ИДЕЯ

ИДЕЯ

   Тихий, палящий полдень. Я и Вася – родной брат жены -  сидим под  развесистой дикой грушей, скрываясь от  жары,  и вспоминаем сварщика  Виктора Белого. Родственника матери Васи. Задорного, ухватистого мужика на починку тракторов, комбайнов, строительного дела, который умер два года назад от астмы.  Наш разговор прерывает  истошный крик моей  младшей внучки Машки.

- Змея, змея, - голосит она.

   Я выметаюсь на улицу и вижу Машку, мчащуюся на велосипеде по бездорожью прямо на закрытые железные ворота. Расшибётся на такой скорости в кровь. Раздумывать некогда. Я сдёргиваю её с седла и подхватываю. Машка оказывается у меня на руках, а велосипед врезается в  бетонный электрический столб.

- Там, у Сорокиных, где мы играем, - захлёбывается Машка, -  змея. Она ядовитая и всех перекусает. Она вот такая, - Машка разбрасывает руки в стороны, - и толстая, как у деда Васи  шея.

- Успокойся, - говорю я. – Сейчас мы её заловим.

- Её не заловишь, - Машка от страха даже стучит ногами. – Она в стог сена заползла, дядя Коля боится  к сену подходить. Нам теперь играть негде будет.

   Я направляюсь к дому Николая Сорокина. Следом за мной пыхтит   Вася, тяжело держать вес почти в сто килограмм, а замыкает Машка с поломанным велосипедом.

   Николай Сорокин – тридцатилетний парень, бритоголовый, с крючковатым носом - топчется возле стога сена  и изредка тыкает в него вилами, отскакивая метра на два после каждого тычка.

- Сука, - говорит он, когда мы подходим. – Змея. Метра два в длину и толстенная, как, - Николай выставляет свою руку, увитую крупными венами. -   Зарылась в сене. Как её оттуда выгнать? Стог для козы и коровы приготовил.

- Змея сено не лопает, - бросаю я.

- Закройся, - отбивает Николай. – Без тебя знаю.

   Мы разговариваем громко. На шум из соседних домов  подтягиваются мужики, окружают нас и начинают почёсывать затылки.

- Идеи имеются, - спрашиваю я.

- Пока сама не вылезет,  ничего не получится, - отвечает Иван Калюжный.- В моём курятнике, как-то хорёк завёлся, кур стал душить. Так я его...

- Заткнись, - перебивает Николай. – В стоге не хорёк, а змея.

- Тогда другое дело, - тяжело сопит Калюжный. – Мой метод не подходит.

- Будет жить там, пока не подохнет,  – вклинивается Фёдор Сморчков.

   Он морщит узкий  лоб, пытаясь вспомнить какую-нибудь историю, но история не вспоминается, так как частенько его голова бывает  замешана на самогоне.

   Самый ценный совет даёт Василий Иванович Маркин. Он когда-то и где-то работал водителем грузовика на каком-то заводе и возил бетонные блоки.

- Ты, Николай, - степенно начинает он, - послушай меня. Купи каменные блоки, обложи ими стог сена, сделай типа колодца. Она хрен через них переберётся. А сено будешь сверху таскать.

   Николай оторопело смотрит на Василия Ивановича, видимо, пытаясь в мозгах нарисовать картинку с его  слов.

- Ещё есть идеи, - спрашиваю я.

- Да сколько тебе нужно идей, - хором кричат мужики. – Целую кучу набросали. В работу их.

   Я и сам не знаю, как  выманить змею, но чувствую, как в голове наклёвывается неплохой вариант. Мне он кажется самым удачным.

- Всё это ерунда, - небрежно говорю я. – Иван становись с одного угла стога, Фёдор -  с другого. Василий – с третьего, а я -  с четвёртого.

- Ну и что, - с надеждой спрашивает Николай.

- Не вмешивайся, - орут мужики. – Стой и смотри, как настоящие дела делаются.

- За работу, - командую  я.

   Мужики встряхиваются,  быстро разбредаются и становятся вокруг стога. Словом, берут его,  как в кольцо.

- Вы  курите? – кричу я.

- А как же. Курево – первейшее дело в работе. Если не закуришь, то...

- Да замолчите вы ради Бога, - вмешивается Николай. – Делайте, что говорят. Дальше что – Он с надеждой  поворачивается ко мне.

- Доставайте спички, - напрягаю голос я, -  и подпаливаем стог. Он сгорит, и змея  выползет. Она не саламандра. В огне жить не может.

- Повтори, - шепчет мне побледневший Николай. – Повтори, что ты сказал?

- Правильно сказал, - зашумели мужики. – Она не саламандра, огня боится и выползет. А ты её на вилы раз. Ну, так что подпаливать?

   Николай бледнеет ещё больше, потом хватается  за вилы  и со всего маху припечатывает меня держаком по спине.

- Ты что, мать твою, - орёт он. – Я это сено косил, возил, укрывал жестью и резиной от дождя, я им козу и корову собирался зимой кормить, а ты подпалить. – Он оставляет меня и бросается на окруживших стог мужиков, которых сдувает, как ветром. - Охренели что ли? – продолжает  орать он. – Ну, ладно. Москвич тронулся в отпуске от нашей огородной жизни, он думает, что это город, где всё палят и сносят, и строят, строят, а вы, мужики, с катушек съехали. Сами же знаете, как сено заготовлять. Косить, сушить, возить...,  а вы подпалить.

- Так это, - виновато бормочут мужики, - мы же Коля с доброй душой, от всего сердца помочь тебе хотим, от беды избавить, а ты на нас с вилами.

- Так какая же это помощь, - Николай запускает отборный мат. - Это же убыток мне. Чем животных кормить стану?

- Так что ж делать? – сипит Фёдор Сморчков.

- Стог разбрасывать, - отвечает Николай, - а когда змею найдём, то опять стожить.

-О-го-го, - цедит Иван Калюжный. – Тут работы до самого заката. А это... Сам понимаешь.

- Это будешь дома глотать, - обрезает Николай.

   Мужики недовольно вздыхают, топчутся, ждут согласия хозяина стога на глоток, но он непоколебим,  и  они  с огорчённым видом расходятся по своим дворам.   

   В это время к Николаю подбегает его старшая десятилетняя дочь Полина и тычет пальцем в стог сена.

- Вон она, -  шепчет Полина, а потом начинает смеяться. – Пап, пап. Это же не змея. Это же уж.

- Точно уж, - бросает, присмотревшись, Николай. -  Кто из детей первым закричал, что это змея, - сердито голосит он.

- Да ты ж пап и  закричал первый, а мы только подхватили, - поясняет Полина.

- Мать твою, - Николай  поворачивается ко мне. – Из-за  твоей дурацкой идеи чуть стог  не спалили, - Он пытается отыграть свой промах.

- Так если б ты точно разглядел, - отфутболиваю я, - что это  была не змея, а уж, то и идеи не было бы. Бытие определяет сознание.

- Вот и видно, какое у тебя бытие, - как в точку бьёт Николай. - Ладно, - Он  захватывает ужа и бросает его в ведро. – Вечером отнесу в степь подальше, а сейчас пойдём по рюмке за такое дело пропустим.

   Рюмка затягивает нас до самого заката.  Я и Вася возвращаемся домой, когда потемневший горизонт сглатывает «верхушки» солнечных лучей.