Виктору Маресьеву уже семьдесят лет, он возглавляет фонды «Инвалиды Великой Отечественной войны» и «За волю к жизни».
— Виктор Алексеевич, надеюсь, вашу фамилию все узнают?
— Раньше на нее реагировали все. Моя жена как-то пошла на юге звонить, ее вызвали: «Маресьева, вторая кабина!» Рядом старушка. Спрашивает: «Вы имеете отношение к тому самому Маресьеву? Ой, дайте вашу руку подержать!» Гаишники меня отпускали, только пожурив.
А теперь среди молодежи полно тех, кто о Маресьеве и не слышал. «Повесть о настоящем человеке» в школе ведь уже не проходят.
— А каково вам было в свое время ее проходить? Наверное, одноклассники донимали вопросами, правда там написана или нет?
— Относились спокойно. Однажды только завуч попросила меня пригласить отца выступить. Он пришел, чтото рассказал. Где в повести правда, а где вымысел, я и сам не знал. Отец вспоминать не любил.
Только раз, когда мне было лет десять, я попался ему под настроение, и он рассказал, что эпизод с медведем действительно был. Уже в перестройку один писатель твердил, что якобы шатун должен был непременно задрать ослабевшего летчика.
Не верил, что раненый мог уложить зверя одним выстрелом. А отец сказал, что медведю вполне можно попасть в глаз. Но, повторяю, такие рассказы были редкостью. В основном ответ был: «Чего пристал? Иди гуляй!»
— Суровое воспитание...
— А как же. У нас на стене всегда висел на гвозде солдатский ремень.
— И за что его пускали в ход?
— Я, безусловно, был не святой. Колы на четверки исправлял. Спорт любил, а вот учился плохо. В пятом классе милиция задержала меня возле «Метрополя» — я менял значки на жвачку...
— Вы много времени проводили вместе?
— Нет. У отца был железный режим дня: подъем, лечебная гимнастика... После войны он окончил Высшую партийную школу, аспирантуру Академии общественных наук, выучил английский.
Скрипел зубами, до часа ночи сидел за письменным столом. Он постоянно выступал, готовил материалы ко всем встречам. Был ответственным секретарем Советского комитета ветеранов войны. К нему обращались с просьбой выбить квартиру, лекарства, протезы.
Наконец, на нем был Алешка (младший сын Маресьева болел с детства эпилепсией, умер в 2002 году, в 44 года, на год пережив отца. — «ВМ»), он проводил с ним много времени.
Отец всю жизнь копил деньги, чтобы Алешка после его смерти мог снимать по 100 рублей со сберкнижки в дополнение к пенсии. Отказывал себе во всем: спал на кушетке, телевизор у него был двадцатилетней давности, черно-белый. Все накопления пропали в 1991 году во время павловской реформы.
Алексей Маресьев после 1943 года, после возвращения в строй. Вторая страница его военной биографии началась во время Курской битвы. Уже 20 июля 1943 года он сбил сразу два вражеских истребителя— Но все-таки отдых у него бывал?
— Он считал, что лучший отдых — на воде. Правда, в Подмосковье не рыбачил. Он родом из Камышина, а после Волги какая же здесь рыбная ловля? Любил нашу дачу в Дмитровском районе, мог и покопаться в саду. Смотрел кино, ему нравились «Подвиг разведчика», «Свадьба с приданым ».
— Вам случалось спорить о книгах, фильмах?
— Однажды сцепились по поводу «Трех товарищей».
— Вы, конечно, Ремарка защищали, а отец...
— Наоборот. Я говорил: лучше Лескова читать, Некрасова. А он: «Ты чего, Витька, рассуждаешь так? Если люди читают, то и я должен. А то меня спросят, а я что же — неграмотный?» А вот мое увлечение Элвисом Пресли его раздражало. Я создал первый в СССР фан-клуб Элвиса. И однажды, уже в 1990-е годы, когда отец собрался во Францию по приглашению ветеранов «Нормандии-Неман», я попросил его передать кое-что во французский фан-клуб Пресли. Он не стал никого посылать, сам туда съездил. И в газетах написали: «Знаменитый летчик Маресьев, оказывается, фанат Элвиса!»
— А здесь про него небылиц не сочиняли?
— Когда я сдавал на водительские права, меня врач спросил вполголоса: «А ваш папа пить бросил?» Я говорю: «Да если бы он пил, разве мог бы он в 60 лет передвигаться даже на костылях?» Это чистейший миф.
— Мне кажется, к имени Маресьева никакая грязь не пристанет. Его, в отличие от других героев войны, даже никто не пытался очернить и развенчать.
— Отец — самый народный герой, его подвиг неподделен и очевиден. Все, как говорится, отягчающие обстоятельства налицо. Не придумаешь же, что он сам себе ноги отпилил? Я думаю, если у нас наконец обратят внимание на внутреннюю жизнь, «Повесть о настоящем человеке» вернут в школьную программу. Потому что, как сказал один журналист, Маресьев не только свое бренное тело к жизни тянул — он и нас к подвигу тянул.
Комментарии