О, спорт, ты смерть!

КАК Я ИЗДАЛ ПЕРВУЮ КНИГУ О ДОПИНГАХ В СССР

Советский Союз был одним из лидеров в разработке и особенно использовании допингов, уступая в этом отчасти разве что братской ГДР, где спортивные достижения тоже ставились в качестве важной политической задачи, и немцы с присущей им тщательностью подошли к ее решению чрезвычайно основательно.
Это может подтвердить на личном опыте любой из спортсменов и тренеров высокого ранга, чья активная деятельность пришлась на 60-80-е годы. Не будучи ни тем, ни другим, я тем не менее тоже нажил личный опыт – эпизодически и совершенно случайно. Даже волей того же случая оказался причастным к одному из ключевых моментов в истории проблемы: издал первую в СССР книгу о допингах. 
Было это так. В начале 80-х, вконец осатанев от окрепшего сверх всякой меры идеологического маразма, я сбежал из газеты и стал заведовать издательским отделом Ленинградского института физической культуры имени П.Ф. Лесгафта. Старейший спортивный вуз страны или даже мира. Целый городок в самом центре Питера, между набережной Мойки и Театральной площадью, напротив синагоги - весьма запущенный, захламленный и безалаберный. Зато на каждом шагу в нем с тобой раскланивался либо профессор, либо чемпион, либо то и другое в одном лице.
Человек со стороны, каким в ту пору был и я, даже представить себе не мог, сколько народу занималось поисками путей преодоления естественных границ физических возможностей человека, в какие дебри и закоулки организма приходилось при этом забредать и какие границы разума и морали переходить. Здесь мне впервые объяснили, что спорт и здоровье – отнюдь не синонимы, а «спорт высоких достижений» (этим эвфемизмом обозначался профессиональный спорт, которого в Советском Союзе не было наряду с сексом) – антоним вообще. 
Профессор Александр Григорьевич Дембо, представитель известной петербургской врачебной династии, отец-основатель спортивной кардиологии в СССР и автор фундаментального учебника по спортивной медицине, читал мне об этом целые лекции, когда я заходил к нему посреди рабочего дня чайку попить. Он возглавлял в Лесгафта лабораторию функциональной диагностики, из пяти научных сотрудников которой трое были докторами медицинских наук, то есть пришли в спортивную науку из медицины, в отличие от большинства ведущих ученых института, проделавших обратный путь, - из большого спорта в науку, а то и в медицину – но в качестве пациентов. Многие профессора и доценты имели за плечами славное спортивное прошлое, и большинство из них было глубоко больными людьми, благодаря чему сами становились объектами исследований.
Вообще эта лаборатория представляла собой некую идейную оппозицию остальной институтской науке, сосредоточенной на способах достижения высших спортивных результатов. Дембо и его коллеги (один из них – профессор Эдуард Земцовский – стал потом одним из ведущих кардиологов Петербурга, пока его не сбила машина – и его привезли лечить и жить в Германию, к сыну, тоже врачу) искали, как исправить негативные последствия ее успехов на этом пути и пытались определить ограничители в насилии над организмом, каким является спорт. Это профессор Дембо на основе исследований в своей лаборатории еще в те времена сформулировал закономерности, которые сейчас известны специалистам на уровне закона Ома школьникам. 
Например, что состояние здоровья спортсменов хуже, чем у людей, не занимающихся спортом, и с ростом спортивного мастерства показатели здоровья лишь ухудшаются, что продолжительность жизни спортсменов ниже, чем у далеких от спорта людей, что, скажем, дистрофии миокарда подвержен каждый десятый взрослый пловец и каждый третий юный спортсмен, серьезно занимающийся плаванием, что случаи ранних смертей в молодом цветущем возрасте среди спортсменов – распространенное явление. 
Высокие спортивные результаты того времени уже выходили за пределы физических возможностей человека. Они были достигнуты во многом с помощью химии, в период, когда допинг-контроля не существовало. Но они уже были. И чтобы соответствовать им, требовались сверхчеловеческие тренировочные нагрузки. А чтобы выдержать их, появлялась нужда в химии, в том числе допингах. Так возникал замкнутый круг. И попутно – инфаркты, смерти… Профессор Дембо считал, что разорвать этот порочный круг может только эффективный допинг-контроль.

Он подготовил монографию о допингах: какие есть, какой от них вред, как обнаруживать в организме те, что обнаружить возможно. Читать ее было любопытно. Со многими героями описываемых там медицинских случаев я ежедневно обедал в преподавательской столовой. Скажем, Дембо приводил пример бегуна на средние дистанции N, который, установив рекорд на престижных соревнованиях (то ли Спартакиада народов СССР то ли Чемпионат Европы), тут же с финиша, не дойдя до пьедестала, был увезен в реанимацию с обширным инфарктом. Все в институте знали эту историю завершения чемпионской карьеры нынешнего проректора по спортивной работе. 
Однако прочесть ее могли лишь немногие. Монография профессора Дембо существовала только в рукописи и ходила по институту в списках, как диссидентский самиздат. Попытка опубликовать ее (еще до моего прихода в Лесгафта) нарвалась на цензурный запрет: какие допинги в Советском Союзе – вы что? Но я – новая метла – решил, что могу прикинуться шлангом и попытать счастья. Надо было договариваться с цензурой. 
Цензурой, или Горлитом (официально именуемым Управлением по охране государственных тайн в печати), в Ленинграде командовал Б.А, Марков – легендарный цербер в золотых бериевских очках, знаменитый особым тщанием не только в обнаружении крамолы даже там, где ее не было, но и последующим преследованием тех, кто ее пытался протащить. Идти к нему было безумием. От одного моего вида в сочетании с фамилией моей и автора, скользкой темы и прежнего запрета Маркова бы стошнило на штемпель «Разрешено к печати». 
Но оказалось, что замом у него недавно стал наш парень, филфаковец Вася Соколов – корешок и однокашник по университету моего друга, фельетониста Аркадия Спички. Василий Соколов, переводчик с сербо-хорватского и писатель, теперь и мой друг, но тогда мы знакомы не были. Аркаша повел меня с ним знакомить. Знакомство состоялось неподалеку от Главлита, в распивочном зале под фольклорным названием «Раковый корпус» - на улице Ракова (ныне Итальянская), между Домом радио и Театром музкомедии. 
Мы взяли принятый здесь допинг – 100 грузинского коньяку и 100 советского шампанского в одном граненом стакане под конфетку. Первую дозу – за знакомство, на второй я поставил вопрос. Вася задумался. После третьей его осенило. 
- А издай ты ее ДСП! - сказал он, не без труда раскусывая окаменелую «Белочку». И я пошел за четвертой. 
Идея была светлая. ДСП означало не древесно-стружечную плиту (что больше подходило к «Белочке» из «Ракового корпуса»), а «Для служебного пользования». То есть не «Совершенно секретно», чтобы уже никому, а ДСП – не для всех, только для избранных, с номерными экземплярами, по списку. Тут цензура могла дать послабление – государственная тайна сохранена, а необходимые по службе сведения попадут, строго к тому, кому надо. 
Так я оказался причастным к нарушению заговора молчания вокруг проблемы допингов в Советском Союзе… Если бы оно не продолжалось и после выхода книги. Профессор Дембо был счастлив увидеть свою монографию напечатанной, но разорвать замкнутый круг ему так и не удалось. Хотя его книга о допингах досталась по списку всем, кто имел отношение к подготовке спортсменов высокого класса, страшная правда никого не испугала, даже в институте Лесгафта. После беседы с профессором Дембо, я выходил из его лаборатории – и попадал в другой мир. 
- А что вас удивляет, что наши штангисты не занимают призовые места? – делился со мной зав кафедрой тяжелой атлетики (официально – Кафедры единоборств – дверь в дверь с лабораторией Дембы). – Все медали – у армян. Конечно! У них есть деньги на химию, а у нас - нет. Как сегодня можно давать результаты без фармакологии? 
Тогда, в начале 80-х, было само собой разумеющимся, что побеждает тот, кто лучше оснащен и лучше умеет пользоваться медицинскими препаратами. На кафедре биохиии велись исследования по применению фармакологических средств для повышения спортивных показателей. Эксперименты, говорили, проводят по заданию армии и испытывают препараты на солдатах. Ставили опыты и на студентах. О том, например, как влияет секс на спортивные показатели. Было известно, например, что секс накануне соревнований у женщин улучшает результаты, а у мужчин – понижает. 
Как-то цензура сняла у меня из подписанного к печати научного сборника статью о применении лазера для роста мышечной массы и двигательной активности спортсменов. Говорили, этот эффективный способ был заимствован в животноводстве. В Ленинграде время от времени продавали на уличных лотках дешево – по 1 р.75 коп. – подозрительного вида цыплят-акселератов размером с лебедей. Их выращивали, оказывается, на одной из птицефабрик с помощью облучения лазером. 
- Вот и наших ребят пытаются так же, - рассказывали мне лесгафтовцы. 
И не постеснялись похвастать результатами (кто-то диссертацию готовил) в научной печати. Но цензура оказалась на страже. Нельзя сказать, что монография Дембо не повиляла на ситуацию вообще. Она не повлияла на идеологию большого спорта, но пользу принесла: дала знания о допингах.
Профессиональный спорт не увел химию с поля. В связи с ужесточением допинг-контроля он изменил правила игры с ней. И сейчас тренеры и спортивные медики соревнуются в поиске не самых эффективных фармакологических средств, а самых трудноразличимых на допиг-контроле. И опять проигрывают те, у кого меньше денег и хуже научное обеспечение. Скандал с российскими биатлонистами – из этого ряда. Не случайно то и дело ловят биатлонистов, лыжников – представителей не зрелищных и не богатых видов спорта, и очень редко футболистов, которых количественно больше всех, или теннисистов, которых меньше. В спортивной среде убеждены, что сокрушительная победа китайцев на Олимпиаде в Пекине достигнута благодаря тому, что они используют препараты, основанные на китайскй медицине, не поддающиеся традиционному допинг-контролю. Это нельзя ни опровергнуть, ни доказать. Как осталось не опровергнутым и не доказанным давнее мнение о том, что за счет допингов достигнуты были ошеломляющие успехи немцев на Олимпиаде в Берлине 1936 года и советских спортсменов на Олимпиаде в Хельсинки 1952 года. Не пойман – сто лет не вор. А пойман – сам виноват.