Изнасилования в Вермахте. Восточноевропейки.

Жорж Моссе в работе "Национализм и сексуальность" приходит к заключению, что Германский фашизм воспринимал недостаток сексуального самоконтроля как "свойство врагов упорядоченного общества. Враги общества и низшие расы в сознании расистов были идентичны, в то время как высшая раса позиционировалась как законодатель манер, морали и взглядов существующего общества".  Отношение нацистов к сексуальности, по Моссе, акцентировалось на доме, семье, сдержанности и дисциплине.

При Национальном Социализме сексуальное злоупотребление любого рода расценивалось и как противоестественное и как антиобщественное явление. "Те, кто не в состоянии управлять своими страстями, считались либо ненормальными, либо неизбежно скатывающимися к ненормальности".

Как высшая форма национализма, расизм поддерживал буржуазную респектабельность. Он подчёркивал разницу между грехом и добродетелью, необходимость разграничения между нормальным и ненормальным в соответствии с основополагающими правилами общества. Сторонящиеся норм, установленных обществом, подвергались всеобщему осуждению. Не сами половые акты считались отклонением от нормы, а общая физическая и умственная структура персон, злоупотребляющих ими. Такие персоны подлежали вычёркиванию из общества и нации (2).

Попытка Национального Социализма приблизить "эру дисциплины, морали и христианства" вместе с особой ролью, отводимой женщинам как проводникам "расы господ", неизбежно утверждали военное правосудие в особой опасности сексуальных преступлений против немецких женщин для Volksgemeinschaft (народного общества, как средства разрушения классового разделения). Однако, как отмечает Моссе, приоритеты режима часто вступали в противоречие с этими идеалами и практика показывает, что командиров и суды более заботили материи, отличающиеся от респектабельности, этикета и нацистской демографической политики (3).

Можно предположить, что в соответствии с нацистской расовой концепцией, нацистские суды должны были снисходительно относиться к солдатам, насилующим славянских женщин, что и провозглашают многие  учёные (4). Однако, судебные дела показывают иную картину, когда военнослужащие получали очень строгие наказания за сексуальные преступления против женщин восточной Европы.

Тем не менее, практика показывает, что командиры,  заведующие судами и суды, находящиеся в их ведении, относились к изнасилованиям скорее с военной практичностью, чем с идеологическими соображениями. Как и в случаях гомосексуализма, в случаях изнасилований суды демонстрировали сложную смесь умеренности и беспощадности. В противоположность гомосексуальным преступлениям, которые лишь иногда заявляли о "жертве",   при изнасилованиях всегда присутствовала жертва в самом прямом смысле этого слова. Поэтому сложно расценивать судебное преследование как драконовское или милосердное.

В рассмотренных делах восемьдесят преступников было приговорено к наказаниям от нескольких месяцев тюремного заключения за попытки изнасилований до смертной казни за совершённые изнасилования (5).  Как указывалось в главе 5, смертные приговоры за изнасилования выносились менее, чем в 1 процент случаев. В рассматриваемой выборке содержался один смертный приговор.

Уголовный Кодекс Рейха устанавливал минимальное наказание за изнасилование по статье 177 в виде одного года лишения свободы, а максимальное - в виде пятнадцати лет каторжных работ. Суды, разумеется, могли превышать эти рамки в соответствии с частью 5а Уголовного Кодекса Военного Времени. Несколько совершённых изнасилований повлекли минимальное наказание. Большинство попыток изнасилования повлекли как минимум шесть месяцев тюремного заключения.

Хотя большинство преступников совершили свои преступления ночью (и поэтому, скорее всего, при невыясненных обстоятельствах) или под угрозой оружия, несколько судов пошли на применение Постановления об Антиобщественных паразитах или Постановления против жестоких преступников, предоставляющих в их распоряжение драконовские меры наказания (6).

В то же время некоторые суды не стали применять (и даже обсуждать) стандартные положения против несанкционированного применения оружия.

В то же время, директива OKH мая 1940-го, призывающая к менее суровому преследованию за изнасилования, чем в мирное время, в рассматриваемой выборке имела незначительное упоминание и ещё меньшее применение, что говорит о высоком числе суровых наказаний.

Изнасилования: Восточный фронт.

Судебные дела не подтверждают мнения Майвалда и Мишлера о том, что нацисты поощряли изнасилования как часть расовой войны Гитлера на уничтожение востока. В поддержку своего мнения они цитируют требование фельдмаршала Кейтеля о том, что на востоке должны быть использованы все средства "даже против женщин и детей". Майвалд и Мишлер, однако, не приводят ни одного документа, приказывающего использовать изнасилования как часть военной стратегии (8).

Привлекая внимание читателей к значительным усилиям Вермахта по профилактике венерических болезней, авторы фактически подрывают свой тезис (9).  В Первую Мировую войну "плотский грипп" выводил из строя сотни тысяч немецких солдат. Вермахт делал всё, чтобы не допустить повторения этого. Во ВМВ действовала обширная система строго управляемых и медицински контролируемых борделей для снижения венерической заболеваемости (10). 

Вермахт также ввёл суровые наказания для солдат, беспечных настолько, чтобы идти на контакт с переносчицами соответствующих болезней (11). Стратегия "сексуального унижения" на востоке, то есть стратегия изнасилований как метода репрессий полностью саботировала бы эти усилия (12). Учёные также считают, что военное правосудие нацистов не считала изнасилования славянских женщин "преступлениями против морали" и поэтому преследовала таких преступников за "панибратство", "расовые преступления" и даже "сотрудничество с партизанами" (13).

Из судебных дел, однако, видно, что судьи (оккупантов) не увиливали и классифицировали сексуальное насилие, применённое к славянским женщинам, как изнасилование. Исключения из этого правила появляются на востоке (в экс-хазарии - прим.перев.), но многие суды также предпочитают называть сексуальное насилие против немецких женщин иначе, например, "пасквильное поведение" (libelous behavior) (14).

В Восточной Коллекции Центрального Документального Агенства содержится значительное количество судебных дел процессов против солдат, совершивших насилие против жителей восточных оккупированных областей. Однако, судебные дела не разрешают вопрос противоречивых последствий Указа о Юрисдикции Барбаросса. Наоборот, они вызывают ещё больше вопросов.

С одной стороны, 40 % осуждённых за изнасилования в Восточной Коллекции судебных дел насиловали восточных жительниц. Возможно, особое значение имеет то, что судебные дела, изученные для этого исследования, содержат только одно специфическое отношение к  "Указу о Юрисдикции Барбаросса". На первый взгляд кажется, что военные судьи в значительной степени игнорировали этот Указ.

Как считает Кристоф Расс (Christoph Rass), "жизненными интересами" Вермахта было, чтобы командиры требовали, а суды выносили на Востоке суровые приговоры. Сексуальные преступления ведут к девальвации целей оккупации и усилению проблем партизанщины, и к этому военная судебная система относилась очень серьёзно. В судебных делах суды постоянно апеллируют к целям оккупационной политики и чрезвычайному влиянию сексуального насилия на интенсивность партизанского движения.

Короче говоря, судебная система Вермахта сурово наказывала солдат Вермахта за преступления против советских граждан не из сострадания к ним, а для защиты текущих военных интересов.