75 лет Совинформбюро

На модерации Отложенный

24 июня исполняется 75 лет со дня создания Советского информационного бюро (Совинформбюро), политического органа, который руководил освещением в СМИ военных действий на фронтах Великой Отечественной войны. О том, какую роль он сыграл в подготовке нашей Победы, рассказывает его ветеран, экс–глава Госкомитета СССР по печати и наш коллега, ответственный секретарь журнала «РФ сегодня» в 1995-2011 годах Николай Ефимов.

– Впервые слова «От Советского Информбюро» я услышал восьмилетним мальчонкой во владимирской деревне, где нашу семью, приехавшую из Москвы на лето, застала война. Сводки о положении на фронтах были самой насущной информацией в те дни, такой же, как хлеб. Ими начинались все новости на радио. Они публиковались не только во всех наших газетах, но и распространялись в нейтральные и союзные страны. Ведомство было организовано на третий день после начала войны. Основные направления его работы – оперативные сводки, пропаганда и контрпропаганда. В задачу входило не только сообщать о ситуации на советском–германском фронте, но и рассказывать о работе тыла, жизни народа, его отношении к происходящему. Работа началась с нуля, но все делалось очень быстро. С первых же дней войны в редакции газет пришли известные писатели и деятели культуры, которые предложили свои перья. Некоторые поехали собкорами на фронт.

Какие авторы работали на Совинформбюро! Боевой отряд составляли ведущие писатели и публицисты – Михаил Шолохов, Алексей Толстой, Леонид Леонов, Александр Фадеев, Константин Симонов и Алексей Сурков, Всеволод Вишневский, Василий Гроссман. Трудно назвать тех, кто не писал. Тогда не было Шендеровичей и Войновичей. Все испытывали потребность внести свою лепту в защиту Родины. Люди писали не чернилами, а кровью сердца. В этом ряду блистательных авторов Илья Эренбург выделяется своей фантастической работоспособностью. Каждую неделю он выдавал три–четыре материала, а всего написал только для Совинформбюро более 300. И они нарасхват шли не только внутри страны, но и за рубежом.

– Николай Иванович, вы как журналист немало лет отдали британскому направлению. Как строил отношения Совинформбюро с нашим союзником?

– Действительно после МГУ, 60 лет назад, меня взяли в английскую редакцию Совинформбюро, руководитель которого еще назывался начальником. Мы отбивали час прихода и ухода на работу, это была очень заорганизованная структура. И только через пять лет она из государственной превратилась в общественную, что более отвечало потребностям времени. И новым задачам – противодействовать фальсификации истории войны, поддерживать народно-освободительные движения.

В войну Совинформбюро не только распространял информацию для внутреннего потребления, но старался донести правду о нашей стране до Запада, где господствовали  превратные представления о Советском Союзе, его потенциале, настроениях в обществе. Знакомил с его позицией по важным международным проблемам и формировал положительный образ страны.

Например, британские военные специалисты считали, что мы продержимся максимально месяц. Их мнение разделяли и в США, правда, Рузвельт отводил на наше сопротивление три месяца. Англичане не оправились от шока после поражения Франции, которая фактически отказалась воевать и сдалась на милость победителя. Лондон чувствовал себя неготовым к войне. Черчилль полетел в Париж, пытался убедить французов, у которых была самая мощная в Европе армия, сражаться, но бесполезно. Поэтому англичане с особым вниманием следили за ситуацией на советско–германском фронте. Ведь в случае нашего поражения наступала их очередь.

При этом Черчилль придерживался концепции «легкой войны», исходившей из всегдашнего стремления загребать жар чужими руками. Что говорить, когда даже дружественно настроенный к нам Бернард Шоу так прокомментировал нападение Гитлера на СССР. 23 июня 1941 года он написал в газете «Ньюз Кроникл»: «Ничего лучше мы не могли себе пожелать. Нам нечего больше делать. Сталин раздавит Гитлера, спета его песенка. У Германии теперь не осталось решительно никаких шансов».

У Москвы был другой взгляд: если мы союзники и у нас общий враг, то воевать нужно вместе. Вот почему второй важнейшей задачей Совинформбюро стала информационное обеспечение открытия Второго фронта. Эта тема пронизывала все его зарубежные материалы. Но писать для западного читателя, привыкшего к определенной манере подачи информации, другой стилистике и даже другому словарю, нужно было уметь. Этим даром обладал Илья Эренбург, ранее много лет проживший в Европе. Его называли европейским публицистом номер один. Все посольства слали телеграммы в Совинформбюро с просьбами больше и чаще давать его материалы. Но вот тонкость – тема открытия Второго фронта для Англии была болезненной и некоторые газеты отказывались от каких–то его статей. Он ставил вопрос ребром: или печатаете или я рву с вами отношения.

Советский Союз очень нуждался в открытии Второго фронта, особенно в первые два тяжелых года. На просьбу о помощи Черчилль ответил нашему послу Ивану Майскому: «Вам никто не сможет помочь, кроме Бога, в которого вы не верите».

– Цинично...

– В Лондоне первым уполномоченным Совинформбюро стал известнейший публицист Эрнст Генри, публицист от Бога, в 1941–м сотрудник советского посольства. Это псевдоним, я его знал под фамилией Ростовский, а настоящую сказали на похоронах. Интересная личность – сотрудник Коминтерна, разведчик, знал языки. Я с ним общался. Когда перед ним поставили задачу, он буквально за неделю подобрал сотрудников, нашел типографию и бумагу и стал издавать ежедневный бюллетень формата А–4 на 8,12, 16 страниц. Издание, тираж которого быстро вырос до 10 тысяч экземляров, рассылалось политикам и общественным деятелям Великобритании. В 1942–м он стал выпускать 16–полосную газету Soviet Weekly («Совьет уикли»), много лет издаваемую и после войны. Я потом в ней работал. Она публиковала все лучшее, что производило Совинформбюро. Эрнст Генри мне рассказывал, что, по слухам, Геббельс не раз собирал свой мозговой штаб, чтобы ответить на то или иное выступление Эренбурга. Вот что такое сила пера!

Своей работой Совинформбюро внесло огромный вклад в нашу Победу.

В каждом его зарубежном выпуске звучал вопрос: где же Второй фронт? И только после наступившего перелома в войне, через полчаса после того, как на конференции в Тегеране Сталин сказал Черчиллю: «Ну, что ж, мы можем сделать и передышку, отдохнуть немножко», союзники объявили, что высадка состоится летом 1944–го.

– Как вы относитесь к анекдоту, в котором Гитлер говорит: Если бы у меня была пропаганда Сталина, никто не узнал бы, что я проиграл войну?

– Ну, это полная чепуха. Кроме злобы в нем ничего нет. Сводки Совинформбюро, несмотря на отдельные исключения, отражали реальный ход войны. Мне британский историк Ротштейн говорил, что у него есть книга с полным собранием сводок и он пользуется ею как документальным источником, который достаточно полно показывает даже количество наших потерь. Огрехи, разумеется, случались. Тот же Эренбург дважды или трижды обращался к секретарю ЦК ВКП (б) Александру Щербакову, первому начальнику Совинформбюро. Он возмущался тем, что мы умолчали о сдаче Киева и о взрыве плотины Днепрогэса. Все об этом знают, писал он, и советская пропаганда только теряет на молчании. Был еще случай, когда появилась сводка об освобождении Ростова–на–Дону, а сообщений о его сдаче раньше не выходило. Конечно, эти проколы зависели не от Совинформбюро. Такое можно найти в практике информационно–пропагандистской службы любой страны.

– Вы от Совинформюро прибыли в Лондон в 1957 году, в разгар «холодной войны». В чем она проявлялась?

– Я горжусь тем, что был солдатом «холодной войны». Так сказал о себе Валентин Зорин. Не мы ее начали, мы просто оборонялись, как могли. Война пробудила за рубежом огромный интерес к нашей стране и добрые чувства к народу, который не сдался, проявил характер и беспримерную храбрость в борьбе за свою Родину. Поэтому британский правящий класс стремился вытравить это отношение к нам, затушевать наш вклад в Победу. Уже не Сталинград, а другие, несопоставимые с ним сражения, подавались как главные битвы Второй Мировой. Всячески раздувалось значение союзнической помощи СССР. Мы благодарны за нее, особенно за американские поставки транспорта, которые позволили усилить мобильность нашей армии, но все–таки главные орудия войны – это советские танки, это Урал–батюшка и Сибирь–матушка, а не помощь англосаксов.

Вся западная пресса простудилась на «холодной войне». Пропаганда не что иное как тенденциозный подбор объективных фактов, признал главный редактор газеты «Тайм». Этим занимались самые респектабельные СМИ, а желтая печать и вовсе несла полный бред. Приходилось его опровергать. Мы показывали реальную картину жизни в СССР. «Совьет Уикли» печатала материалы о подлинной войне, о нашей совместной борьбе с союзниками против нацистской Германии. Старшее поколение прекрасно помнило ее, с придыханием произносило имя маршала Жукова. Но уже подросло новое поколение, которому успешно промывали мозги.

Если коротко, задача была – рассказывать, хотят ли русские войны? Во внешнеполитической пропаганде не проходит пустая похвальба себя — нужно оперировать только фактами. Мне поручили экономическое направление. Сложностей с поиском тем я не испытывал. Удивительно, но четыре года назад на Ярославском экономическом форуме Герман Греф сказал, что, вот, де, говорят о послевоенном экономическом чуде в Японии и Германии, а на самом деле оно было у нас. Советский Союз рос такими стремительными темпами, которые не снились ни японцам, ни немцам.  Каждый день вводились в строй и открывались новые объекты, происходили позитивные события. То сделали снимок обратной стороны Луны, то начали сооружение мощнейшей ГЭС, велось колоссальное жилищное строительство, развивались образование и медицина.

Мы хотели передать те великие чувства и переживания, которые родились у нашего народа в годы войны. Она многим открыла глаза на страну, в которой мы все жили. Симонов передал это пронзительными строками: «Ты знаешь, наверное, все–таки Родина — не дом городской, где я празднично жил, а эти проселки, что дедами пройдены, с простыми крестами их русских могил». Тот же вывод сделала и Юлия Друнина, со школьной скамьи ушедшая в санитарный взвод: «В семнадцать лет, кочуя по окопам, я увидала Родину свою»... Эту неразрывную связь с родной землей, предками, нарастание чувства патриотизма ощущали большинство. В английском отделе, кроме меня, юнца и графини Игнатьевой, все остальные были бывшими фронтовиками. Попробовал бы им кто сказать, что патриотизм – последнее прибежище негодяев, как сразу бы получил в морду. Хотя сами они никогда о патриотизме не говорили. Он был в душе, поступках, в отношении ко всему того поколения.

Надо сказать, что кадры подбирались поштучно. Например, во главе английской редакции стоял умный, все понимающий, умеющий писать Николай Васильевич Дьяконов. Его судьба характерна. Окончил Ленинградский университет, в войну был зам командира авиакорпуса, уже готовился Берлин брать, как вдруг в 1944–ом отзывают в Москву, в ЦК... В таком положении оказалось несколько десятков человек, в том числе будущий посол в США Анатолий Федорович Добрынин, будущий посол в Англии Михаил Николаевич Смирновский и ряд будущих руководителей АПН, в которое трансформировался в 1961 году Совинформбюро.

Когда уже наметился исход войны в нашу пользу, на конференции в Тегеране, в кругу советской делегации, Сталин сказал: после Победы нас все начнут дипломатически признавать, а послов у нас нет. Они потребуются уже через год–два, а когда еще международный факультет МГУ (позже трансформирующийся в МГИМО – ред.) подготовит кадры... Решили отобрать зрелых людей, с высшим образованием, опытом управления крупными коллективами и направить их в Высшую дипломатическую щколу МИД. Часть их пришла в Совинформюро.

– Информационная агрессия против России идет и сегодня. Что бы вы пожелали современным журналистам?

– Прежде всего, верить в свою Родину, ценить ее. Родину надо любить не только во дни победы, но и в трудные для нее дни. И, конечно, быть профессионалами.

Людмила Глазкова

На снимке: звезда Совинформбюро Эрнст Генри