Киев разделил звание худшего города мира с Триполи и Алжиром

Триполи был красивым, когда в Ливии был руководителем благородный Каддафи. А после того, как в маленькую свободолюбивую Ливию засунули своё поганое рыло американцы там руины.

Был там лет 20 назад....уууу...

Нужна новая идея, евроассоциация- провалилась. Ну или хотя бы печеньки.

Ливия была одной из самых развитых и благополучных Африканских стран. Но там не любили геев, за что собственно и поплатились.

Если бы геев.... На всю страну всего одна евр. семья.

Так и с Киевом амеры сделали то же.

Амеры на свои доллары в любой стране находят желающих ПРОДАТЬ РОДИНУ, поскакать под их дудку и разрушить свою страну.

у них есть новая идея... жовто блакитный над кремлем...

Уничтожение хохлов силами самих хохлов затягивается. Вот и возникают идеи испытывать на хохлах новые медпрепараты, новые виды вооружений. Из этой же серии.

Еще когда кастрюлям кто-нибудь сыпанет мелочи в шапку. То есть - никогда. Пайетт с вами попрощался так, что вальцмана сейчас все знахари племени в чувство привести не могут. Не нужны недогабону бабки, сказал бывший посол и отвалил, давясь от хохота.

Киевский Вальс зазвучит только тогда, когда из ваших кострюль (по ошибке называемых головами) выбьют всех петлюр с бандерами и шухевичами. Когда за один только возглас "слава украини!" будут бить в ебало с ноги в любом уголке Украины, вот тогда очистится страна от майдановского дурмана, тогда у неё появится реальный шанс на выздоровление. Но пока, увы.

Бандера придэ, печеньки принэсе.

это очередная веха на длинном пути по кругу !!!

каждый раз проходя мимо неё, читайте кто на этот раз во всём виноват в том, что у вас жопа...

Стабильно только одно . Виноват кто угодно только не вы..

Константин Георгиевич Паустовский. Повесть о жизни. Начало неведомого века.

Кричать во весь голос "слава!" несравненно труднее, чем "ура!". Как ни кричи, а не добьешься могучих раскатов. Издали всегда будет казаться, что кричат не "слава", а "ава", "ава", "ава"! В общем, слово это оказалось неудобным для парадов и проявления народных восторгов. Особенно когда проявляли их пожилые громадяне в смушковых шапках и вытащенных из сундуков помятых жупанах.

Поэтому, когда наутро я услышал из своей комнаты возгласы "ава, ава", я догадался, что в Киев въезжает на белом коне сам "атаман украинского войска и гайдамацкого коша" пан Петлюра.

Накануне по городу были расклеены объявления от коменданта. В них с эпическим спокойствием и полным отсутствием юмора сообщалось, что Петлюра въедет в Киев во главе правительства -- Директории -- на белом коне, подаренном ему жмеринскими железнодорожниками. Почему жмеринские железнодорожники подарили Петлюре именно коня, а не дрезину или хотя бы маневровый паровоз, было непонятно.

Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном...

Там такие же гайдамаки с подведенными синькой глазами залихватски откалывали гопак. "Гоп, куме, не журысь, туды-сюды повернысь!"

У каждого народа есть свои особенности, свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной от умиления перед своим народом и лишенные чувства меры, всегда доводят эти национальные черты до смехотворных размеров, до патоки, до отвращения. Поэтому нет злейших врагов у своего народа, чем

квасные патриоты.

Петлюра пытался возродить слащавую Украину. Но ничего из этого, конечно, не вышло.

Вслед за Петлюрой ехала Директория -- неврастеник писатель Винниченко, а за ним -- какие-то замшелые и никому неведомые министры.

Так началась в Киеве короткая легкомысленная власть Директории. Киевляне, склонные, как все южные люди, к иронии, сделали из нового "самостийного" правительства мишень для неслыханного количества анекдотов. Особенно веселило киевлян то обстоятельство, что в первые дни петлюровской власти опереточные гайдамаки ходили по Крещатику со стремянками, влезали на них, снимали все русские вывески и вешали вместо них украинские.

Петлюра привез с собой так называемый галицийский язык -- довольно тяжеловесный и полный за...

При встрече с гайдамаками все ошалело оглядывались и спрашивали себя -- гайдамаки это или нарочно. При вымученных звуках нового языка тот же вопрос невольно приходил в голову -- украинский это язык или нарочно. А когда давали сдачу в магазине, вы с недоверием рассматривали серые бумажки, где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски, и соображали -- деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети.

Фальшивых денег было так много, а настоящих так мало, что население молчаливо согласилось не делать между ними никакой разницы. Фальшивые деньги ходили свободно и по тому же курсу, что и настоящие. Не было ни одной типографии, где бы наборщики и литографы не выпускали бы, веселясь, поддельные петлюровские ассигнации -- карбованцы и шаги. Шаг был самой мелкой монетой. Он стоил полкопейки. Многие предприимчивые граждане делали фальшивые деньги у себя на дому при помощи туши и дешевых акварельных красок. И даже не прятали их, когда кто-нибудь посторонний входил в комнату.

Все было мелко, нелепо и напоминало плохой, безалаберный, но временами трагический водевиль.

Однажды по Киеву были расклеены огромны...

Потом за сценой ударили в гулкий гонг, вспыхнули разноцветные огни рампы, и перед зрителями, на фоне театрального задника, в довольно крикливых красках изображавшего, как "чуден Днепр при тихой погоде", предстал пожилой, но стройный человек в черном костюме, с изящной бородкой -- премьер Винниченко.

Недовольно и явно стесняясь, все время поправляя глазастый галстук, он проговорил сухую и короткую речь о международном положении Украины. Ему похлопали.

После этого на сцену вышла невиданно худая и совершенно запудренная девица в черном платье и, сцепив перед собой в явном отчаянии руки, начала под задумчивые аккорды рояля испуганно декламировать стихи поэтессы Галиной:

Рубають лiс зелений, молодий...

Ей тоже похлопали.

Речи министров перемежались интермедиями. После министра путей сообщения девчата и парубки сплясали гопака.

Зрители искренне веселились, но настороженно затихли, когда на сцену тяжело вышел пожилой "министр державных балянсов", иначе говоря министр финансов. У этого министра был взъерошенный и бранчливый вид. Он явно сердился и громко сопел. Его стриженная ежиком круглая голова блестела от пота. Сивые запорожские усы свисали до подбородка. ...

Ничего не подозревавшие зрители простодушно ответили, что да, в зале сидят преимущественно москали.

--Т-а-ак!--зловеще сказал министр и высморкался в широченный клетчатый платок.-- Очень даже понятно. Хотя и не дуже приятно.

Зал затих, предчувствуя недоброе.

-- Якого ж биса,-- вдруг закричал министр по-украински и покраснел, как бурак,-- вы приперлись сюда из вашей поганой Москвы? Як мухи на мед. Чего вы тут не бачили? Бодай бы вас громом разбило! У вас там, в Москве, доперло до того, что не то что покушать немае чего, а и ...... немае чем.

Зал возмущенно загудел. Послышался свист. Какой-то человечек выскочил на сцену и осторожно взял "министра балянсов" за локоть, пытаясь его увести.

Но старик распалился и так оттолкнул человечка, что тот едва не упал. Старика уже несло по течению. Он не мог остановиться.

-- Що ж вы мовчите?-- спросил он вкрадчиво.-- Га? Придуриваетесь? Так я за вас отвечу. На Украине вам и хлиб, и сахар, и сало, и гречка, и квитки. А в Москве дулю сосали с лампадным маслом. Ось як!

Уже два человека осторожно тащили министра за полы чесучового пиджака, но он яростно отбивался и кричал:

-- Голопупы! Паразиты! Геть до вашей Москвы! Та...

На этом отчет Директории перед народом закончился. С насмешливыми криками: "Геть до Москвы! Там маете свое жидивске правительство!"-- публика из кино "Арс" повалила на улицу.

Власть украинской Директории и Петлюры выглядела провинциально. Некогда блестящий Киев превратился в увеличенную Шполу или Миргород с их казенными присутствиями и заседавшими в них Довгочхунами. Все в городе было устроено под старосветскую Украину, вплоть до ларька с пряниками под вывеской "О це Тарас с Полтавщины". Длинноусый Тарас был так важен и на нем топорщилась и пылала яркой вышивкой такая белоснежная рубаха, что не каждый отваживался покупать у этого оперного персонажа жамки и мед.

Было непонятно, происходит ли нечто серьезное или разыгрывается пьеса с действующими лицами из "Гайдамаков".

Сообразить, что происходит, не было возможности. Время было судорожное, порывистое, перевороты шли наплывами.. В первые же дни появления каждой новой власти возникали ясные и грозные признаки ее скорого и жалкого падения.