Ощущение пожара

 

Согласно историческим документам, в 1812 году Москву поджег вовсе не Наполеон, а наемники тогдашнего градоначальника Ростопчина. Но Наполеона (статуя работы французского скульптора А. Д. Шодэ) все равно до сих пор ассоциируют с тем московским пожаром (картина И. К. Айвазовского "Пожар Москвы 1812 года") (фото: РИА "Новости")

 
 

Сможет ли Москва развиваться, сохраняя историческую застройку?

Сентябрь 1812 года вошел в отечественную историю как начало наполеоновской оккупации Москвы и месяц, в котором произошел грандиозный пожар во второй столице империи. Кто поджег город тогда, что за "пожар" полыхает над Москвой сейчас, меняя ее до неузнаваемости? Следует ли срочно законсервировать город или нужно "развивать" его методами, укоренившимися за последние двадцать лет? Тему "Должна ли быть Москва городом-музеем" обсуждали 26 сентября в эфире "Эхо Москвы" в программе "Осторожно, история!" - совместном проекте с агентством РИА Новости и газетой "Известия". Гостями студии были Алексей Клименко, вице-президент Академии художественной критики и член президиума Экспертного совета при главном архитекторе Москвы, и Константин Михайлов, координатор общественного движения "Архнадзор".

Ампирная матрица

Алексей Клименко: Вопрос авторства пожара - документальный. Документы доступны, и они свидетельствуют, что это была акция, организованная Ростопчиным (Федор Ростопчин - московский градоначальник. - "Известия"), поджигатели были им наняты. К этой патриотической акции присоединились купцы, которые сами поджигали свои амбары с зерном, чтобы то, что не успели вывезти из Москвы, не досталось врагу. Москву сожгли именно сознательно для того, чтобы не досталось врагу.

Константин Михайлов: Знаменитая грибоедовская фраза "Пожар способствовал ей много к украшению" отчасти верна. После пожара была заложена матрица, которая дошла до революции 1917 года. Было заложено полукольцо площадей вокруг Кремля и Китай-города, некоторые улицы спрямлены и расширены. Вспоминаются и жертвы этого пожара, потому что погибла не менее интересная Москва конца XVIII века, созданная Баженовым, Казаковым. От нее остались какие-то реперные точки, как остались они еще от средневековой Москвы. Это слоеный пирог, в котором напластования каждого века вместе создавали замечательный ансамбль. Только в отличие от того пожара, оставившего пустоты, на которых можно было строить что-то художественное, нынешний инвестиционный пожар оставляет после себя уродливые наросты. Испорчено очень много, даже хрестоматийные виды, даже панорама Красной площади, входящей в Список всемирного наследия ЮНЕСКО. Ощущение пожара живо, потому что по исторической инерции жителям и властям кажется, что можно сделать лучше, чем было, даже если что-то погибнет. Но художественный ресурс в наше время не тот, лучше, чем было, почему-то не получается, а получается все хуже и хуже.

Клименко: Пожар 1812 года дал возможность реализовать то, что закладывалось великим московским зодчим Матвеем Казаковым в конце XVIII века. Идея Театральной площади, идея полукольца площадей, была заложена, но не могла быть реализована до этой тотальной катастрофы. Роль Осипа Бове и мастеров возглавляемой им Комиссии по строению Москвы была огромна. Москва получила ампирный облик. В нашем отечественном исполнении это деревянные здания, которые благодаря штукатурке, набору типовых элементов вроде колонн приобретали классицизированный облик и единообразную стройность. Пресловутая эклектичность Москвы - это тезис, любимый московской властью за то, что им можно оправдать безобразия последних десятилетий.

Михайлов: Не просто тезис, а насаждаемый пропагандистский миф.

Клименко: Вынужден отмести тезис о хаотичности, случайности и так далее. Москва - средневековый город, она формировалась в течение многих столетий и в результате имеет некие особенности морфологии. Москва подчинялась, особенно в XIX веке, строгой градостроительной дисциплине. Существует городской научно-технический исторический архив, где содержится досье на каждое домовладение. Начиная с 1802 года любые изменения домовладений проходили через специальные комиссии.

Мясорубка на шести процентах

Михайлов: Мне совершенно непонятно, почему надо противопоставлять развитие города и сохранение наследия? Опыт, что европейский, что наш, отечественный, - в тех городах, где есть не только куча инвестиций, а еще мозги и совесть у власти, - учит, что это сочетаемо. Причем очень часто наследие является прекрасным фактором развития. В Европе масса примеров, в том числе и крупных городах.

Есть маленькие города в России - Городец в Нижегородской области, Мышкин в Ярославской, - где созданы замечательные туристические бренды. Там развивается туризм, туда приезжают люди, оставляют деньги в бюджетах этих городов. Эти города живут во многом за счет наследия. Никто не заставляет москвичей жить в музее. Исторический центр Москвы составляет всего 6% от ее территории. На 94% можно что угодно развивать и строить. Но почему-то именно на этих 6% в течение последних 20 лет идет просто мясорубка.

Клименко: Лица, которые принимают решения и отдают приказы, думают - стоит какая-то грязная руина, что вы вцепились в нее? Мы снесем, сделаем гараж, бассейн. И повесим табличку: "Воссоздание памятника архитектуры". Реставрация сейчас делается на саморезах. Все то, что эти невежественные люди называют архитектурой - сандрики, наличники, карнизы, - штампуется на фабриках, и потом гастарбайтеры на саморезах это прикручивают.

Музейный бизнес

Михайлов: Часто звучит вопрос: зачем вообще нужны старинные здания? Коль скоро у нас существуют законы, которые предписывают сохранять памятники архитектуры и истории, то законы надо исполнять. Это само по себе самодостаточное основание. Для меня вопрос, зачем сохранять памятники старины, из серии, зачем любить и воспитывать детей или зачем помогать своим родителям. Эти памятники - доказательство нашего исторического бытия. Свидетельство аутентичного развития нашей цивилизации. Взгляните на фотографию столетней давности - вы на ней безошибочно отличите русский город от азиатского или азиатский от американского, даже если вы в этих городах никогда не были.

Клименко: Позиция неприкасаемости, стеклянного колпака в отношении к исторически населенным местам, по-моему, величайшая глупость. Градообразование нуждается в профилактике, как любая сложная техника. Если нет профилактики, обновления, все ржавеет и приходит в негодность. Но идея превращения путем реставрации такого рода исторических образований в объекты туристического интереса - здравая. Этим живет большая часть цивилизованного мира. Но у нас вместо настоящей реставрации произведений старины строят муляжи. В Царицыне появилось 40 объектов, обряженных в псевдоготические кафтаны. Абсолютно заново построенные будки подаются как некая реставрация.

Михайлов: Многое отреставрировано в последние 20 лет, десятки храмов подняты из руин. Но сотни исторических зданий утрачены, в том числе палаты XVII века, усадьбы XVIII, XIX веков, построенные Баженовым, Казаковым, Шехтелем, места, связанные с Пушкиным. То же происходило в 30-е годы и в 40-е, 50-е и 60-е. Но если сравнивать реконструкцию нынешнюю с реконструкцией Сталина-Кагановича, то у той эпохи был градостроительный замысел, идеология, которая отразилась на облике Москвы. Генплан 1935 года, определивший облик современной Москвы, был варварским по отношению к историческому наследию, но благодаря ему город жил и развивался в течение 50 с лишним лет. Они сносили точечно, уничтожали главные символы старой России. Им важно было создать облик новой коммунистической Москвы. При этом ткань исторического города процентов на 70 оставалась нетронутой - целыми кварталами. В 90-е годы началось уничтожение бомбометанием. Мы уже видим новую Москву, которая прорастает сквозь старую: на площади Тверская Застава офисные корпуса обступили несчастную церковь. Парадокс - подлинный памятник отреставрирован, сохранен, но церковь выглядит игрушкой на их фоне. На Остоженке Зачатьевский монастырь стоит в окружении новорусских кварталов, пустынных, где за заборами мертвенные лужайки. Новая Москва абсолютно пугающая.

Гипербола о параболе

Клименко: Гениальный советский архитектор Ладовский, автор вестибюля Красных Ворот - замечательного произведения искусства, - в конце 1920-х годов предлагал сделать город в виде гигантской параболы. В голове этой параболы - историческая часть, которую не надо трогать, а развитие вести в сторону Питера.

Михайлов: К сожалению, время для проекта Ладовского упущено. Это было бы гораздо лучше для сохранности и для развития Москвы. А теперь, чтобы сохранить в Москве хоть что-то, нужно действовать в несколько этапов. Понятие "старая Москва" должно перестать быть культурологическим. Первое: нужно показать на карте ее границы и выделить в некий административный район. Второе: управление этим районом нельзя доверять обычным властям. Должна быть специальная дирекция исторического центра Москвы, которая будет пользоваться зарубежным опытом. Туда бы входили эксперты, действовал попечительский совет. И третье - это уже пожарная мера, но если мы ее не примем, то потеряем Москву целиком - нужно объявить мораторий на снос старинных зданий в этих исторических границах. Хотя бы в границах по Камер-Коллежскому валу. Там сохранилось несколько тысяч исторических домов...