«Красная Мата Хари»?

В биографии великого пролетарского писателя Максима Горького есть женщина, о которой мало кто может что сказать, ибо, касаясь его биографии, мы обычно вспоминаем только, что у него было две жены. Первая, в браке с которой он состоял в 1896–1903 гг. и развод с которой так и не оформил, но взявшая его фамилию и ставшая потому Пешковой Екатериной Павловной. У них родился сын Максим Пешков, который своей ранней и несколько загадочной кончиной (1934) также вошел в историю. И вторая, как принято говорить, жена гражданская – это в 1903–1919 гг. видная актриса Андреева Мария Федоровна, ставшая революционеркой и советской деятельницей.
Но ведь была еще и третья, в качестве секретаря и любовницы, сыгравшая в 1920–1933 гг. примерно такую же роль, как и «муза советского авангарда» Лиля Брик в судьбе Маяковского, и зовут эту «Лилю Брик №2» Мария Игнатьевна Закревская-Бенкендорф-Будберг. И она даже по прожитым с Лилей годам очень схожа: та жила в 1891–1978 гг., а эта – в 1892–1974 гг., но только вот кто она была, эта графиня Бенкендорф, баронесса Будберг, которую близкие звали Мурой, а Горький – «железной женщиной»?
Английская разведка полагала, что она агент НКВД «красная Мата Хари», и долгие годы вела за ней слежку, с удивлением обнаруживая, что выпить она могла огромное количество спиртного, но голову при этом никогда не теряла. А по другим данным, агентом она была двойным. С 1918 г. связана с ЧК, а потом – с НКВД, еще и с британской разведкой МИ-5, хотя действительно подтвержденных данных нет ни о том, ни о другом.
Родилась Мура в 1892 г. в с. Березовая Полтавской губернии в семье обрусевшего поляка Игнатия Платоновича Закревского. Но уже скоро перебралась в Петербург, где отец занялся юриспруденцией, а она обучалась в институте благородных девиц, по окончании которого родители для углубленного изучения английского языка отправили ее в Лондон. Здесь она познакомилась с дворянином из Эстонии, чиновником российского посольства Иваном Бенкендорфом, и в 1911 г. вышла за него замуж. Молодые супруги повели обычную для дипломатов светскую жизнь, заводили много интересных знакомств, среди которых оказались писатель Герберт Уэллс и дипломат Брюс Локкарт. В их жизни Марии выпадет сыграть особую роль.
В 1912 г. Бенкендорфа переводят в российское посольство в Германии, и молодая чета переезжает в Берлин, где Мура прекрасно осваивает немецкий язык и с головой погружается в светскую жизнь, чему не помешало даже рождение сына Павла и дочери Татьяны. Блистает на приемах и балах, а своей броскостью и эрудицией произвела впечатление даже на кайзера Вильгельма, которому была представлена.
Однако с началом Первой мировой войны российским дипломатам Берлин пришлось покинуть и Мария с мужем вернулись в Санкт-Петербург: Бенкендорф пошел служить в военную цензуру, а Мура устроилась медсестрой в солдатский госпиталь. Когда же в 1917 г. город оказался в центре революционных событий, супруг забрал малолетних детей и уехал в свое родовое имение в Эстонию под Ревель, а Марию задержала в Петербурге болезнь матери.
Связь с Эстонией скоро прервалась, немецкие войска, захватив ее, приближались к Петрограду, выехать к детям Мария уже не могла, а ее положение без средств к существованию и жилья, с больной матерью на руках становилось просто критическим. Выручила лондонская подруга – дочь английского посла: Мария стала часто бывать в ее доме и там возобновила знакомство с Локкартом, в то время возглавлявшим английскую дипломатическую миссию в России и еще более важную – тайную миссию. 
Шел 1918 г., Локкарт добивался срыва мирного договора между Россией и Германией, поскольку это соглашение ставило под удар все военные успехи союзников. Для этой задачи объединились дипломаты и разведчики разных стран, и в историю это вошло как «заговор послов» или «заговор Локкарта». Но Мура с Брюсом при этом находят время для себя и страстно влюбляются друг в друга. Тревожная обстановка революционного Петрограда, ежедневный риск только обостряют их чувства. Мария становится личной помощницей Брюса в роли переводчицы и участвует в секретных переговорах англичан с большевиками. В марте 1918 г. советское правительство переезжает в Москву, туда же отправляется и английская миссия. Через некоторое время Мария поселяется уже в московской квартире Локкарта. Между тем политическая обстановка в России становится все более тревожной, разгорается Гражданская война, и Мария узнает, что ее муж Бенкендорф убит грабителями, его имение разграблено, а детей приютили соседи.
К сентябрю 1918 г. заговор «трех послов», вдохновителем которого был назван глава британской миссии Локкарт, ликвидируют, и начинаются аресты английских и французских дипломатов. В ночь на 1 сентября в номер «Метрополя», где жили Локкарт с Мурой, приходят чекисты с мандатом заместителя Дзержинского Яна Петерса, производят тщательный обыск, а затем обоих увозят на Лубянку. Через некоторое время Локкарта переводят на квартиру в Кремль, где он находится под арестом, и Петерс его допрашивает. Локкарт высказывает просьбу об освобождении Закревской.
Тут важно заметить, что практически одновременно с задержанием Локкарта в Лондоне в ответ на его арест 6 сентября был арестован большевик М. Литвинов. Между сторонами начались переговоры и, по мере достигнутых результатов, Марию освобождают через неделю, Литвинова – через 10 дней, и 22 сентября Петерс к Локкарту приводит его возлюбленную, которой было разрешено ежедневно посещать его, приносить белье, книги и оставаться наедине.
26 октября, по окончании переговоров, Локкарт и Литвинов были освобождены и обменяны, но с непременным условием в 2 дня покинуть: Литвинову – Лондон, а Локкарту – Россию, и только после этого официально было опубликовано, что Брюс Локкарт заочно приговорен к расстрелу. Мария прощалась с ним, казалось, навсегда, однако именно с тех пор и возникла версия, что она стала глубоко законспирированным агентом ЧК.
Реально в конце 1918 г. она оказалась на улице без жилья и прописки, без продуктовых карточек, нашла приют у знакомого по работе в госпитале бывшего генерал-лейтенанта А. Мосолова, который ее приютил, но кормить из своего скудного пайка не мог. В таком состоянии Мария пребывала до тех пор, пока хорошо знавший ее Корней Чуковский не помог устроиться переводчиком в издательство «Всемирная литература», организованное в Петрограде Горьким. Она ведь к тому времени, кроме английского и немецкого, в совершенстве овладела еще и французским, а позже за три месяца освоила итальянский.
И вот летом 1919 г. Мура знакомится с М. Горьким, жившим в большой квартире на Кронверкском проспекте, в которой его жены в разное время занимали за обеденным столом место хозяйки. С Екатериной Павловной Горький расстался давно, а Мария Федоровна Андреева – они тоже расстались – продолжала жить здесь же. Как жили здесь и его дети, в частности, сын от первой Максим с невестой Надеждой, и дети его жен, и друзья, и часто ночевали гости. Навести порядок в этом муравейнике казалось немыслимым, однако Муре, которая стала здесь постоянно появляться, это удалось. Она взяла в свои руки все домашние дела, и всем это понравилось, ибо обед стал подаваться вовремя, а нужные бумаги перестали теряться.
Вскоре Мура стала всем необходимой, а Горький был очарован не только ее талантами, но еще и женской привлекательностью, и с осени она переселилась к писателю, заняв официальную должность секретаря, а комнаты их оказались рядом. Она прочитывала утром получаемые Горьким письма, раскладывала по папкам его рукописи, отбирала те, которые ему присылались для чтения, печатала на машинке, переводила нужные иностранные тексты и умела внимательно слушать, сидя на диване в его кабинете. Слушала молча, смотрела на него своими умными, задумчивыми глазами, отвечала, когда он спрашивал, что она думает о том или этом, – о многом она имела свое мнение и могла дать дельный совет по самым разным вопросам, будь то политика, поэзия, музыка или литература. 
Реально же Горький знал о Муре немного: кое-что о Локкарте, кое-что о Петерсе, ибо она рассказывала ему далеко не все, но то, что он воспринял как главное, было убийство Бенкендорфа и разлука с детьми, которых она не видит уже третий год и к которым так хотела вернуться. У нее была короткая, праздная и нарядная молодость, которая жестоко, даже трагически рухнула, но она ничего не боялась, шла своим путем, и ее ничто не сломило. Она, как назвал ее Алексей Максимович, была «железная женщина», а ему было 52 года и за спиной аресты, высылки, всемирная слава, а теперь – застарелые болезни. И он, увы, не железный.
А однажды в комнате «железной женщины» с санкции председателя Петросовета Зиновьева, считавшего, что Закревская связана с английской разведкой, был произведен даже обыск. Писатель был вне себя от возмущения и тотчас отправился в Москву, в Кремль, где в присутствии Ленина и Дзержинского заявил резкий протест против действий Зиновьева, и из уважения к пролетарскому писателю Марию оставили в покое. 
А в 1920 г. в Россию приехал Герберт Уэллс с сыном и, поскольку приличных гостиниц в то время было не найти, Горький пригласил их в свою большую и густонаселенную квартиру. Мура стала переводчицей Герберта, с которым была знакома еще перед войной, в Лондоне, а когда почувствовала в нем от увиденного в Петрограде какую-то подавленность, стала водить то в Исаакиевский собор, то в Летний сад, то просто на прогулки по набережным.

Готовила для него овсянку и заваривала чай, не раз ловя на себе его заинтересованные взгляды, и однажды он остался у нее на ночь в спальне. Однако их роман не имел тогда продолжения, Уэллс уезжал, и перед отъездом Мария попросила его разыскать своих детей. 
Уэллс просьбу выполнил: с детьми все в порядке, за ними присматривают родственники ее погибшего мужа. Закревская разлуки с сыном и дочерью больше выдержать не могла, и в конце 1920 г., когда железнодорожное сообщение с Эстонией восстановилось, попыталась проникнуть к родным нелегально. Но при переходе границы еще на российской стороне была арестована, и неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы не вмешательство Горького, который к этому времени и сам засобирался за границу. Он послал телеграмму Дзержинскому, и Марию не только освободили, но и дали разрешение на въезд в Эстонию.
В мае 1921 г. она смогла выехать к детям. Но по приезде ее арестовали уже в Таллине, обвинив в том, что она «красная шпионка». Затем ее освободили, но взяли при этом подписку о невыезде, намекнув, что «если бы вы вышли замуж за эстонца и получили эстонское гражданство, вас бы выпустили». Адвокат подсказал ей фиктивный брак и через несколько дней познакомил с молодым прибалтийским бароном Николаем Будбергом, который сам хотел уехать из Эстонии, для чего ему требовалось жениться. Альянс устраивал обе стороны: Мария ускоренно получила эстонское подданство, а заодно и титул баронессы Будберг, а сам Будберг – возможность поселиться в Европе, но у него не было денег. К счастью, Горький, который уже был в Берлине, перечислил Муре тысячу долларов. В январе 1922 г. их брак был оформлен, и барон Будберг уехал в Германию, а Мура, получив эстонское гражданство, также отправилась вслед за Горьким в Германию, а потом в Италию. 
Писатель обосновался в Сорренто, где на вилле «Сорито» царил такой же жизненный хаос, как и некогда на Кронверкском, но 1921–1927 гг. стали для него самыми счастливыми. Его лучшие вещи, несмотря на болезни и денежные заботы, были написаны именно здесь, в Италии, которую он так любил, и, главное, рядом была Мура, по-хозяйски наводившая порядок и ставшая, как никогда прежде, его лучшей подругой. Ее сияющее покоем и миром лицо, большие, глубокие, искрящиеся глаза, яркий и острый ум и понимание собеседника с полуслова создавали писателю такую теплую и драгоценную ауру, что, казалось, только он один значит для нее больше, чем все остальные люди на свете. Ее прямое и крепкое тело было элегантно даже в простых одеяниях, хотя привозила она из Англии и хорошо скроенные костюмы, и дорогую удобную обувь, а вот драгоценностей не носила.
Мария была для Горького и хозяйкой, и секретарем, и литературным агентом, и, поскольку он не знал толком ни одного языка, вела за него всю деловую европейскую переписку. Ездила по его издательским делам по Европе, знала всех издателей и умела с ними договариваться о хороших гонорарах.
Горький относился к ней с абсолютным доверием, и подписывать чеки по всем банковским операциям имели право только три человека: он сам, сын Максим и Мария Игнатьевна, во время ее частых отлучек он скучал. Тем более что каждые три месяца она навещала теперь своих детей в Эстонии и проводила с ними около месяца. С нетерпением ждал возвращения, предлагал узаконить отношения, но она отказалась. А однажды задержалась в Берлине потому, что там жил ее официальный муж Николай Будберг, и вел себя так, что его в любое время могли посадить в тюрьму за карточные долги и неоплаченные чеки. Ей пришлось улаживать дела барона и платить, но после этого она отправила его в Аргентину и больше о нем ничего не слышала.
Пыталась возобновить и прежние связи – в 1927 г. возобновилась ее дружба с Уэллсом, но главное – она искала Локкарта, и ей это удалось. Встретившись в Вене, они сразу поняли, что прежних чувств уже нет, но видеться продолжали. Локкарт признавался, что Мура давала ему в двадцатые годы «огромную информацию», важную для его работы в Восточной Европе и среди русских эмигрантов. 
Благодаря Горькому Мария не бедствовала и даже перевезла детей с гувернанткой на постоянное место жительства в Лондон, где и сама решила закрепиться после того, как пролетарский писатель вернется на Родину. А вернуться он должен был потому, как она рассуждала, что тираж его книг на иностранных языках катастрофически падал, в России его стали забывать, и если он не вернется в ближайшее время, перестанут читать и издавать и на Родине.
В 1932 г. Горький решил вернуться, а Мария Игнатьевна – обосноваться в Лондоне, и ко всем этим отъездам стала готовиться. Ездила в Лондон для встреч с Уэллсом, он помог получить ей британское подданство, и с 1931 г. Мура начала фигурировать то тут, то там как его официальная спутница. Окончательно их связь возобновилась в 1933 г., когда она поселилась в двух шагах от дома Уэллса, он предлагал ей венчаться, но тщетно, ибо «хватит с меня трех фамилий», и миссис Уэллс баронесса Будберг так и не стала.
А с Максимом Горьким в 1933 г. они расстались как бы окончательно, и он посвятил ей свое последнее крупное произведение – роман «Жизнь Клима Самгина», но отношения не прерывались, она продолжала вести дела писателя с иностранными издательствами. 

Мария сумела покорить сердца троих знаменитых мужчин: известного дипломата Брюса Локкарта (слева) и двух великих писателей – Максима Горького и Герберта Уэллса (справа).

Кроме того, уезжая из Сорренто, Горький оставил Закревской на хранение часть своего архива с условием: ни при каких обстоятельствах никому не отдавать, хотя впоследствии этими документами заинтересовался Сталин, ибо Горький состоял в переписке с Лениным, Короленко, многими писателями и учеными, жившими в эмиграции. В 1935 г. Закревскую неожиданно навестила приехавшая за архивом Е. Пешкова, но Мария Игнатьевна, помня просьбу Алексея Максимовича, документы не отдала, а вскоре ей передали письмо, в котором он просил приехать проститься с ним перед смертью и архив таки привезти.
Нужно было принимать решение, и Мария обратилась за советом к Локкарту, который тоже жил в Лондоне, и в день их встречи он записал в дневнике: «В эту минуту я восхищался ею больше, чем всеми остальными женщинами в мире. Ее ум, ее дух были удивительны». Он пояснил, что, если она не возвратит архив, его могут забрать силой. Доводы были убедительны, и именно в обмен на эти документы советское правительство дало ей визу на въезд в СССР, а Сталин выделил для нее даже спецвагон. Мура архив в Москву доставила, дежурила у смертного одра писателя, где рядом на столе стоял ее портрет.
18 июня 1936 г. Горький умер. По просьбе Сталина она задержалась, ибо была включена в комиссию по разбору бумаг, а когда работа была окончена, в ее квартире неожиданно появился вождь с букетом гвоздик, она сосчитала: их было 18 по дате смерти Горького. Кроме того, советское правительство по его завещанию оформило Будберг как наследницу его зарубежных изданий, и она безбедно жила на гонорары от них до самой старости.
По возвращении окончательно обосновалась с детьми в Лондоне, в войну работала на Локкарта в журнале «Свободная Франция», но в основном скрашивала последние годы Уэллса, и близкие их отношения продолжались до самой его смерти в августе 1946 года. Он также оставил ей хорошее состояние, и она продолжала жить в Лондоне совершенно свободно, без денежных затруднений, сын жил на ферме, а дочь вышла замуж. В конце 1950-х гг. Мария Игнатьевна вместе с дочерью А. Гучкова приезжала в Москву, встретилась с родственниками Горького и привезла много документов, с ним связанных.
Под старость сильно располнела, постоянно курила крепкие сигары и стаканами пила водку, поражая умеренных британцев, а за два месяца перед смертью сын, бывший уже на пенсии, взял ее к себе в Италию, в небольшое имение близ Флоренции, где вдали от суеты она намеревалась засесть за мемуары. Но неожиданный пожар уничтожил все ее бесценные архивные документы, хранившиеся в автомобильном прицепе, за которые разведки разных стран дорого бы заплатили. Этот удар судьбы она снести не смогла и 31 октября 1974 г. Мария Игнатьевна умерла. Рядом были ее дети Татьяна и Павел, а в лондонской газете «Таймс» в день ее смерти был напечатан длинный некролог под заголовком «Интеллектуальный вождь». Такой титул она получила за то, что в течение 40 лет была в центре английской интеллектуальной жизни, ее знал и уважал весь Лондон, вся английская аристократия.
Многое в судьбе Марии Закревской-Бенкендорф-Будберг так и осталось загадкой, но несомненно, что она была одной из исключительных женщин своего времени, с широким кругозором и железной волей. Сумела покорить сердца не только троих знаменитых мужчин, а и вообще очень любила мужчин и не скрывала этого, используя способности в этом в собственных целях. Была дьявольски обольстительна и обаятельна в сплаве незаурядного ума с редким очарованием и так и оставалась примой в созданном ею театре собственной судьбы. 

Геннадий ТУРЕЦКИЙ