Главная (Newsland) Военная история Секретные встречи

09.06.2016 03:00

Секретные встречи

Летом 1936 года начался процесс, который можно в определенной мере назвать государственным поворотом. Чекистская номеклатура с времен революции плотно и крепко бросившая свои путы во все сферы жизни советского общества впервые оказалась под очень серьезным ударом.

До 1936 года никто и ни разу не снимал и не отправлял в отставку главу ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Человек занимавший эту должность был почти непркосновенен. Так было до осени 1936 г.

Хотя и будучи неприкосновенным он не забывал, что он всего лишь человек. Вот что рассказывал Ягода на допросе 13 мая 1937 года:

" Я всегда чувствовал к себе подозрительное отношение, недоверие, в особенности со стороны Сталина. Я знал, что Ворошилов прямо ненавидит меня.

Такое же отношение было со стороны Молотова и Кагановича."

В 1936 году Сталину, Кагановичу, Ежову удалось разыграть хорошую комбинацию, которая в конечном счете взломала защиту чекистского руководства и расколола их коллектив.

Большую роль сыграл в этом предавший Ягоду чекист Агранов. Он имел ряд секретных встреч с врагами Ягоды, в первую очередь с Ежовым, приезжая надачу к нему.

Агранов при этом очень хорошо зная систему слежки за контактами работников аппарата ЦК, он, конечно, имел возможность попасть к нему на дачу так, чтобы не угодить в спецдонесение своих подчиненных из Оперода.

В итоге Ягода и его шпионы так и не узнали о контакте Агранова и Ежова

Впоследствии Агранов рассказал на одном из совещаний работников центрального аппарата НКВД о том, как именно происходил его контакт с Ежовым:

«Ежов вызвал меня к себе на дачу. Надо сказать, что это свидание носило конспиративный характер.

Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле.

Ежов поставил вопрос таким образом, что либо он сам созовет оперативное совещание, либо мне вмешаться в это дело. Указания Ежова были конкретны и дали правильную исходную нить к раскрытию дела.

Именно благодаря мерам, принятым на основе этих указаний Сталина и Ежова, удалось вскрыть зиновьевско-троцкистский центр. Однако развертывание следствия… проходило далеко не гладко. Прежде всего глухое, но упорное сопротивление оказывал Молчанов, который старался это дело свернуть»

Агранов прямо дал понять что он имел конспиративные встречи с Ежоввым, который давал послания от Сталина

Ни Ягода, ни остальное руководство НКВД об этом не узнало

Вот на этой даче 80 лет назад, в августе встретились Ежов и Агранов, снег только тогда еще не лежал

Карл Паукер в, который отслеживал перемещения всех руководителей СССР упустил из виду встречу Ежова и Агранова

Выступая на февральско-мартовском Пленуме 1937 года, Ежов сказал об этом контакте так:

«Я вызвал Агранова к себе на дачу в выходной день под видом того, чтобы погулять… После долгого разговора, довольно конкретного, так и порешили – он пошел в Московскую область и вместе с москвичами они взяли Дрейцера, и сразу же прорвалось».

Признательные показания следственно-арестованного Дрейцера (в 20-е годы начальника личной охраны Троцкого), судя по датировке его допроса, действительно были получены лично Аграновым в присутствии работников НКВД Московской области Радзивиловского, Якубовича и Симановского (которых Ежов собирательно именует «москвичами») 23 июля 1936 г.

Николай Ежов всегда оставаясь в тени до 1937 г. проявил себя исскуссным интриганом, сумев завербовать Агранова в заговор против Ягоды

Так когда же все-таки состоялась тайная встреча Ежова с Аграновым? Ответ на этот вопрос можно найти в рапорте замначальника УНКВД по Москве и Московской области А.П. Радзивиловского Ежову, написанном в День чекиста, 20 декабря 1936 г.

Вероятно, рассчитывая на награду и напоминая о своих заслугах, Радзивиловский, в частности, сообщил о своей работе с Аграновым в июле того же года:

«Исключительно тяжелая работа в течение трех недель над Дрейцером и Пикелем привела к тому, что они начали давать показания»

Отсчитав от даты получения этих показаний три рабочих шестидневки, попадаем на выходной день – 6 июля 1936 г.

Это совпадает и с утверждением Ежова, что он встречался с Аграновым вскоре после июньского Пленума ЦК.

Кроме того уже тогда прямо в контексте их диалога, говорилось, что Молчанов тормозит дело зиновьев-троцкистского центра. Молчанова по мнению Ежова (и явно Сталина) следовало убрать из НКВД вместе с Ягодой.

Сам Ягода говорил уже после своего ареста об этом деле так:

"По отношению к Зиновьеву и Каменеву у меня была двойственная политика. Я не мог допустить, чтобы следствие по их делу далеко зашло. Я боялся их откровенных показаний. Они могли бы выдать весь заговор.

Поэтому Молчанов рассказ об их участии в деле «Клубок» свел к антисоветским разговорам, которые имели место между Каменевым и его братом Розенфельдом.

Наряду с этим положение Зиновьева и Каменева, осужденных и находящихся в изоляторе, все время меня беспокоило.

А вдруг они там что-либо надумают, надоест им сидеть, и они разразятся полными и откровенными показаниями о заговоре, о центре, о моей роли (Каменев, как участник общего центра заговора, несомненно, знал обо мне и о том, что я являюсь участником заговора).

Я говорю, что это обстоятельство все время меня тревожило. Правда, я принял все меры к тому, чтобы создать Зиновьеву и Каменеву наиболее благоприятные условия в тюрьме: книги, бумагу, питание, прогулки — все это они получали без ограничения.

Но чем черт не шутит? Они были опасными свидетелями.

Поэтому, докладывая дело в ЦК, я, чтобы покончить с ними, предлагал Зиновьева и Каменева расстрелять. Это не прошло потому, что данных для расстрела действительно не было. Так обстояло с делом «Клубок»"

Генрих Ягода обещал Зиновьеву и Каменеву от имени всех оппозиционеров защиту от расстрельного приговора и создал им самые лучшие условия в тюрьме

Они не выдали Ягоду и многих других заговорщиков оставшихся на воле

Они до последнего рассчитывали что заговорщики их спасут совершив гос. переворот или добившись смягчения приговора

Но Ягода и др. обещая им жизнь сразу же предали их, требуя их расстрела

Но снова об Агранове, который на определенный период стал очень важной фигурой для будушего самой власти.

Через полгода, на февральско-мартовском Пленуме ЦК, Агранов прямо скажет о причинах, толкнувших его на тайный сговор с Ежовым:

«Я должен сказать, товарищи, что Молчанов был формально подчинен мне, как заместителю наркома. Но на деле, в силу той системы руководства НКВД, о которой я буду говорить дальше, Молчанов непосредственно подчинялся народному комиссару т. Ягоде».

Зависть к удачливому Молчанову, основанная на беспокойстве за собственное карьерное благополучие, буквально сквозила истерическими нотками в словах Агранова:

«Аппарат находился в руках Молчанова… Мне казалось, что это человек тупой, ограниченный, способный на обман и надувательство»

На что последовала меткая реплика Молотова:

«Как он ни тупой, но он вас вокруг пальца обвел»

Так что в итоге? Агранов против Ягоды?

Вероятно да, но возможно что Ежов предложил Агранову просто поставить на место удачливого выскочку Молчанова.

Может Агранов тогда всерьез и не думал о том, чтобы выступить против своего всемогущего шефа Ягоды.

В августе 1936 г. главной мишенью врагов Ягоды стал главный полит. следователь СССР Жорж Молчанов

Он крепко стоял на страже интересов Ягоды и номеклатуры НКВД

Скорее ему лишь предоставили возможность подать донос на своего не в меру ретивого подчиненного Молчанова, который прибрал к рукам практически весь процесс политического сыска в СССР.

Но выдрав из его рук политический сыск, враги Ягоды намеревались ударить по самому наркому.

Ежову в свою очередь был очень нужен был свой человек в руководстве НКВД, выпавший из обоймы близких к Ягоде руководителей, чтобы с его помощью облегчить реализацию планов смены руководства НКВД.

Хотел Агранов или нет, но он уже был в партии против Ягоды

Кадровые перестановки

Ягода долгое время преследовал и выдвиженцев своего злейшего врага Евдокимова – лидера пресловутой «пятерки».

Из делавших карьеру под руководством Евдокимова на Правобережной Украине, а затем на Северном Кавказе, он пощадил лишь тех, кому посчастливилось подружиться с давним любимцем Ягоды Фриновским, которого нарком сделал начальником Главного управления пограничной и внутренней охраны (ГУПВО) НКВД.

Среди уцелевших в НКВД выдвиженцев Евдокимова он оказывал, пожалуй, особое покровительство двум своим давним сослуживцам по Правобережной Украине (там они служили в начале 20-х гг.) – заместителю начальника УНКВД по Северному Кавказу Владимиру Курскому и заместителю начальника УНКВД по Ленинграду и Ленинградской области Н.Г. Николаеву-Журиду.

Н.Г. Журид был из чекистского клана враждебного Ягоде

Последнему покровительствовал также оперативный секретарь НКВД комиссар госбезопасности 3-го ранга Я.А. Дейч. И Курского, и Николаева-Журида Ягода не жаловал как евдокимовцев в прошлом, но терпел в своем ведомстве, видимо, за особую старательность.

Возможно, сыграли роль и их личные связи с влиятельными ягодовцами: Курский и Молчанов родились в Харькове в 1897 г. и там же выросли.

Курский вряд ли доводился начальнику СПО другом детства: он вырос в бедной еврейской семье (его отец работал портным), трудился подмастерьем у часовщика и наверняка не испытывал дружелюбных чувств к воспитанникам Харьковской торговой школы, где учился на коммерсанта юный Молчанов.

Все же, в стиле работы и построения карьеры Курского видна школа Молчанова. Вероятно подражая более удачливому земляку Курский стремился удержатся в "органах". Что же касается Николаева-Журида, то он учился в Киевском университете в те же годы, что и Миронов с Гаем.

Это ему помогло взобратся по карьерной лестнице.

Владимир Курский был человеком Е.Евдокимова и отрицательно относился к Ягоде, он руководил крупным отделением УНКВД по западно-сибирскому краю

Ежов стал добиваться его перевода в столицу

Но оба они--и Курский и Журид оставались "едвокимовцам"...........

И тем не менее наверняка потребовалась поддержка по меньшей мере самого Агранова, чтобы Курский 15 июля неожиданно получил место Каруцкого – начальника Западно-Сибирского крайуправления НКВД.

По сравнению с Северным Кавказом, несмотря на более суровый климат, это в то время считалось важным повышением. Дело в том, что партийным наместником Западной Сибири являлся Роберт Эйхе. Работа с Эйхе расценивалась как дело высокого престижа.

Он проявил себя горячим энтузиастом массовых репрессий. Через полгода на декабрьском Пленуме ЦК ВКП(б) он слегка упрекнет самого Сталина:

«Товарищ Сталин, мы поступаем слишком мягко!»

При таком секретаре крайкома перед начальником Западно-Сибирского УНКВД открывались поистине безбрежные перспективы проявить свои способности к карательной деятельности.

Возвышение Курского можно объяснить лишь настроением эйфории от радостных для Ягоды известий, полученных им 15 июля, которые упоминались выше, да еще тем, что он, видимо, не знал в то время о предательстве Агранова.

Агранов же позднее жаловался, как непросто было ему протащить через Ягоду нужные решения по кадрам:

«Тов. Ягода крепко держал в своих руках работу по кадрам и не давал возможности переставить людей»

Вторая кадровая перестановка, состоявшаяся в тот же день, должна была пройти легче. Ягода наверняка знал, что Сталин как и другие боссы страны недоволен членом ЦК ВКП(б), первым секретарем Свердловского обкома Иваном Кабаковым.

И здесь Агранову удалось разом убить двух зайцев: избавиться от чрезвычайно опасного для него соперника и перевести в Москву преданного помощника.

Под соперником подразумевается старший майор госбезопасности Дмитрий Дмитриев – заместитель Миронова и наиболее ценный для него сотрудник. Цепкий, наблюдательный, хитрый и ловкий Дмитриев все время находился там, где был Миронову нужнее всего.

Он выезжал в Ленинград сразу после убийства Кирова и первым получил показания от одного из арестованных, что к убийству причастны люди из прежнего окружения Григория Зиновьева

С этого момента Дмитриев участвовал в расследовании всех крупнейших политических дел, выполнял наиболее важные поручения Миронова.

При том, что Ягода часто направлял Миронова в инспекционные командировки, Дмитр иев временами становился фактическим руководителем ЭКО.

Чуть позже он сменил главное направление деятельности:

«В течение 1936 года я вовсе оторвался от работы Экономического отдела, так как получил приказание целиком пересесть на следствие по делам троцкистов, зиновьевцев, которые я должен был вести лично сам».

Невероятная способность Дмитриева втираться в доверие и вызывать на откровенность чекистов высокого ранга выразилась, например, в том, что он является одним из наиболее ценных наших источников для изучения взаимоотношений в руководстве НКВД рассматриваемого периода.

Перевод Дмитриева в Свердловск очень серьезно ослабил позиции Миронова. После этого в качестве его ближайшего помощника выдвинулся малонадежный Лоев, который был для Миронова менее ценен и не пользовался его доверием.

«Близость Лоева… – сообщает Дмитриев, – к Гаю составляла нередко предмет ревности со стороны Миронова, который обвинял Лоева в недостаточной преданности себе».

Майор НКВД Дмитрий Дмитриев (тот что второй слева, сверху) был одним из самых верных людей Ягоды

Агранову под предлогом разруливания дела Кабакова удалось убедить Ягоду отправить его в Свердловск, удалив от больших дел в столице

Этот факт говорит о том, что Ягода еще доверял Агранову и не знал о его предательстве

..................

Напротив И. Решетов был лично предан Агранову и был готов действовать против Ягоды. Агранов добился перевода Решетова в Москву

Еще более сильным ходом явился перевод И.Ф. Решетова из Свердловска в Москву.

Начинал он как эсер, но еще до революции имел счастье (или несчастье) познакомиться с Аграновым, что и определило его судьбу впоследствии.

Влиятельный Агранов, который при Ленине занимал пост секретаря Малого Совнаркома, а затем перешел на работу в карательные органы, добился для Решетова невиданной чести: специальным постановлением ЦК ему засчитали в партийный стаж весь период нахождения в эсерах, так что он сразу, в один день стал большевиком с пятилетним дореволюционным стажем. И службу в ЧК он начал сразу же с руководящих должностей.

При введении в 1935 г. специальных званий одним из первых получил «генеральское» звание комиссара госбезопасности 3-го ранга. Звания «Почетного работника ВЧК-ГПУ» он удостоился дважды.

Вот каким «заячьим тулупчиком» обернулось для него старое знакомство с Аграновым! Он старался отслужить, оправдать оказанное доверие, даже сверх меры, производя, по словам приказа НКВД № 00240 от 15 июля 1936 г., «массовые аресты, не вытекающие из работы агентуры»

Теперь Агранов счел момент подходящим, чтобы приказом Ягоды передвинуть свою креатуру из Свердловска на пост помощника начальника Транспортного отдела, к Шанину.

Отчего же к Шанину? Вспомним свидетельство Агабекова о том, что

"именно Шанин был организатором совещаний-пикников для Ягоды и его окружения."

Кроме того, Шанин, будучи по должности одновременно помощником Кагановича, оставался единственным связующим звеном, в принципе позволяющим нормализовать отношения Ягоды с Кагановичем, к чему первый из них весьма стремился. Допустить этого Ежову и Агранову было никак нельзя.

Теперь Агранов мог получать от Решетова подробную информацию о деятельности Шанина. Чтобы замаскировать перевод Решетова в центр, приказ был подан на подпись в таком виде, будто это делается ввиду невозможности использовать Решетова на самостоятельном участке работы. В тексте приказа указывалось:

«Решетов всем своим поведением и своей дальнейшей работой доказал, что никаких уроков… не извлек, ничего не понял, исправиться не может и не годен в дальнейшем как руководитель управлением НКВД»

Зато он оказался вполне годен к роли внедренного Аграновым человека в окружении близкого к Ягоде Шанина.

Верный "ягодинец" А. Шанин оказался под "колпаком" у "аграновца" Решетова

....................

Итак, 15 июля, ослепленный недолговечным блеском собственной славы Ягода сделал четыре существенных ошибки:

Ошибка первая -- выбросил из органов НКВД Каруцкого без учета его кремлевских связей;

Ошибка вторая -- выдвинул на повышение Курского, принадлежавшего к враждебному клану «евдокимовцев»;

Ошидка третья -- перевел в Москву Решетова – человека Агранова;

Ошибка четвертая -- убрал из Москвы в Свердловск Дмитриева – лучшего из людей, преданных наркому Миронову.

Этот незаметный на первый взгляд успех Агранова стал первым шагом в цепи кадровых перестановок среди ничего не подозревающего руководства НКВД.

Последние успехи Ягоды

Замысел Ягоды увенчался успехом: после перекрестного допроса (его 20 и 21 июля вели Ежов и Молчанов) Зиновьев, а вслед за ним и Каменев, согласились дать на открытом судебном процессе признательные показания.

Нарком НКВД Ягода рапортовал это как о своих личных победах. На самом деле Ягода и его люди делали все, чтобы это расценивалось только как их заслуги.

Так к концу июля Ежову и Агранову стало ясно, что их идея использовать работников Московского управления НКВД как противовес Молчанову окончательно провалилась.

Все их следственные достижения становились добычею Молчанова как руководителя следствия. Полученные Якубовичем и Радзивиловским показания арестованных приобщались к общему следственному делу и тем самым поступали в распоряжение Молчанова, становясь его заслугою.

Начальник СПО ввел правило, согласно которому ни один протокол допроса по этому делу не давали подписывать обвиняемому без предварительного редактирования Молчановым.

Оказавшись в таком положении, начальник управления НКВД по Москве и Московской области Станислав Реденс решил сделать шаг навстречу Агранову:

«Тов. Агранов, делаются совершенно возмутительные вещи: мой аппарат НКВД, который работает неплохо и который дает новые нити подхода к троцкистскому центру, его травят и травят бессовестным образом, травят унизительно… Вступитесь за это дело, иначе я этому Молчанову морду набью»

Реденс к тому моменту был твердо готов поддержать Агранова в борьбе с Молчановым и Ягодой

Глава УНКВД Московской области и столицы Станислав Реденс решил поддержать Агранова

Если Реденс поддерживал Агранова против Молчанова, то он фактически выступал против Ягоды

.........................

Но Агранов не спешил с действиями со своей стороны. Он и Ежов как бы "затаились" для нанесения новых ударов.

25 июля, едва Зиновьев поставил свою подпись в протоколе важного допроса, торжествующий Ягода вместе с Вышинским получил приглашение в Кремль к пяти часам вечера: обсуждались детали предстоящего судебного процесса. Ежова не пригласили

Его позовут лишь на расширенное заседание 11 августа, где будет обсуждаться проект обвинительного заключения с участием Кагановича, Ворошилова, Орджоникидзе, Чубаря и Ягоды

Ягода снова чувствовал себя на коне. По свидетельству А. Орлова, работавшего в то время в аппарате наркома,

«Ягода не только не предвидел, что произойдет с ним в ближайшее время, напротив, он никогда не чувствовал себя так уверенно, как тогда, летом 1936 года…

Не знаю, как себя чувствовали в подобных ситуациях старые лисы Фуше или Макиавелли.

Предвидели ли они грозу, которая сгущалась над их головами, чтобы смести их через немногие месяцы? Зато мне хорошо известно, что Ягода, встречавшийся со Сталиным каждый день, не мог прочесть в его глазах ничего такого, что давало бы основание для тревоги».

Ежов и Агранов вынуждены были занять выжидательную позицию.

К тому же Ягоде стало известно – вероятно, через отдел Паукера – о негласных контактах Агранова с Ежовым. Ягода провел по этому поводу весьма суровый разговор с Аграновым и – телефонный – с Ежовым