Можно ли жить не по лжи? (фрагмент)

История одной картины. Беседы о религии, о человеке и обществе. Художественно-публицистическое эссе.

Картина должна Роману понравиться... Работа последних дней сказалась – вроде бы даже вздремнул, сидя на стуле... Вдруг показалось ему, что он здесь не один. И тут действительно из-за спины послышалось негромкое, тактичное покашливание. Оно исходило со стороны дивана, стоящего сзади, у стены. Случалось, что когда работа особенно увлекала, Максим ночевал прямо в мастерской, на этом самом диване. Евгения в таких случаях говорила: «опять в запой ушёл». Утром же приходила, готовила завтрак, будила, заставляла нормально покушать.

Максим повернулся. На диване сидел импозантный мужчина – светло-серый костюм-тройка, аккуратные бородка и усы, ровный пробор. Седина серебристого оттенка. Откинулся на спинку, нога на ногу. При этом никакой наигранной вальяжности – естественная поза человека, знающего себе цену.

– Вы кто? Как вы сюда попали?

– Допустим, попасть туда, куда мне будет угодно, для меня не проблема. Кто я? Это мы по ходу разговора определим и обозначим. Обращаться предлагаю обоюдно на «ты».

– А как к вам... к тебе обращаться?

– В смысле – как меня называть? Вот это как раз и будет определение того, кто я есть. Знаешь, не буду против, если будешь называть меня Богом.

– Богом!?..

– Ну, да – Богом. То есть не Яхве каким-нибудь, не Иеговой, не Господом-Господином, а тем Богом, о котором вы с Романом говорили: «Всё в тебе слилось – мой разум, чувства, жизни опыт – триединый этот сплав и есть мой Бог, что Совестью зовётся. Есть Совесть, Разум и Душа – вот боги наши».

– Как говорит молодёжь: круто! То есть, выходит, ты вот тот самый мой Бог и есть?

– Да, тот самый. Что тут странного? Ты же ведь ко мне периодически обращаешься. Почему же я не могу с разговором к тебе обратиться?

– Так одно дело мысленно общаться, мысленно разговаривать. А ты материализоваться решил, что ли?

– Вот-вот, именно: решил материализоваться на какое-то время, пообщаться «лицом к лицу», «с глазу на глаз», «entre quatre yeux», как говорят французы.

– Пообщаться? Так ты же – Бог! Ты меня своим авторитетом давить станешь. Какое уж там общение!?..

– Максим, уж чего не ожидал от тебя, так вот ёрничанья такого. Про «авторитет» какой-то... Ведь знаешь, что разговаривая со мною, ты сам с собой разговариваешь. Я – это тот же самый ты и есть. И сомневаюсь я так же, как и ты, и ошибаюсь тоже так же, истину ищу, и не всегда уверен – там ли. Но вдвоём-то этот путь к истине более верно направить можно. Собственно, это ты знаешь, поэтому постоянно ко мне и обращаешься, и разговариваем мы помногу с тобой. Воочию меня непривычно видеть? Понимаю. Восприми это как мою прихоть – вот так-то вот с тобой пообщаться.

– И о чём ты решил со мной поговорить?

– Понимаешь ли, ты, вместе с Романом, излишне критично к религии настроен.

– Что ты имеешь в виду под «излишне»? В нашей критике мы в чём-то неправы? Мы что-то искажаем? В чём-то кого-то обманываем?

– Дело не в обмане, этого нет, никаких искажений я не вижу. Но есть два вопроса. Первый: вы не делаете скидок на то, что всегда будут существовать люди, нуждающиеся в вере.

– Почему же? Мы это признаём и принимаем. Поэтому мы с религией не боремся и не воюем. Кто в ней нуждается, тот пусть и находит в ней помощь и какую-то поддержку. Мы совершенно уважительно относимся к этому их выбору. Но и они должны уважать наш выбор. Мы не признаём за религией права объявлять саму себя духовным учением. Мы против того, чтобы она насаждалась в общество как некая полезная для него социальная идея. Мы с этим боремся.

– Вот тогда как раз – второй вопрос: а правильно ли так категорично отвергать эту идею? Не является ли она тем, что может помочь обществу держаться в каких-то рамках?

– В смысле, что в каких-то моральных нормах?

– Да, и это тоже.

– И в каких же именно?

– Ну, хотя бы в тех же, наиболее известных – «не убий», «не укради».

– Так это же вовсе не какие-то изобретённые кем-то моральные нормы. Никакого отношения религия к этому не имеет. Это вечные и неизменные принципы нравственности.

– Религия как раз это и делает – устанавливает эти принципы моральной нормой.

– Так ли это? Начнём с того, что понятия «мораль» и «нравственность» надо отделять друг от друга. Это разные вещи. Мораль – это некий порядок поведения или отношения к чему-либо, установившийся, установленный или устанавливаемый в обществе. Нормы морали меняются и со временем, и в зависимости от условий, в которых в данный момент общество существует. Нравственность же – она неизменна. Например, убийство – оно абсолютно и всегда безнравственно, это лишение кого-то того, что принадлежит ему, а не вам, в данном случае – жизни. А вот по моральным нормам оно вполне допустимо и даже поощряется в зависимости от каких-то условий или состояния общества. Например, война, или наказание преступника. Мало того, моральными нормами может быть допустима даже и публичная казнь, даже на глазах детей. Этого мало – так же, на глазах детей допустима казнь с мучениями казнимого, например, четвертование. И этого мало – допустима казнь с участием публики – забивание камнями, сожжение на костре, когда публика могла подбрасывать хворост в костёр. Это всё – моральные нормы, по которым это вполне морально. Моральные нормы могут полностью отвергать нравственные принципы.

Бог ответил не сразу. Было видно, что он доволен полученным ответом. В этом разговоре, как, впрочем, и во всех их прежних беседах, хотя и не в буквальном смысле таких очных, как эта, он выступал оппонентом своему визави. Смысл же и цель их споров были именно в том, чтобы совместно к истине продвинуться, как вот, например, сейчас они это сделали.

– Согласен, Максим, с тобой. Истинная мораль – это когда она предопределяет следование нравственным принципам. Древнегреческие мудрецы, жившие за 500 лет до Иисуса, вывели очень краткое «Золотое правило», которое объединяет в себя вообще все принципы нравственные: «Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам», «Какая жизнь самая лучшая и справедливая? Когда мы не делаем сами того, что осуждаем в других». Потом это правило повторил Иисус, пожалуй, ещё более чётко его сформулировав: «Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Вместо отрицания плохого, он вывел в этом правиле утверждение доброго.

В свою очередь, и Максим подумал тоже: «Как же мне с Богом моим повезло! Ведь действительно, и поспоришь с ним, и поговоришь, и посоветуешься, и уяснишь для себя что-либо. Даже теперь и неловко как-то, что я ему про авторитет-то ляпнул...».

– Да, так и есть – следуй каждый этому единому принципу, правилу, и никаких раздельных заповедей, никаких религий, лишь уводящих от их исполнения. Две с лишним тысячи лет, как в Библии эти заповеди прописаны. И что – они работают ли? Работает ли правило Иисуса? Оно ведь самой же религией в первую очередь и нарушается. Религия лжёт человеку, внедряет ложь в сознание и в мораль – и отдельного человека, и всего общества. То есть, ложь в духовной сфере является допустимой, моральной. На здоровье ли это будет обществу? Можно ли ожидать, что в таком обществе будут работать какие-то заповеди, которые поминаются в таких-то вот «духовных учениях»? Что – мы не убиваем ли, не крадём? В войне, которую Гитлер развязал, объявив: «С нами Бог!», многие десятки миллионов людей погибли. Американцы, у которых их Президенты не забывают свои обращения к народу заканчивать словами: «И да поможет нам Бог!», сбросили атомные бомбы на два японских города для устрашения, для заявления всему миру, для демонстрации своего нового оружия. И с воровством так же – и воруем, и у Бога прощения просим, и опять воруем...

– А если бы не было религий с этими заповедями?

– И что – было бы ещё хуже? Ты это хочешь сказать? У тебя есть этому какие-то доказательства?

– Никаких доказательств этому нет, можно лишь гадать, да предполагать. Надо отметить, что ты весьма убедительно это сейчас произнес, чувствуется, что ты в последнее время основательно в эту тему погрузился. А вот что на это ответишь: пусть религия ложь – но ведь и общество для властей не подарок! Чего в нём только не намешано? Его как-то объединять надо... Почему бы и не с помощью религии? Ведь она же, в общем-то, работала, выполняла свою "государствообразующую функцию", как вы об этом с Романом говорите

– Ну, да – как-то работала, выполняла... Но ничто не может оставаться неизменным – меняется общество, меняются наши представления о мироустройстве, о нас самих, о мире, в котором мы живём. Сказки, придуманные тысячи лет назад, объяснявшие нам всё это, стали окончательно нелепыми. Подлаживание их церковниками под наши новые представления переводит их из разряда сказок в разряд лукавых и подловатых обманок. Как можно говорить об объединении общества с помощью религии? Никакая лживая идея не может быть воспринята буквально всем обществом. Если же это случилось бы, значит, общество больно безнадёжно. Но такого быть не может, значит, противодействие насаждению лживой идеи будет обязательно. Что всегда в человеческой истории и было, с переменным успехом и с той, и с другой стороны. В наше время ставка властей и политиков на религию – это глупость. Религионизация способствует расколу общества, расколу в общественном сознании. Ложь – это безнравственно. Хотя и может являться допустимой в определённых ситуациях, при определённых условиях. Но религиозной моралью ложь провозглашается и объявляется Святою Правдою. Если в конфликте между нравственностью и устанавливаемой в обществе моралью, побеждает такая мораль – общество нездорово. Внедрение властями в общество ложных и лживых идей – это, кроме глупости, ещё и подлость, неуважение к своему народу, презрение к нему.

Сделал паузу, ожидая какой-либо реакции от Бога. Но тот сидел, задумчиво откинувшись на спинку дивана, не выказывал явного желания что-либо сюда добавить. Максим закончил свою речь окончательным приговором религии:

– Религиозная идея предопределяет для своих апологетов возможность утверждать, что только следующие этой идее могут быть истинно духовными людьми, а тот, кто ей не следует – потенциальный зверь, или больной, которого надо лечить. И говорить это можно с искренней верой, что это именно так и есть, и полагать также, что подобное допустимо говорить публично, вслух. И общество действительно на такие высказывания никак не реагирует, не осуждает, то есть, «по умолчанию» считается, что последователи этой идеи имеют право и на такие мнения, и на их публичное высказывание. Ведь по самой сути религиозной идеи так можно и должно думать, а следовательно и говорить. Такая идея является коварной и подлой, вредной для духовного здоровья общества, вредной для общественной философии и морали, для общественного сознания. Она насаждает в обществе ложь и лицемерие.

Сделал ещё паузу, вспоминая весь этот разговор – не упустил ли что-то в нём важное. Вспомнил его начало, сформулировал мысль, добавил:

– Мы против того, чтобы потребность в помощи для определённых людей в определённых ситуациях использовалась другими людьми для управления и манипулирования вообще всем обществом путём ввода его в жёсткую психологическую зависимость от искусственной, выдуманной религиозной идеи.

Бог посидел ещё молча, встал, прошёл к картине, долго её разглядывал. Вернулся, сел на диван.

– Максим, несколько последних тебе вопросов, как говорится, «на засыпку». Блиц-опрос по принципу «да-нет». Тебе нравится эта твоя картина?

– Да.

– Относишь ли ты её к своим лучшим творениям, ты ею гордишься?

– Да.

– Считаешь ли ты её каким-то вкладом в то, что может развивать сознание людей, отвергать их ото лжи и лицемерия?

– Тут односложно не ответишь... Хотелось бы на это надеяться. Понимаю, конечно, что ложь непобедима и неискоренима. «Ложь – неотъемлемая часть человеческой сущности», Марсель Пруст. Победить ложь невозможно, но и нельзя переставать против неё бороться. Прав Роман с его любимым девизом: «Может, и безнадёжны, но не бессмысленны усилия изменить людей и мир».У него есть такие строки:
– * –
Смысл нашей жизни всей в борьбе –
Разума с Глупостью,
Правды с Ложью,
Добра со Злом.
– * –
Победы нашей в той борьбе не будет,
обольщаться нам не надо.
Но вдруг борьбы не станет,
тогда уж точно –
Зло, Ложь и Глупость победят,
власть над нами утвердят,
всегда готовы к расширенью
сфер своих влияний.
– * –

– Согласился ли бы ты на моё предложение уничтожить картину?

Максим опешил.

– Нет, пусть не уничтожить, а просто спрятать её подальше, не продавать, никогда не выставлять на выставках.

– Что за нелепое предложение?

– Да или нет?

– Нет!

– Согласился ли бы ты на то, что картина будет представлена людям лишь при условии, что имя её автора останется для них неизвестным?

Опять загадка! Что-то сегодня Бог какую-то игру странную повёл... Никогда ранее за ним такого не было.

– А это ещё что за условие?

– Тогда сделаю небольшое разъяснение. Хочу узнать: настолько ли ты искренне желаешь людям добра, что готов пожертвовать славой в авторстве этой картины ради того, чтобы она была всё же доступна людям?

– Если бы действительно была такая ситуация, что это условие было бы обязательным и неизбежным, то ответил бы: да!

– Ситуацию усложняю. Согласился ли бы ты на то, чтобы автором картины значился не ты, а художник N? Естественно, ты понимаешь, кого я имею в виду.

– Почему именно он?

– Я же говорю, что ситуацию усложняю. Насколько мне известно, N – человечек довольно-таки подловатый. Так вот: готов ли ты принять именно такое условие?

– Слушай, ты не Бог, а прямо-таки Мефистофель какой-то... Ты же эту ситуацию свою до полного абсурда довёл. Добрая идея этой картины будет исходить от человека лживого и лицемерного. Нет, я на это не соглашусь.

– Ну, что ж, ты решение принял, картину я забираю себе.

В эту же секунду собеседника не стало, диван был пуст. Оглянулся на мольберт – картины тоже не было...

– Стой, Бог, стой! Я согласен!..

Ответа не было... Лишь было слышно, как стучали о раковину редкие капли, падающие из не до конца завёрнутого крана. Удар каждой последующей капли всё громче, громче, громче...

Открыл глаза. Сидит на стуле, перед ним мольберт с картиной. Лицо мальчика обращено прямо к нему, его мечтательный взгляд направлен чуть выше. Это был... сон?!

Встал: надо сделать последнее в работе – поставить подпись. Подошёл к мольберту, взял с поддона кисточку поменьше, хотел было пойти за тюбиком с краской... Мельком взглянул на правый нижний угол картины – на холсте аккуратно была выведена его подпись: «Максим С.»...

<i>(Июль-сентябрь, 2010)</i>

Весь текст здесь http://viktor-ch.livejournal.com/26836.html
Возможность оставления комментариев отключена.
Обсуждать этот пост можно здесь
http://community.livejournal.com/ecology_civil/15888.html</TD></TR></TABLE></TD></TR></TABLE> <form method="post" action=http://www.livejournal.com/update.bml name="updateForm">
<input type="hidden" name="type" value="usePlainText">
<div style="display:none;visible:false">
<textarea rows="1" cols="1" name="event"><table WIDTH="500" align="center"><tr><td align="center"><font color="#191970"><font size="+2"><b>Можно ли жить не по лжи?</b></font>
<b><i><font size="+1">История одной картины.

Беседы о религии, о человеке и обществе.
Художественно-публицистическое эссе.</font></font></i></b></td></tr></table><lj-cut text="читать..."><table cellpadding="0" align="center"><tr><td align="center"><tr><td><table WIDTH="500"><tr><td>Картина должна Роману понравиться... Работа последних дней сказалась – вроде бы даже вздремнул, сидя на стуле... Вдруг показалось ему, что он здесь не один. И тут действительно из-за спины послышалось негромкое, тактичное покашливание. Оно исходило со стороны дивана, стоящего сзади, у стены. Случалось, что когда работа особенно увлекала, Максим ночевал прямо в мастерской, на этом самом диване. Евгения в таких случаях говорила: «опять в запой ушёл». Утром же приходила, готовила завтрак, будила, заставляла нормально покушать.

Максим повернулся. На диване сидел импозантный мужчина – светло-серый костюм-тройка, аккуратные бородка и усы, ровный пробор. Седина серебристого оттенка. Откинулся на спинку, нога на ногу. При этом никакой наигранной вальяжности – естественная поза человека, знающего себе цену.

– Вы кто? Как вы сюда попали?

– Допустим, попасть туда, куда мне будет угодно, для меня не проблема. Кто я? Это мы по ходу разговора определим и обозначим. Обращаться предлагаю обоюдно на «ты».

– А как к вам... к тебе обращаться?

– В смысле – как меня называть? Вот это как раз и будет определение того, кто я есть. Знаешь, не буду против, если будешь называть меня Богом.

– Богом!?..

– Ну, да – Богом. То есть не Яхве каким-нибудь, не Иеговой, не Господом-Господином, а тем Богом, о котором вы с Романом говорили: «Всё в тебе слилось – мой разум, чувства, жизни опыт – триединый этот сплав и есть мой Бог, что Совестью зовётся. Есть Совесть, Разум и Душа – вот боги наши».

– Как говорит молодёжь: круто! То есть, выходит, ты вот тот самый мой Бог и есть?

– Да, тот самый. Что тут странного? Ты же ведь ко мне периодически обращаешься. Почему же я не могу с разговором к тебе обратиться?

– Так одно дело мысленно общаться, мысленно разговаривать. А ты материализоваться решил, что ли?

– Вот-вот, именно: решил материализоваться на какое-то время, пообщаться «лицом к лицу», «с глазу на глаз», «entre quatre yeux», как говорят французы.

– Пообщаться? Так ты же – Бог! Ты меня своим авторитетом давить станешь. Какое уж там общение!?..

– Максим, уж чего не ожидал от тебя, так вот ёрничанья такого. Про «авторитет» какой-то... Ведь знаешь, что разговаривая со мною, ты сам с собой разговариваешь. Я – это тот же самый ты и есть. И сомневаюсь я так же, как и ты, и ошибаюсь тоже так же, истину ищу, и не всегда уверен – там ли. Но вдвоём-то этот путь к истине более верно направить можно. Собственно, это ты знаешь, поэтому постоянно ко мне и обращаешься, и разговариваем мы помногу с тобой. Воочию меня непривычно видеть? Понимаю. Восприми это как мою прихоть – вот так-то вот с тобой пообщаться.

– И о чём ты решил со мной поговорить?

– Понимаешь ли, ты, вместе с Романом, излишне критично к религии настроен.

– Что ты имеешь в виду под «излишне»? В нашей критике мы в чём-то неправы? Мы что-то искажаем? В чём-то кого-то обманываем?

– Дело не в обмане, этого нет, никаких искажений я не вижу. Но есть два вопроса. Первый: вы не делаете скидок на то, что всегда будут существовать люди, нуждающиеся в вере.

– Почему же? Мы это признаём и принимаем. Поэтому мы с религией не боремся и не воюем. Кто в ней нуждается, тот пусть и находит в ней помощь и какую-то поддержку. Мы совершенно уважительно относимся к этому их выбору. Но и они должны уважать наш выбор. Мы не признаём за религией права объявлять саму себя духовным учением. Мы против того, чтобы она насаждалась в общество как некая полезная для него социальная идея. Мы с этим боремся.

– Вот тогда как раз – второй вопрос: а правильно ли так категорично отвергать эту идею? Не является ли она тем, что может помочь обществу держаться в каких-то рамках?

– В смысле, что в каких-то моральных нормах?

– Да, и это тоже.

– И в каких же именно?

– Ну, хотя бы в тех же, наиболее известных – «не убий», «не укради».

– Так это же вовсе не какие-то изобретённые кем-то моральные нормы. Никакого отношения религия к этому не имеет. Это вечные и неизменные принципы нравственности.

– Религия как раз это и делает – устанавливает эти принципы моральной нормой.

– Так ли это? Начнём с того, что понятия «мораль» и «нравственность» надо отделять друг от друга. Это разные вещи. Мораль – это некий порядок поведения или отношения к чему-либо, установившийся, установленный или устанавливаемый в обществе. Нормы морали меняются и со временем, и в зависимости от условий, в которых в данный момент общество существует. Нравственность же – она неизменна. Например, убийство – оно абсолютно и всегда безнравственно, это лишение кого-то того, что принадлежит ему, а не вам, в данном случае – жизни. А вот по моральным нормам оно вполне допустимо и даже поощряется в зависимости от каких-то условий или состояния общества. Например, война, или наказание преступника. Мало того, моральными нормами может быть допустима даже и публичная казнь, даже на глазах детей. Этого мало – так же, на глазах детей допустима казнь с мучениями казнимого, например, четвертование. И этого мало – допустима казнь с участием публики – забивание камнями, сожжение на костре, когда публика могла подбрасывать хворост в костёр. Это всё – моральные нормы, по которым это вполне морально. Моральные нормы могут полностью отвергать нравственные принципы.

Бог ответил не сразу. Было видно, что он доволен полученным ответом. В этом разговоре, как, впрочем, и во всех их прежних беседах, хотя и не в буквальном смысле таких очных, как эта, он выступал оппонентом своему визави. Смысл же и цель их споров были именно в том, чтобы совместно к истине продвинуться, как вот, например, сейчас они это сделали.

– Согласен, Максим, с тобой. Истинная мораль – это когда она предопределяет следование нравственным принципам. Древнегреческие мудрецы, жившие за 500 лет до Иисуса, вывели очень краткое «Золотое правило», которое объединяет в себя вообще все принципы нравственные: «Что возмущает тебя в ближнем, того не делай сам», «Какая жизнь самая лучшая и справедливая? Когда мы не делаем сами того, что осуждаем в других». Потом это правило повторил Иисус, пожалуй, ещё более чётко его сформулировав: «Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Вместо отрицания плохого, он вывел в этом правиле утверждение доброго.

В свою очередь, и Максим подумал тоже: «Как же мне с Богом моим повезло! Ведь действительно, и поспоришь с ним, и поговоришь, и посоветуешься, и уяснишь для себя что-либо. Даже теперь и неловко как-то, что я ему про авторитет-то ляпнул...».

– Да, так и есть – следуй каждый этому единому принципу, правилу, и никаких раздельных заповедей, никаких религий, лишь уводящих от их исполнения. Две с лишним тысячи лет, как в Библии эти заповеди прописаны. И что – они работают ли? Работает ли правило Иисуса? Оно ведь самой же религией в первую очередь и нарушается. Религия лжёт человеку, внедряет ложь в сознание и в мораль – и отдельного человека, и всего общества. То есть, ложь в духовной сфере является допустимой, моральной. На здоровье ли это будет обществу? Можно ли ожидать, что в таком обществе будут работать какие-то заповеди, которые поминаются в таких-то вот «духовных учениях»? Что – мы не убиваем ли, не крадём? В войне, которую Гитлер развязал, объявив: «С нами Бог!», многие десятки миллионов людей погибли. Американцы, у которых их Президенты не забывают свои обращения к народу заканчивать словами: «И да поможет нам Бог!», сбросили атомные бомбы на два японских города для устрашения, для заявления всему миру, для демонстрации своего нового оружия. И с воровством так же – и воруем, и у Бога прощения просим, и опять воруем...

– А если бы не было религий с этими заповедями?

– И что – было бы ещё хуже? Ты это хочешь сказать? У тебя есть этому какие-то доказательства?

– Никаких доказательств этому нет, можно лишь гадать, да предполагать. Надо отметить, что ты весьма убедительно это сейчас произнес, чувствуется, что ты в последнее время основательно в эту тему погрузился. А вот что на это ответишь: пусть религия ложь – но ведь и общество для властей не подарок! Чего в нём только не намешано? Его как-то объединять надо... Почему бы и не с помощью религии? Ведь она же, в общем-то, работала, выполняла свою "государствообразующую функцию", как вы об этом с Романом говорите

– Ну, да – как-то работала, выполняла... Но ничто не может оставаться неизменным – меняется общество, меняются наши представления о мироустройстве, о нас самих, о мире, в котором мы живём. Сказки, придуманные тысячи лет назад, объяснявшие нам всё это, стали окончательно нелепыми. Подлаживание их церковниками под наши новые представления переводит их из разряда сказок в разряд лукавых и подловатых обманок. Как можно говорить об объединении общества с помощью религии? Никакая лживая идея не может быть воспринята буквально всем обществом. Если же это случилось бы, значит, общество больно безнадёжно. Но такого быть не может, значит, противодействие насаждению лживой идеи будет обязательно. Что всегда в человеческой истории и было, с переменным успехом и с той, и с другой стороны. В наше время ставка властей и политиков на религию – это глупость. Религионизация способствует расколу общества, расколу в общественном сознании. Ложь – это безнравственно. Хотя и может являться допустимой в определённых ситуациях, при определённых условиях. Но религиозной моралью ложь провозглашается и объявляется Святою Правдою. Если в конфликте между нравственностью и устанавливаемой в обществе моралью, побеждает такая мораль – общество нездорово. Внедрение властями в общество ложных и лживых идей – это, кроме глупости, ещё и подлость, неуважение к своему народу, презрение к нему.

Сделал паузу, ожидая какой-либо реакции от Бога. Но тот сидел, задумчиво откинувшись на спинку дивана, не выказывал явного желания что-либо сюда добавить. Максим закончил свою речь окончательным приговором религии:

– Религиозная идея предопределяет для своих апологетов возможность утверждать, что только следующие этой идее могут быть истинно духовными людьми, а тот, кто ей не следует – потенциальный зверь, или больной, которого надо лечить. И говорить это можно с искренней верой, что это именно так и есть, и полагать также, что подобное допустимо говорить публично, вслух. И общество действительно на такие высказывания никак не реагирует, не осуждает, то есть, «по умолчанию» считается, что последователи этой идеи имеют право и на такие мнения, и на их публичное высказывание. Ведь по самой сути религиозной идеи так можно и должно думать, а следовательно и говорить. Такая идея является коварной и подлой, вредной для духовного здоровья общества, вредной для общественной философии и морали, для общественного сознания. Она насаждает в обществе ложь и лицемерие.

Сделал ещё паузу, вспоминая весь этот разговор – не упустил ли что-то в нём важное. Вспомнил его начало, сформулировал мысль, добавил:

– Мы против того, чтобы потребность в помощи для определённых людей в определённых ситуациях использовалась другими людьми для управления и манипулирования вообще всем обществом путём ввода его в жёсткую психологическую зависимость от искусственной, выдуманной религиозной идеи.

Бог посидел ещё молча, встал, прошёл к картине, долго её разглядывал. Вернулся, сел на диван.

– Максим, несколько последних тебе вопросов, как говорится, «на засыпку». Блиц-опрос по принципу «да-нет». Тебе нравится эта твоя картина?

– Да.

– Относишь ли ты её к своим лучшим творениям, ты ею гордишься?

– Да.

– Считаешь ли ты её каким-то вкладом в то, что может развивать сознание людей, отвергать их ото лжи и лицемерия?

– Тут односложно не ответишь... Хотелось бы на это надеяться. Понимаю, конечно, что ложь непобедима и неискоренима. «Ложь – неотъемлемая часть человеческой сущности», Марсель Пруст. Победить ложь невозможно, но и нельзя переставать против неё бороться. Прав Роман с его любимым девизом: «Может, и безнадёжны, но не бессмысленны усилия изменить людей и мир».У него есть такие строки:
– * –
Смысл нашей жизни всей в борьбе –
Разума с Глупостью,
Правды с Ложью,
Добра со Злом.
– * –
Победы нашей в той борьбе не будет,
обольщаться нам не надо.
Но вдруг борьбы не станет,
тогда уж точно –
Зло, Ложь и Глупость победят,
власть над нами утвердят,
всегда готовы к расширенью
сфер своих влияний.
– * –

– Согласился ли бы ты на моё предложение уничтожить картину?

Максим опешил.

– Нет, пусть не уничтожить, а просто спрятать её подальше, не продавать, никогда не выставлять на выставках.

– Что за нелепое предложение?

– Да или нет?

– Нет!

– Согласился ли бы ты на то, что картина будет представлена людям лишь при условии, что имя её автора останется для них неизвестным?

Опять загадка! Что-то сегодня Бог какую-то игру странную повёл... Никогда ранее за ним такого не было.

– А это ещё что за условие?

– Тогда сделаю небольшое разъяснение. Хочу узнать: настолько ли ты искренне желаешь людям добра, что готов пожертвовать славой в авторстве этой картины ради того, чтобы она была всё же доступна людям?

– Если бы действительно была такая ситуация, что это условие было бы обязательным и неизбежным, то ответил бы: да!

– Ситуацию усложняю. Согласился ли бы ты на то, чтобы автором картины значился не ты, а художник N? Естественно, ты понимаешь, кого я имею в виду.

– Почему именно он?

– Я же говорю, что ситуацию усложняю. Насколько мне известно, N – человечек довольно-таки подловатый. Так вот: готов ли ты принять именно такое условие?

– Слушай, ты не Бог, а прямо-таки Мефистофель какой-то... Ты же эту ситуацию свою до полного абсурда довёл. Добрая идея этой картины будет исходить от человека лживого и лицемерного. Нет, я на это не соглашусь.

– Ну, что ж, ты решение принял, картину я забираю себе.

В эту же секунду собеседника не стало, диван был пуст. Оглянулся на мольберт – картины тоже не было...

– Стой, Бог, стой! Я согласен!..

Ответа не было... Лишь было слышно, как стучали о раковину редкие капли, падающие из не до конца завёрнутого крана. Удар каждой последующей капли всё громче, громче, громче...

Открыл глаза. Сидит на стуле, перед ним мольберт с картиной. Лицо мальчика обращено прямо к нему, его мечтательный взгляд направлен чуть выше. Это был... сон?!

Встал: надо сделать последнее в работе – поставить подпись. Подошёл к мольберту, взял с поддона кисточку поменьше, хотел было пойти за тюбиком с краской... Мельком взглянул на правый нижний угол картины – на холсте аккуратно была выведена его подпись: «Максим С.»...

Читать полностью здесь