцем!!!

Видимо, в ее понимании это должно было сразу же изменить отношение окружающих людей в трамвае. Девушка, говорящая со своим хлопцем, который находится так далеко от нее, что общаться с ним она должна непременно громко и непременно долго, чтобы успеть рассказать все до мелочей. И как она провела день, и как они з мамою ходили по базарах, и как едуть у Лузановку купатыся, и мамо вже даже у купальныку.

Мамо тем временем стала апеллировать к жалости остальных пассажиров, рассказывая, как тяжело оставлять ей ридну дытыну в чужом городе, где ее окружают абсолютно нечуткие, черствые чужие и высокомерные люди.

И вот тут не выдержал уже оглянувшийся парень. Майже одесситка, уверенная в своей неотразимости(о наряде чуть ниже), просто опешила, когда он довольно громко сказал им обеим: -А вас что, кто-то звал сюда? Я вам телеграмму посылал? Понаехали тут, рагули вонючие. Теперь я понял, почему вы в Лузановку купаться едете. А просто мыться не пробовали?

Засим закончились и причитания мамаши, и претензии новоявленной одесской секс-бомбы, и даже разговор с хлопцем как-то сам-собой увял и свернулся.

Когда они встали и поперлись к выходу, я понял, почему парень заговорил о мытье. В жарком спертом воздухе переполненного трамвая душный козлиный аромат немытого тела явственно ощущался сквозь все ужасные парфюмы, которые наша троица на себя вылила.

На «одесситке» с годовым стажем пребывания в Одессе, красовался «сексуальный» модный сарафан в полоску, спереди обрезанный по самое никуда, так чтоб к этому «никуда» привлекалось максимальное внимание, босоножки на очень толстом каблуке, с которым она сражалась как с личным врагом, щедро украшенные силиконовыми подсолнухами, и которые заставляли ее неимоверно сутулиться, ибо на каблуках она все еще не научилась ходить. Ко всему этому разнотравью прилагался принт на платье, изображавший чей-то не очень приглядный рот и толстую губную помаду возле него. Ну, сами понимаете, какие ассоциации возникали у нормального человека при виде этого принта. Волосы были, разумеется, розпущени, и она и она то и дело откидывала их на одну сторону шеи ручкой с короткими пальцами, но зато с длинными желто-синими ногтями.

Троица была настолько показательная во всех отношениях, что я невольно ею залюбовался.

Все непременные атрибуты сексуальной привлекательности рагулихи наличествовали в этой троице, как в трех головах дракона, у которых был общий хвост.

Лосины на немерено толстом заде, на котором и свободные-то брючки смотрятся с большим напрягом. При этом непременно блестящие и непременно короткие, потому что кто ж тогда увидит толстые до безобразия щиколотки, волосатые икры и трещины на пятках, по которым шлепают дешевые пластиковые тапки. Мамо побогаче, или мамо с одной дытыной, конечно, купила бы себе тапки покруче, с тряпочными цветками и сделала бурдовый педикюр, но эта была отягощена сразу двумя модницами, так что на себя денег оставалось обмаль и приходилось экономить.

Почему короткие лосины?- спросите вы меня.-Почему непременно настолько в обтяжку, чтоб «верблюжья лапка» в паху, больше похожая на слоновую, выпирала напоказ?

А вот тут я с ответом затруднюсь. То ли она считает стыдным скрывать от окружающих такую красоту, то ли лосины не по размеру и длина растянулась на ширину и объем, то ли это в Луцьке такая мода для женщин, у которых две дочки на выданье, и которым надо тоже выглядеть привлекательно. Не стройностью, так объемом. Не мытьем, так парфюмом. Не нарядом, так грУдямы, задом и обвисшим животом.

А что ж это я о втором полюсе забыл? О мамах, у которых на теле нет ни грамма жира, в том числе и груди, которые обеты в домашнюю китайскую пижамку, которую они по простоте душевной принимают за уличный костюмчик, с глазами оголодавшей собаки и цветастой хусткой на голови, которая украшает их примерно так же, как первую категорию украшает пережженная химия цвета «огненного гавна», потому что краска для волос покупается от случая к случаю и непременно самая дешевая. Как же это я мог обойти их своим вниманием? Их хваткость, их энергичность, их непреходящий тонус гончей, с которым они подгоняют своих непременно толстых мужей?

Откуда берутся такие мамо, если их сексапильные дочки, отмытые от тонального крема и краски для бровей толщиной в палец, и одетые более-менее прилично, иногда даже в состоянии женить на себе городских парней, тем более-одесситов?

Вы можете мне рассказать о нечеловеческом труде, которым они занимаются у себя вдома, о палящем солнце, под которым они сапают огород, о тяжком уделе выдоя козы и приготовления корма курям.

И о том, что они тоже люди, которым хочется пожить по-человечески. Так, как, по их мнению живем мы, проклятые высокомерные одесситы в своей не по-людски названной Одессе, которую так легко и привычно укромовный трансформирует в отвратительное Гадэс.

Вот только если бы переезд сюда был тем волшебным порталом, пройдя через который можно превратиться в человека не просто получившего образование, но в человека, который понимает, что харкАть на асфальт по меньшей мере отвратительно, а уж сморкаться и вовсе мерзко.

Что разговаривать с собеседником, поплевывая через губу семечки, это проявление неуважения к собеседнику, а если еще и прямо на асфальт, то попросту гадко.

Что выйти на улицу, на рынок и в супермаркет в махровом халате или домашнем кимоно с павлином- по меньшей мере странно.

Что в пляжном парео, обвязанном поверх купальника, нормальные люди ходят только на пляже, а страшные целлюлитные ноги не становятся привлекательнее от того, что на них надеты короткие шорты.

Что-то я увлекся.

Мы обещали поговорить о сексуальном компоненте..

Одежда, изобретенная умными людьми для того, чтобы скрывать недостатки фигуры, в понимании РАГУЛЬСКОМ заключается в том, чтобы не думать ни о каких недостатка, а выставлять напоказ определенные части тела, которые ранее принято было скрывать.

Отсюда блестящие лосина, шорты в обтяжку на неимоверно толстом и низком заде, под которым трутся одна о другую совершенно слоновьи ноги, майки, по степени натяжения ассоциируемые только с презервативами, платья с огромными букетами на животе-подушке и плоской жирной спине, очень похожие на подушки на деревенской кровати, вышитые крестиком, сарафаны и платья, обрезанные по самое «никуда», чтобы до этого «никуда» оставалось меньше сантиметра, но зато колени величиной с голову младенца находились на всеобщем обозрении.

Глядя на рагулих, я не перестаю удивляться интенсивности их размножения. Ведь мамо с двумя дочками, которые отданы в учебу, а не пристроены «замиж», чтоб понтово гулять с колясками по магазинам «Все по 3 гривны» у кумпании з мамою, это не правило, а исключение из правил.

Я не знаю, насколько должен образоваться и выговориться деревенский парень, чтобы одесситка согласилась за него выйти.

Зато мужчины подчас не отличаются подобной разборчивостью, добавляя седых волос своим матерям. И тогда деревенская девушка начинает внедрять в семью «городськых» те необходимые, по ее мнению, элементы культуры, которых им, городским, так не хватает. Например, здоровкаться с каждым незнакомым человеком (забодаешься, в миллионном-то городе), мазаться тональным кремом в 35 градусную жару и красить ногти в патриотические цвета. А еще громко разговаривать по мобильному, не обращая внимания на верещащего младенца, который отрывает от жизненно важной беседы о вчерашних покупках з мамою.

И-черт!!!-как же я забыл-то!!!- у той, что считала себя одесситкой и даже вроде бы как бы разговаривала по-русски(ну, не придирайтесь, вспомните про девушку и деревню) на распущенных волосах красовался обруч с кошачьими ушками. То ли девушка спутала их с заячьими из «Плейбоя», то ли не знала о том, что означает на сленге слово «киска», то ли знала и именно на это намекала.

Вам, наверное, покажется, что для мужика я слишком хорошо разбираюсь в нюансах женских нарядов. Но у меня две достаточно взрослые дочери, ужасы и охи которых я слушаю постоянно, злоязыкие не хуже меня, и очень чувствительные к тому, что «комильфо», в что «не кошерно».

Так что волей-неволей я тоже в теме.

Вам , наверное, покажется, что Гром, которого называют то ольгинским троллем, то кремлевским ботом, то проплаченным совком, совсем сошел с ума и пишет о странных вещах.

На самом деле все то, что я постепенно пытаюсь уложить в своей голове и в вашем понимании, имеет непосредственно отношение к предметы начатого разговора.

К острой и болезненной теме орагуливания Одессы.

К непрерывному потоку тех, кто продолжает ехать сюда за 500 и более километров, чтобы приобщиться к земле обетованной, городским красотам и удобствам, цивилизации в виде креветок и рукколы, не обращая при этом никакого внимания на то, что составляет непередаваемую притягательность Одессы, ее духовную неповторимость, ее незабываемую атмосферу.

Читал я сегодня открытое письмо Юрия Селиванова, одесского замечательного разнопланового публициста, журналиста и историка. И подписывался под каждым словом статьи, в которой он говорил о своем желании вернуться на Родину. В ту Одессу, которую знает весь мир.

Не в Гадес, по которому бродят рагулихи в кошачьих ушках и лосинах в обтяжке на слоновьих ногах, при виде которых вспоминается анекдот про женскую консультацию, когда мужик говорит: «Был я в женской консультации. Кого только не трахают».

Черт их знает, этих рагулей. Может, гомосексуальность карательных батальонов и милицейских отрядов в Киеве и проистекает от того, как странно их женщины понимают слово сексапильность?

А может, это просто потому, что они  ДРУГИЕ?

Из параллельной Вселенной?

Мы еще поговорим. Это всего лишь вторая глава.

Не обещаю , что скоро. Но обещаю. Если доживу.

Виктор Гром.