Серега

Серега Сафонов – самый красивый мужик в мартене. Гордый посад головы и профиль как у витязя с картины художника Васнецова. Вот только в серых глазах казалось навсегда застыл лед и улыбка редко гостит на его загорелом от пламени лице. Не шибко высокий он был каким-то ладным, законченным, не добавить и не убавить ничего. И все движения у него были законченные и красивые.
Вот он остановился передохнуть, опершись на лопату. В уродливой суконке и таких же штанах с прожженными дырами он все равно смотрится как манекен, который не портит даже эта одежка. И стоит так, что какому-нибудь местному Фидию впору ваять с него «Сталевара с лопатой» вместо привычной «Девушки с веслом».

А до этого он размеренно ходил по кругу вместе с полудюжиной других подручных и, зацепив лопатой из кучи магнезитовый порошок, забрасывал его в открытое, пышущее пламенем окно мартеновской печи. Эта операция называется подсыпка сталевыпускного отверстия. Тут требуется особая сноровка во владении лопатой. Кинуть нужно так, чтобы порошок летел кучкой, не рассыпаясь через всю печь, а это метров десять-двенадцать и точно попадал на отверстие летки. А с учетом того, что в момент броска в морду лица бьет пламя, в непринужденной грации, с которой Серега это делал и еще умудрялся, прикрываясь локтем заглянуть в печь, чтобы проверить, как лег порошок, был особый сталеварский шик.

Самый возрастной из подручных, где-то изрядно на пятом десятке, Серега давно мог быть сталеваром, как почти все его сверстники, но он пил. Причем запойно. Где-то раз в полгода комната в общаге, где он жил превращалась в притон. Алкаши со всего Тагилстроя стекались сюда и пили с ним на халяву, а потом он, пропив все свои деньги, продолжал пить за их счет, который, естественно, быстро заканчивался, что служило причиной выхода из запоя.
       Как-то раз,проходя мимо окон первого этажа общаги, где он жил, я услышал пьяный Серегин голос. Он обращался к кому-то из своих собутыльников: «Ты чё, принес?

«Солнцедар»? Да у меня в моче больше градусов, чем в этом дерьме! Я ж тебя, гада, «Портвейном» поил!». Стало понятно, что Серега находился в последней стадии запоя и скоро ожидался его выход на работу.
       Новичкам в цехе было очень удивительно, что запойные прогулы ему всегда сходили с рук. Начальство просто на них не реагировало, сразу назначая кого- нибудь ему на подмену. Но это делалось только в отношении Сереги. Со всем остальным за такие проступки расправлялись с «принциповою прямотой и беспощадной сувористью».

       Серега был вятский. В конце войны его в числе других пятнадцатилетних пацанов из вятских деревень мобилизовали в труд.армию и пригнали в Тагил работать в мартене. Тяжкий труд в «горячем» цехе и полуголодное существование были под силу не всякому здоровому мужику, их к тому времени в мартене почти не осталось, лег на плечи пацанов, которых необученными кинули сразу к печам. Там Серега и попал в беду. Работали тогда на мытой руде, и в плавление она так подрывала, что иногда волна шлака и металла выплеснув из печи, заливала всю рабочую площадку до пульта. Вот Серегу один раз и накрыло такой "волной" когда он площадку подметал у самой печи.
       Врачи говорят, что если у человека обожжено пятьдесят процентов поверхности кожи, то это почти всегда верная смерть. У Сереги сгорело семьдесят пять, но он выжил. Три года боролся со смертью. Три года мартеновцы сдавали кровь и кожу для Сереги. Десятки пересадок кожи и  переливаний крови вынес его организм, но потерял при этом мужскую силу.
      После выздоровления Серега вернулся в цех к мартену и сейчас дорабатывал до пенсии. Жил как получилось. К женщинам Серега подчеркнуто равнодушен. Может быть из-за того, что почти все вначале на него делают «стойку», но потом успокаиваются.