Обрывки мыслей

Вот так летишь себе по жизни стрелой безмятежно и уверенно, как вдруг от совершенно незнакомого человека слышишь фразу, обращенную даже вовсе не к тебе, совершенно невинную, но она по какой-то неизъяснимой причине вдруг впивается в мозг и не дает покоя, вызывая смутную тревогу и досаду. И ты понимаешь, что пришла пора выяснить, чем там внутри тебя занимаются тараканы, если посторонние случайные слова вызывают такой почти физический дискомфорт и едва сдерживаемые слезы.

Вот, например, гостиная с кухней. Типичный домик в деревне. Мое любимое место. Бревенчатые стены, светлые льняные занавески и бабушкины половички. Длинный дубовый стол, всегда горячий самовар, пахнущие ванилью и маком свежайшие баранки, темно-рубиновая сладость вишневого варенья в вазочке. В русской печи – казанок с тушеным мясом и грибами. На печи дремлет сиамский кот ученый – всегда готовый развлечь неторопливой беседой нежданного гостя, если вдруг меня не окажется дома. В приоткрытом окне – цветущая подруга-черемуха. В углу, в старинном резном буфете – склянки с зельями и ядами.

Или вот кабинет наверху. Тут живет мой глубокоуважаемый анимус, мой неустанный защитник. Камин с весело пляшущим пламенем, кожаный диван, два кресла. Окно плотно занавешено тяжелым темно-изумрудным бархатом. Обе стены полностью заняты книжными стеллажами до самого потолка. Есть все: от «Основ термодинамики» на санскрите до полного собрания сочинений Донцовой. Какие-то книги я не открывала столетиями, другие – зачитаны до дыр. В баре всегда можно найти выпивку по настроению – вино, пиво, ром… Аромат кожи, свежесваренного кофе и табака. Сиамский кот ученый сидит на книжной полке – а с чего бы вы думали он зовется ученым? Под ногами – шкура моего Врага. На каминной полке возле старинных часов – Тот Самый охотничий нож, которым я подрезала Те Самые парашютные стропы. И, конечно, мои обереги – варежки, связанные мамой незадолго до смерти, бабушкина антикварная австрийская шкатулка и прабабушкин тончайшей резьбы веер из сандалового дерева. До сих пор благоухает.

Спальня… Золотоампир, анжеликаикороль. Волшебное место. Туалетный столик с женскими шурушками, зеркало, красивое и умное. Длинные ноги, изящные кисти рук, белоснежные атласные грудь и плечи, вечно растрепанные короткие каштановые волосы, зеленые глаза в чуть-чуть морщинках, то плавные, то стремительные движения и жесты… Улыбаюсь. Знаю, что красивая. Бронзовые подсвечники на стенах, живой огонь, легкие тени мечутся по потолку. Огромное ложе, куда можно нырнуть вдвоем голышом и сбросив стеснительность – в омут.

Нежность и любовь, страсть и блаженство – эти стены видели все… И даже больше, чем все – мои сны. На полу блюдечко с кровью – для старой гюрзы, живущей под кроватью. По утрам эта старуха, ворча, наводит порядок после моих снов.

И вот спускаюсь по лестнице, и вдруг обнаруживаю под ней махонькую дверцу. Странно, раньше я ее не замечала… Открываю, протискиваюсь внутрь – темень, затхлость и еще что-то гнетущее и тягостное. Не успеваю сделать и шагу – и дверца со скрежетом захлопывается... и ключ поворачивается… с той стороны. Паника – это очень мягкое и толерантное по смыслу слово, не способное описать весь ужас, который приходится испытать от чувства, что это навечно. Глаза потихоньку привыкают к темноте, и можно разглядеть горы мусора, каких-то бумаг, коробок, сломанной мебели, детских игрушек, слоев пыли и пепла, все в какой-то липкой паутине… Ползучий страх и ощущение тяжелого тягомотного бессилия. И тут я вспоминаю, что уже неоднократно заглядывала в этот чулан, но всегда успевала в страхе сбежать, прежде чем дверь захлопнется. А сейчас… понимаю, что выйти смогу только после того, как разберу эти смердящие завалы. Не убежишь… Но когда что-то делаешь – не так страшно и противно.

Сметаю пыль и золу, каждый предмет тщательно изучаю – это мои мысли, чувства, ценности, убеждения… Что-то в камин, что-то в рамку и на стену. Пауков и тараканов всех построила, пересчитала и каждому задание дала. Иногда очень стыдно, плачу.

Спустя столетие вроде свет в конце тоннеля забрезжил. И уже можно было бы и выпустить меня в привычный мой уютный мир. Осталось только вон тот самый темный угол подмести. Я делаю шаг и… натыкаюсь на полуразложившийся зловонный труп. Оцепенение и неизбывный ужас буквально лишает способности шевелиться. И даже не возникает вопроса – а кто это? Я уже знаю. Это моя боль. Незалеченная рана, неотмщенное предательство, непрощенная обида, нерожденное дитя, проигранная битва – то, что незримо и неосязаемо сидит занозой внутри, и проявляется только мимолетным краешком сновидения, сводя на нет все мои благие помыслы и устремления. И выходов здесь только один – обглодать добела с костей полусгнившую плоть, прожевать и проглотить. Каждую косточку разгрызть и высосать давно протухший мозг. Стараясь от горечи не потерять сознание…

Сие невеселое действо приобретает особую изысканность, когда в процессе мертвец начинает говорить.