ПАМЯТНИК

ПАМЯТНИК

   Посёлок начали бомбить утром со шляха.

   Иван Фёдорович – пенсионер, одинокий, жена умерла два года назад, сыновья подались в Москву, чтобы найти работу, скрылся в погребе: переждать бомбёжку. Примерно через час  он выкарабкался и хотел направиться в дом, но, как и следовало ожидать, тяжёлая артиллерия, поотсекав вначале верхушки высокорослых тополей,  проутюжила и хозяйственные дворы, раскромсав  на ошмётки живое и неживое, попавшее под удар.

   Вместо дома, вырубленного из белого камня на буграх, у подножья которых и примостился небольшой посёлок, приманивающий взгляд густыми садами и высокими тополями,  Иван Фёдорович увидел груду камней, перемешанных с деревом, железом, стеклом.

- Собачья дружба, - с горечью вздохнул  он.- Дом на ноги уже не подниму и не поставлю, - бросил Иван Фёдорович, чувствуя, как в душе поднимается злоба. -  Но кое-что сделаю. Пусть помнят. Выгорит, так выгорит, а если нет,  так тому и быть. Суки. – Слов у Ивана Фёдоровича было, конечно, не в горстку, а  побольше, жизнь загнула его уже за седьмой десяток, да и работа была хлёсткая и матерная, не в кабинетах отсиживался, а рельсы и шпалы в морозину и спёкшуюся жару укладывал, но  задерживаться на других словах он не захотел.

   Порывшись в куче, которая была подобна мусорной свалке,  он, ковыряясь ногами и щупая руками, нашёл топор, пилу, снова залез в погреб, загнанный вглубь, и вытащил оттуда  моток колючей проволоки. Становилось жарко. Он сбросил фуфайку и посмотрел на солнце. Подставив лицо под тёплые лучи, подумал: «И грешнику, и праведнику одинаково ты светишь и всех греешь. Все мы для тебя равны. Не так, как для Бога». Мысль завинтилась бы и глубже, но Иван Фёдорович не стал нагнетать себя. Богу он отмолился, когда сыновья, загрузив чемоданы, мотнулись искать лучшую жизнь, а жену прибрало кладбище. 

   Взяв топор и пилу, он пошёл в сад, усеянный воронками. А какой сад был. Раскидистый, прохладный и сочный. Осенью замачивались яблоки, резались на кусочки, сушились для компота, вывозились на базар. Хозяйственное дело было.

   Сад сажал дед после войны и говорил, что человек должен родить сына, посадить сад и построить дом. Иван Фёдорович так и сделал. Троицу в охапку собрал, а дом  не по его вине выпал. Он снова почувствовал, как из души вынырнула злоба и словно кипятком ошпарила мозги, но он придушил её словами: а не пошла бы ты  на .....

   Спилив  три чудом оставшиеся яблони - пепенки, Иван Фёдорович начал обрубать ветки, ошкуривать стволы, делая увесистые колья и вбивая их вокруг разрушенного дома, натягивая между ними  колючую проволоку. Несколько раз он бросал работать. Его сбивала мысль, что его задумка, словно пузыри в лужах, когда идёт дождь.

   Во время работы  подъехал БТР, из которого высыпались солдаты и, заливаясь тяжеловесным смехом, направились к нему.

- Здорово, мужик, - по очереди сказали они, не пожимая руку. – Что ты тут мастеришь? На хрена колючей проволокой  дом окружаешь? Мины у тебя там что - ли? Сапёров сейчас вызовем

-- Да нет, - бросил Иван Фёдорович. – Сапёры не помогут.  Ума и силёнок у них не хватит.

- У наших сапёров всего хватает. Ты не темни. Говори, зачем колючей проволокой ограждаешь?

- Не видите.- Он осмотрел солдат: кутенята. Так называл он  родившихся щенков.-  Ослепли от войны.

   Круто завернул Иван Фёдорович. Не побоялся перехватить пулю, а поэтому и не стал сжиматься перед солдатами и разбавлять сказанное податливыми словами

- Ты поменьше гавкай, - услышал он в ответ. -  А ты мы тебя  в кучу завалим.

- Меня не пугай. Я пуганный, - не сгоняя угрюмость с лица, отрезал он.

- Ты не пуганный, а дурак. - Стерпел Иван Фёдорович. За спиной пусто, а перед лицом  чуть ли не десяток в чёрных масках. -  Говори. Что проволокой  окружаешь?

- Дружбу, - закосив улыбку, бросил он.

- Что?

- Оглохли. Дружбу.

   Солдаты растеряно переглянулись, пожали плечами, а потом снова вцепились в Ивана Фёдоровича.

- Это мы так бомбы называем, - зло отбил Иван Фёдорович.

- Ну, так бы и сказал сразу.  А то мы подумали,  - насмешливо бросил один, - что ты боишься, что воры залезут и растащат доски и камни.

Не волнуйся мужик.- Он попытался похлопать Ивана Фёдоровича, но тот оттянулся. - Война закончится на Украине, новый посёлок выстроим.

- И памятник о победе поставите?

- А как же, - весело подхватили солдаты. -  Такой отгрохаем. Гранит, мрамор, с надписями золотыми.

- Вижу я среди вас и русских, и украинцев. Дружбаны. – Иван Фёдорович помолчал. – А памятник после войны не нужно ставить. Он уже стоит..

 Ты что скульптор? Сам уже слепил, - насмешливо бросил кто-то

- Нет. Мужик я.

- А ну покажи, что за памятник? Оценим.

- Так он перед вами.

   Солдаты закружили взглядами по сторонам. Закружили бы и Ивана Фёдоровича матом и тычками, если бы он не  показал на разбитый дом.

- Да какой же это памятник? – Голосистые ребята попались. Раскатали смех, от которого и сами на карачки присели. -  Ты что рехнулся. Настоящих памятников не видели что – ли?

- Видел. В Москве, Киеве. Только там свои, а у меня свой. Мой лучше. Красивей.

- Это же куча дерьма, - крепко загоготали.- Под бульдозер и на свалку.

   День отступал. Пробивался закат, в который сваливалось солнце, оставляя на небе небольшие серые тучи, в которых медленно угасали солнечные лучи.

- А кто наклал, как вы  сказали эту кучу дерьма? Не вы? – бросил Иван Фёдорович, чувствуя, как в груди собирается холодок, обволакивая  громыхавшее сердце.

- Не доводи мужик, - даже скрипнули зубами.

- А вы и так уже доведённые. Дальше некуда. Стрельнуть хотите в меня. Давайте, - набирая силу, бросал Иван Фёдорович. -  Вы мой дом разбомбили. Я что любить должен вас. Становиться на колени. Хотите и жизнь забрать.  Ради этого ползать перед вами? Ни хрена не выйдет. Опоздали. Нет дома – нет и меня, -  рубанул он,  задёргавшись лицом. - Езжайте своей дорогой.  Стройте  гранитные, мраморные памятники. Я не ваш попутчик

- С мозгов схлопнулся мужик, - процедил водитель БТР -  Не видите что – ли.

- Это вы схлопнулись, - отрезал Иван Фёдорович. -   Бомбите, что попало. А мой разбитый дом это настоящий памятник.  Пусть стоит, пусть показывает, какая дружба между русскими и украинцами. Детей будем учить. Не словами, а наглядными пособиями.

- Да ну его на хрен,- бросил сидевший с  водителем. – Болтовню его слушать.  Поехали. У нас дела. Нужно перешерстить ещё и другие посёлки.

   Солдаты заскочили в БТР. Иван Фёдорович обошёл вокруг колючей проволоки, покрепче вогнал колья в землю.

- Памятники и дома  новые они буду строить. – Он сплюнул.  Вот это, - Иван Фёдорович посмотрел на разнесённый дом, - исторический памятник. Посмотришь на него и, если не дурак, то всё поймёшь. Нужно ещё доску найти, прибить к кольям и написать. «Памятник в честь дружбы русских и украинцев».

   В заваленной мастерской он нашёл стамеску, молоток и  до вечера высекал  слова, а когда темень накрыла посёлок, повесил на колючую проволоку доску с выбитыми буквами, натянул фуфайку и  залез в погреб.

   Рассвет уже разбивал ночную темень, солнце выкатывалось из-за бугров. Иван Фёдорович вылез из погреба и прошёлся по посёлку. Мужики и бабы  копошились возле своих домов, пытаясь сколотить из остатков что-то похожее на хибары.

- Бросьте это дело, - говорил он. – Памятники стройте.

- Ты что, Иван? – отвечали ему. -  Помешался. В чём-то нужно жить. Памятники на кладбище.

- А у нас что?  Не кладбище, - говорил он. – Пусть всё остаётся так, как есть. Обнесём посёлок  колючей проволокой.  Это и будет памятник о собачьей дружбе, а между кем и кем в школах и институтах научат.

- Фантазёр ты, Иван.

- Может и так. Только не фантазия наши дома раздолбала.

   На этом историю можно было бы и закончить, но от своих товарищей с Луганской области я узнал, что смели не только «памятник» Ивана Фёдоровича, но прихватили полностью и посёлок. Раньше со шляха можно было увидеть посёлок, похожий на огромную тополиную рощу, а сейчас ,  один бескрайний простор с вольным  гуляй - ветром,  катающим перекати-поле.