Причуды Лужкова: как Москва изменилась до неузнаваемости

Сегодня в столице России на фоне силуэта города, как будто взятого из мультфильмов Диснея, где здания растут, как грибы, разворачиваются истории, достойные пера Диккенса

Приехав в Москву в 1992 году, я застал город пребывающим в блаженном неведении - он явно не был готов к тому будущему, которое его ожидало. Краска слезала со стен жилых домов сталинской и хрущевской постройки, власти переименовывали улицы и станции метро, а у людей наблюдалась полная потеря ориентации.

Макеты банок «Кока-Колы», каждая по два с половиной метра в длину, выстроились шеренгой над Тверской улицей, которая является аналогом Оксфорд-Стрит в Лондоне. Когда в городе появился второй ресторан «Макдональдс», сам президент страны - никак не меньше - разрезал ленточку на церемонии открытия. Самолеты, прибывающие из Лондона, сгружали толпы экономистов, сторонников политики монетаризма, евангелистов и просто шпионов, которые устраивали шумные гулянья на костях старого режима.

Общество, казалось, было перевернуто с ног на голову. Спекулянты и фарцовщики разъезжали на иномарках, а научные сотрудники и профессора торговали электрическими лампочками на рынках. Полки магазинов зияли пустотой, зато ларьки и киоски ломились от товаров. Чтобы снять деньги в банке, требовалось прийти туда утром и взять с собой охранника.

Именно в этот момент главой города стал Юрий Лужков - аппаратчик, незаметно занявший пост своего босса Гавриила Попова, профессора экономики, который ушел в отставку богатым человеком. Новый мэр полностью изменил облик: как свой собственный, так и города. Лужков носил свою фирменную кепку, демонстрировал любовь к футболу - одним словом, выглядел человеком из народа.

С тех самых пор Москва и все ее жители превратились в его собственность, почти в буквальном значении слова. После того как мою машину на улице остановил автоинспектор, я оплатил штраф в офисе, как выяснилось, «Мостбанка», который контролировался Лужковым. Новый мэр заигрывал с жителями города, чтобы завоевать популярность. В то время как правительство страны регулярно задерживало выплаты заработной платы, Лужков ввел надбавки для учителей и врачей, выплачивая их из бюджета города.  

Кроме этого, ему понравилось представлять себя меценатом и покровителем искусств, что, в конечном итоге, катастрофически сказалось на облике столицы.

Этот процесс известен как «реставрация по Лужкову» - власти, например, сносили особняк 18 века и строили на этом месте его точную копию, без каких-либо на то оснований «улучшая» ее с помощью башенок, колонн или изображений двухглавых орлов.    

Алексей Комеч, один из последних эстетов и любителей столицы, как-то сказал: «Если в России в целом отсутствие денег разрушает страну, то, что касается Москвы, город разрушается от избытка денег».  

Архитектура наполеоновских времен и эпохи конструктивизма, пережившая даже Сталина, нашла свой бесславный конец, растворившись в фальшивом стиле, известном сегодня как «лужковский ампир». Друг мэра архитектор Зураб Церетели получил задание украсить столицу - или «обезобразить», если угодно - своими современными творениями. Его 94-метровая статуя Петра Великого по результатам опросов заняла десятое место в списке самых уродливых сооружений в мире. Облик мегаполиса менялся быстро, как в мультфильмах, а здания росли, как грибы. Однако этот процесс приносил деньги, много денег.

Москва стала городом контрастов, характерных для произведений Диккенса или царской России. Дилерам, продающим машины марок «Бентли», «Мерседес 600», «Феррари» и «Порше», пришлось перенести свои автосалоны на родину, чтобы удовлетворить спрос среди сверхбогатых москвичей, в то время как тысячи беспризорных детей, сбежавших из детских домов, скитались по улицам города.

Сегодня на долю Москвы приходится пятая часть доходов России и 80% всех сделок, которые заключаются в стране. Бюджет города более чем в три раза превышает бюджет Петербурга. На дороги выезжают 4 млн. автомашин, образуя чудовищные пробки.  

Все это наследие Лужкова. Так какая же Москва мне больше нравится? Та, которая уже давно исчезла.