Понять Ницше

Существует закон Божьего мироздания, один из наиболее общих, который касается всего на свете. Это закон, по которому количество переходит в качество. Ничто не может накапливаться безконечно и «безнаказанно». Даже всё самое лучшее после перехода некоей границы, как это ни может показаться странным, неизбежно превращается в плохое. И преступать эту границу – нельзя. Ибо за нею – беда. Простейший пример – всем известная Демьянова уха. Безусловно, хорошая, превосходная уха! (И стерляди кусочек, и вкус, и аромат великолепный.) Но любому ясно, как от нее может затошнить – хоть она и прекрасна. Пример, конечно, примитивный – и касается вещей приземленных. Но это именно пример, который можно использовать как схему.

Поскольку и в вещах даже самого тонкого свойства этот же закон – действует. Безсовестность и черствость отвратительна. Но и с совестливостью – и состраданием – тоже нельзя переходить некую грань. Иначе можно погибнуть. Или – в лучшем случае – оказаться в психушке. Совсем не обязательно следовать Фридриху Ницше с его Der Gewissenbiß ist unanständig (Угрызения совести – неприличны). Его позиция – не каждому по зубам. Однако и здесь существует тот предел, за которым – погибель. И у человека нормального при приближении к этому пределу должен срабатывать механизм самосохранения. И когда он не срабатывает – это уже не совестливость, а симптом патологии.

Даже сострадать нельзя патологически черезмерно, и как только мы приближаемся к этой грани, должна загораться сигнальная лампочка, предупреждающая, что туда – нельзя. Никогда не забуду, как моя совсем маленькая дочка в деревне очень полюбила симпатичную свинку – любовалась ею, играла с ней. Мир для нее только открывался, любое живое существо было чудом, и детская душа ее была чистой и нежной. И вот, я не углядел, не сумел предупредить ситуацию и уберечь ее, когда хозяева решили эту свинку зарезать, и малышка моя услышала этот душераздирающий визг – и узнала, и поняла, что происходит.

Но вот, представьте себе теперь такую картину. Передо мной – запотевший графинчик с водочкой и селедка с лучком в селедочнице, и я, держа в одной руке рюмку, а в другой вилку, на которую поддел кусочек, вдруг начну думать о том, как эта рыбка тоже ведь была живой, как она плавала в море, на воле, и у нее ведь тоже были детки... (А для особой красоты можно вообразить еще и подводное царство, где она жила среди причудливых живописных водорослей...) А жестокие, черствые люди ее выловили, отняли ее у маленьких деток... И вместо того, чтобы выпить и закусить, – начну плакать, рыдать, жалея бедную селедочку, и ведь так тоже можно – и еще как можно! – погибнуть, если не остановиться перед той самой границей, о которой идет речь.

Умение остановиться – это не черствость, и не отсутствие сострадания, а благодать. А неумение – не доброта, и не сострадание, а безумный шаг туда, куда нельзя. Человеческой душе – притом едва ли не в еще большей степени, чем телу, – тоже необходимо соблюдение гигиены, содержание ее в порядке и угодном Господу Богу благодатном равновесии.

Среди опасностей – есть, между прочим, и такая. Когда понадобится действительно что-нибудь настоящее, исключительное, – вдруг выяснится, что у тебя всё ушло на какую-нибудь селедочную трагедию... Потому что оплакивание селедки ведет к духовной импотенции. Лукавый изобретателен чрезвычайно. Он и здесь расставил множество ловушек. Он, нечистый, может и к сострадательности призвать, и кем и чем угодно прикинуться – лишь бы душу нестойкую уловить. Тут только зазеваешься, и он тебя сразу – цап-царап! И готово дело. Этому греху тоже надобно уметь противостоять. И противостоять этому греху бывает труднее и сложнее, чем прочим (банальным) грехам. А для начала нужно осознать его именно как грех.

http://sergedid.livejournal.com/320022.html