Сергей Глазьев: Что нам мешает повторить опыт правительства Маслюкова?

В апрельском отчете Правительства перед Госдумой премьер Дмитрий Медведев отметил, что в России фактически началось создание прообраза экономики следующего десятилетия. Однако с этим многие не согласились... Своими оценками ее нынешнего состояния и мыслями о том, какой должна быть стратегия развития страны, делятся эксперты журнала 

Сергей Глазьев, 

Советник Президента РФ, академик РАН

Нынешняя кризисная ситуация в нашей экономике очень похожа на ситуацию 1998 года, разве чуть менее драматична. В обоих случаях мы столкнулись с резкой девальвацией рубля, неконтролируемой инфляцией, а экономика попала в стагфляционную ловушку. Выбор тогда был между двумя вариантами: Вашингтон рекомендовал поднять процентную ставку до 80, поскольку инфляция доходила до 20 процентов за месяц, не вводить никаких валютных ограничений и отдать все на усмотрение стихии рынка. Предполагалось, что установится новое равновесие и экономика воспрянет благодаря притоку иностранного капитала. В спасители нам предлагали “диктатора” аргентинских реформ Доминго Кавальо. 

Правительство Маслюкова отказалось от его услуг и вместе с Центробанком сделало все наоборот. Не подняли процентную ставку, наоборот, она стала отрицательной, установили валютные ограничения, причем зафиксировали валютную

позицию коммерческих банков, не стали ограничивать кредиты и практически заморозили курс рубля. Тогда впервые опробовали технологию рефинансирования комбанков от экспортных контрактов предприятий, пресекли взвинчивание монополистами тарифов (железнодорожники собирались поднять их в 3 раза!).

Благодаря этим простым мерам и вопреки советам монетаристов, предлагавших бороться с инфляцией путем сжатия денежной массы и повышения процентных ставок, мы получили «экономическое чудо». Суть его в том, что промышленность начала расти с темпом больше 1 процента в месяц, сколько сейчас мы даже за год не добираем, а инфляция снизилась втрое. 

Сегодня все делается наоборот. Последствия налицо – российский рынок превратился в Мекку для спекулянтов. На колебании курса рубля образуются гигантские сверхприбыли за счет обесценения рублевых сбережений и доходов граждан. За два года они составили порядка 50 миллиардов долларов. Получается, что вся российская экономика работает на спекулянтов, а они переводят сверхприбыли в офшоры.

Как возникла стагфляционная ловушка? Повышение процентных ставок в соответствии с рекомендациями МВФ и ухудшение условий кредита сделали невозможным эффект импортозамещения. Вместо него предприятия предпочли поднять цены вслед за повышением цен на импорт. В результате после скачка цен вследствие девальвации рубля экономика подверглась второму инфляционному удару из–за роста процентных ставок и сокращения оборотного капитала. Причина одна – заинтересованность весьма влиятельных игроков в российской экономике в валютно–финансовых спекуляциях, которые дают астрономическую прибыль. Она–то и мешает развернуться в сторону реального сектора.

Думаю, если бы мы после дефолта 1998 года взяли на вооружение монетаристские рекомендации, разразилась бы экономическая катастрофа и страны уже не было бы. Что нам сегодня мешает повторить спасительный опыт правительства Маслюкова? Я не понимаю. 

Константин Бабкин, 

президент ООО «Новое Содружество» и ассоциации «Росагромаш»,

председатель Совета ТПП РФ по промышленному развитию и конкурентоспособности экономики России

В этом году исполнится 25 лет с начала проведения экономических реформ, которые встроили Россию в мировую экономическую систему сырьевым придатком. Отсюда наши сегодняшние серьезные проблемы. Нужна активная государственная экономическая политика, которая обеспечит хозяйство дешевыми ресурсами, стимулирует производство низкими налогами, поддержит экспорт и позволит людям реализовать свои способности. 

Власть говорит о низком уровне безработных, но если взять не только официально зарегистрированных, но всех нетрудоустроенных, кто ищет место, то в совокупности это будет 5,5 процента экономически активного населения. Прибавьте полтора миллиона охранников, которые стоят у каждой двери и не производят ничего ценного. Плюс полтора миллиона бухгалтеров, которые делают по большому счету ненужную работу, поскольку в России бухгалтерия и финансовая отчетность устроены сложнее, чем во многих развитых странах.

Путь борьбы с недовостребованностью человеческого капитала, которая у нас очень высока, известен – создание качественных рабочих мест. И прежде всего – в селе, которое по количеству незанятых значительно опережает город. За последнюю четверть века производство продовольствия удвоилось во всех регионах мира, в России же оно упало на 40 процентов. 

Дело не в экономических санкциях против России. Все наши проблемы больше внутреннего порядка. Базисом экономической политики должны быть не столько реакции на внешние раздражители, сколько анализ и создание равных условий конкуренции для российских производителей.

В Швейцарии, например, дотации фермерам составляют 900 евро на гектар обрабатываемой площади, в России — 5, которые к тому же распределяются непрозрачно и достаются далеко не всем. Соответственно, нам нужно либо повысить дотации, либо защитить крестьянина пошлинами или квотами. Или же обеспечить его гораздо более дешевым ресурсом, чем у швейцарского фермера. Евросоюз не стесняется применять ограничительные меры путем введения больших пошлин и квот на импорт зерна, из–за чего мы не можем продать странам ЕС ни одной тонны зерна. 

Не надо бояться ограничительных мер, главное — правильно их применять. В этом году рост российского сельхозмашиностроения достиг 25 процентов и не только из–за девальвации рубля, но и благодаря программе субсидирования крестьян на четверть стоимости сельхозтехники. К сожалению, с этой программой многие в Правительстве борются, сокращая ее долю в бюджете.

Даже если мы вложим все нефтяные доходы в инфраструктуру, наша страна без реального сектора ничем не оправдает свое существование. В экономике основным направлением я предлагаю сделать промышленное и аграрное развитие. При адекватной стратегии, разумных налогах и ставке Центробанка наши темпы развития станут измеряться двузначными цифрами.

 Александр Аузан,

член Экономического совета при Президенте РФ

По поручению Председателя Правительства я возглавлял большую группу экспертов, которая предложила новые подходы к созданию стратегии развития. Смысл в том, чтобы сначала определиться, куда идет Россия. Вопрос оценки результатов нашего движения зависит от понимания того, откуда мы шли и куда пришли.

На мой взгляд, момент наивысшего успеха нашего государства – это 60–е годы прошлого века, когда СССР лидировал в освоении космоса, создании атомной промышленности, кстати, сланцевые технологии тоже наше изобретение. Это была социально привлекательная держава и одновременно общество, пораженное экономикой дефицита. Такое противоречие привело к появлению транзитного тренда. Предложу гипотезу. В 90– е годы мы перешли не к рыночным демократическим системам, а от экономики дефицита – к обществу потребления.

Этот невиданный в истории, успешный переход к лопающемуся от бессмысленного потребительства социуму завершился к 2007 году. Он имел свои фазы формирования. Первоначальный расчет на то, что рынок все расставит по своим местам, не учел такую вещь, как трансакционные издержки: при наличии тех или иных сил сопротивления, неравномерного распределения богатства не возникает автоматического равновесия и эффективности. Стали заимствовать западные институты, но они не приживались в России или же изменяли свою природу. Долго боролись за закон о банкротстве, а потом обнаружили, что он оказался замечательным инструментом рейдерского захвата.

Отсюда моя вторая гипотеза. Мы имеем вполне совершенные экономические институты, но определенного вида (их называют экстрактивными, то есть институтами извлечения ренты. - Л.Г.). Они позволяют узкой группе граждан управлять экономикой государства для собственной выгоды и препятствуют остальным извлекать для себя выгоду из участия в экономических отношениях. Поэтому призывы совершенствовать институты меня пугают. Это ведет к еще большему извлечению ренты – монопольной, административной и всякой другой.

Третье. Сформировавшееся на экстрактивных институтах общество потребления, разумеется, не способно к развитию. На оппозиционных площадках 2011 года и во властных поворотах 2014 года возникал по сути один и тот же вопрос: куда дальше идти? Как сделать, чтобы страна была великой, имела большие задачи, лидировала в научно–техническом, экономическом и социальном творчестве? Нельзя ли, решая задачу сытости, одновременно вернуться к вопросу о долгосрочных целях развития?

 Это и есть главная развилка сегодняшнего дня. Поэтому тот поиск, который сейчас начался в области долгосрочного развития на 15–20 лет и попытки выйти из ловушки экстрактивных институтов, которые маргинализируют Россию в мире, это попытка, завершив вопрос о транзите в общество потребления, открыть новые задачи для движения страны вперед.