Всем убежденным сталинистам посвящается - 2 (продолжение) Отрывок из романа "Поезд следует в ад"

Утро красит нежным цветом

Стены дре-евнего Кремля!

Вилен Сидорович открыл глаза, услышав с детства знакомые радиопозывные. То, что он увидел вокруг, заставило его снова зажмуриться от удивления - а потом снова медленно-медленно разлепить веки. Неужели померещилось? Нет, все правда.

Вместо выцветших старых обоев - золотистый накат на стенах. Потолок почему-то был очень высоко - метра три с лишним, никак не меньше. По сравнению с убогой клетушкой хрущевской постройки, в которой он жил последние сорок лет, не квартира, а настоящие хоромы. И мебель хорошая - крепкая, добротная, без всяких финтифлюшек. Такой сейчас уже не делают.

Только вот инвентарные бирки с номерками зачем? Вилен Сидорович не сразу вспомнил, что теперь квартиры предоставляют трудящимся вместе с мебелью.

- С добрым утром, дорогие товарищи! Начинаем утреннюю гимнастику.

Вилен Сидорович бодро вскочил с кровати. Куда только подевались привычная гипертония, остеохондроз и хруст в суставах! Он чувствовал себя бодрым и молодым, аккуратно и быстро застелил постель, поставил подушку уголком и поискал глазами, где бы заняться зарядкой. А, вот и гантели лежат под шкафом рядышком, будто дожидаются.

- Виля, яичницу будешь? - дверь чуть приоткрылась, в комнату заглянула Зина в цветастом ситцевом халатике. В руках какая-то кастрюлька, волосы повязаны белой косынкой, капли воды после утреннего умывания еще висят на ресницах... Она тоже была молода! Ну, не девчонка, конечно, лет тридцать пять на вид, но какое свежее, хорошее было у нее лицо! Куда там нынешним размалеванным кикиморам. Вилен Сидорович не выдержал, сгреб ее в объятиях и закружил на руках, напевая:

- Мы - кузнецы, и дух наш молод,

  Куем мы счастия ключи!

- Отпусти, сумасшедший! - завизжала она, заколотила его кулаками по спине, но совсем не больно, а скорее шутя.

- Поставь меня на место! Что за обращение с лучшей стахановкой на заводе! Я на тебя жалобу напишу, - она уже смеялась, - в комитет советских женщин!

А он все кружил ее на руках, радуясь своей мужской силе и ее гладкому, упругому телу под халатиком. Ничего, что кричит! Если сердится, то притворно.

Так и есть - отсмеявшись, Зина обняла его за шею, поцеловала и уже серьезно спросила:

- Что с тобой сегодня?

Ну, не рассказывать же ей правду! И что теперь правда - непонятно... Вилен Сидорович только крепче прижал ее к себе, зарылся лицом в пушистые волосы и тихо ответил:

- Ничего, это я так. Красивая ты у меня очень.

- Ну, уж ты скажешь! - фыркнула Зина, поправляя сбившуюся косынку, но Вилен Сидорович все равно видел, что ей приятно, - Нашел время для глупостей. Давай быстрее, завтракать пора, а то дети в школу опоздают.

Только сейчас Вилен Сидорович заметил фотографию в рамочке, что стояла на комоде. Серьезный подросток в белой рубашке и девочка лет десяти в пионерской форме возле толстой, старой березы. Наверное, в пионерлагере летом. От завода путевки достались под Тарусу.

Он с пронзительной остротой понял вдруг, что это его дети - желанные, загаданные, которых не было никогда. Мальчик на Зинаиду больше похож, а девочка - вся в него, просто копия. И имена у них хорошие, правильные имена - Дамир (это сокращенно “даешь мировую революцию”) и Сталина, Сталька, Сталечка, в честь любимого вождя и учителя. В один миг он вспомнил как они когда-то учились ходить, говорить, разбивали коленки, рисовали палочки в тетрадках... Все было - и двойки, и слезы, и корь со свинкой. Зато растут они теперь, ясноглазые и крепкие, будущие счастливые граждане великой страны.

Вилен Сидорович почувствовал, как глазам стало изнутри горячо и влажно. Только вот заплакать еще не хватает от умиления!

- Зин, ты иди, я сейчас, - он осторожно поставил ее на ноги, поцеловал в шею, - сейчас приду.

В ванной он долго умывался, отфыркиваясь от холодной воды (горячей почему-то не было), хотел было побриться, но потом передумал. Холодной водой как-то неприятно, да и бритва на полочке была только опасная. Такую и в руки взять страшно с непривычки! Вилен Сидорович поскреб щеку ладонью и решил, что сойдет и так.

За столом на кухне дети сидели уже одетые, умытые, Сталька с заплетенными косичками, у Дамира волосы топорщились ежиком.

- Новым трудовым почином ответил весь советский народ на призыв партии и правительства выполнить пятилетку в три года, - монотонно бубнило радио.

Зина раскладывала еду по тарелкам и говорила без умолку:

- Я вчера так удачно талоны отоварила - и на сахар, и на масло, и на крупу! Яйца вот еще достались... И стоять пришлось совсем недолго - часа полтора, не больше.

Вилен Сидорович покосился на сероватую, неаппетитную массу в тарелке и тоненький ломтик яичницы, сиротливо лежащий у самого края. Всего три - ему и детям, себе не положила... Овсянка, сваренная на воде, на вкус была вряд ли намного лучше той, что давеча досталась Крошке. Вилен Сидорович отхлебнул жидкий чай, пахнущий веником. Вот чай заваривать Зина никогда не умела, что правда, то правда. Почему-то вспомнил с тоской ближайший оптовый рынок, где даже на его пенсию вполне можно было купить еду. Ну, может, не самую лучшую, зато всегда без очереди, и поторговаться можно... Он, правда, сразу же одернул себя - нашел, о чем жалеть! Подумаешь, талоны! Главное, что все по справедливости.

- Виля, собирайся, а то на смену опоздаешь, - напомнила Зина, - тебе же в первую сегодня!

И то правда. Вилен Сидорович залпом допил остывающий чай, подхватил пиджак со стула и направился к двери. Пока он надевал ботинки (хорошие такие, добротные, фабрики “Скороход”), радиоприемник вдруг будто сам собой включился на полную мощность и сообщил совершенно замогильным тоном:

- Органами правопорядка разоблачена деятельность группы вредителей в тяжелой промышленности.  Наймиты иностранных разведок уже арестованы и в ближайшее время предстанут перед судом..

Фу-у, даже мурашки по спине! До сих пор одно вредительство кругом, а мы еще сетуем на временные трудности. Сейчас-то им спуску не дают, а знали бы люди, что будет, если дать им разгуляться! Вилен Сидорович вспомнил почему-то журналы с голыми девками в киоске и наглые рожи по телевизору. Фиг вам, господа жулики! Ничего у вас не получится.

С этой мыслью Вилен Сидорович вышел на улицу. Утро было солнечное и ясное. Солнце уже пригревало, и деревья стояли в золотом уборе осенних листьев. Вилен Сидорович вспомнил, как давеча шел по бульвару с кошелкой - совсем как тогда... Только он теперь не убогим стариком шаркает, нет, - идет мужчиной-молодцом, как и мечтал! Есть у него теперь и семья, и работа любимая, и квартира - не чета прежней, а главное - есть цель и смысл в жизни. Рабочий человек, коммунист, хозяин своей судьбы, он сумел-таки переломить обстоятельства... Да что там - почти чудо совершить! Вилен Сидорович немного гордился собой. Про Шарля де Виля вспоминать почему-то не хотелось. Гораздо приятнее было думать, что он сам добился того, что мечта его стала явью, и постепенно Вилен Сидорович и сам начал верить в это.

Занятый своими мыслями, он и не заметил, как оказался возле заводской проходной. Со всех сторон стекались люди, многие его узнавали, здоровались, и радостно было идти с ними вместе! Хоть песню запевай, как на первомайской демонстрации.

Он уже дошел до проходной, и пробил табель привычным движением, когда сзади на плечо легла чья-то тяжелая рука. Вилен Сидорович обернулся - и увидел двоих крепких молодых людей в одинаковых серых шляпах и габардиновых плащах. Знакомые, что ли? Только вот не похожи они на рабочих, ох, не похожи...

- Гражданин Поликарпов? - деловито произнес тот, что был чуть повыше ростом.

- Да... - собственный голос прозвучал робко и жалобно, будто блеяние овцы, обреченной на заклание.

- Вы арестованы. Пройдемте.

- Я? За что? - он еще попробовал возмутиться, но горло перехватило. Да как же может такое быть? Это других арестовывают правильно - вредителей, изменников, шпионов, про которых каждый день пишут в газетах. Но ведь он-то честный человек!

“Серые плащи” не удостоили его ответом - быстро, споро подхватили под руки и вывели на улицу. Был еще страшный момент, когда пришлось идти сквозь толпу, и люди расступались перед ними, будто боясь случайно прикоснуться.

- Что случилось-то? - полюбопытствовал какой-то молодой парень в замасленном комбинезоне.

- Да вот, вредителя поймали...

Вилен Сидорович дернулся, как от удара. Хотелось крикнуть, что это все неправда, просто какая-то ошибка произошла, но почему-то он смолчал и опустил голову.

Во дворе их ждал автомобиль - фургон веселенького ярко-голубого цвета с надписью “Пейте советское шампанское!”. Только вот не было внутри бутылок с игристым содержимым, которое пьют веселые люди в особых случаях - на Новый год там или на свадьбу.

Были только лавки вдоль стен, и ничего больше. Наверное, на большее количество арестованных был рассчитан веселый фургон, но сегодня Вилен Сидорович оказался там один.

Пока ехали, трясло и качало. Вилен Сидорович еще пытался собраться с мыслями, и представлял себе, как он твердо и спокойно объяснит следователю, что никакой он не вредитель. Объяснит на пальцах, так убедительно и логично, что просто невозможно будет ему не поверить. И как потом во всем разберутся, и выпустят (может, еще извинятся даже). И как пойдет он домой, к Зине и детям, а вечером сядут они за стол, и скажет он со смехом, как бы между прочим: “А вот со мной такое недоразумение приключилось сегодня...”

- Выходи, приехали! - грубый голос прервал течение его мыслей. Вилен Сидорович довольно неловко выпрыгнул наружу. Он еще успел несколько секунд посмотреть, сощурившись, на ясное осеннее солнце, которое светило даже здесь, в тесном внутреннем дворике, - тюремном, наверное - сквозь металлическую сетку, натянутую сверху, сквозь колючую проволоку...

И глухо стукнуло сердце, как будто только сейчас откуда-то из потаенных глубин существа пришло, наконец, понимание, что солнышко это он видит последний раз в жизни.

- Вперед, не оглядываться!

Вилен Сидорович уже решил вести себя спокойно, чтобы не усугублять своего положения. Пока его вели куда-то бесконечными коридорами, он еще пытался держать себя в руках. И только потом, когда завели в какой-то тесный закуток, выкрашенный противной зеленой краской, он не выдержал и тихо спросил:

- Да люди вы или нелюди? Совесть-то есть у вас?

На лицах молодых людей, что арестовали его - мужественных, деловитых, и на удивление одинаковых, будто и впрямь не люди они, а роботы, не дрогнуло ничего. И глаза смотрели так же спокойно. Почему-то это было так страшно, что Вилен Сидорович не выдержал, и зашелся в отчаянном, не человеческом даже, а зверином крике. Он как будто ослеп и оглох от ужаса и сознания близкой гибели, перестал осознавать происходящее вокруг, только выл, как попавшее в капкан животное.

- Молчи, падло! - крепкий кулак врезался куда-то в солнечное сплетение, оборвав его крик. Дыхание сразу перехватило от боли. Вилен Сидорович хватал воздух губами, как рыба, выброшенная на берег, и все никак не мог продышаться. Удар тяжелым ботинком по голени свалил его с ног. Потом били еще - ногами и резиновыми палками, а он только ползал по заплеванному полу, стараясь как-нибудь скорчиться поудобнее, чтобы прикрыть руками лицо и пах. Он уже начал терять сознание, когда сквозь боль и мутную дурноту услышал чей-то противно-бодрый голос:

- Куда его?

- Давай в бокс пока, пускай охолонет. Да крантик отверни слегка, чтоб капало только...

Чужие грубые руки сорвали с него одежду. Потом, голого и окровавленного, вытащили в коридор, впихнули в неглубокую нишу, с усилием захлопнули двери... Да так и оставили.

Сначала было облегчение - все-таки не бьют больше. Но минут через десять (может, больше, может - меньше, он совсем скоро потерял счет времени), Вилен Сидорович подумал, что лучше бы уж били. В узком и темном пространстве можно было только стоять - или висеть, опираясь на чуть согнутые колени. Тесно так, что шевелиться просто невозможно. Откуда-то сверху на голову лилась холодная вода - не то, чтобы сильно, а так, тонкой струйкой. Совсем скоро начали мучительно ныть все мышцы и суставы, затекшие от неподвижности. Казалось, что не вода капает на голову и стекает по плечам и спине, а расплавленный свинец, прожигающий плоть до костей.

Но хуже и страшнее всего были ужас и отчаяние человека, запертого в тесном и неудобном пространстве. Кажется, гроб и тот просторнее... Сколько еще придется провести вот так - день? или час? или это уже навсегда? Вилен Сидорович еще пытался кричать, хотя остатками рассудка понимал прекрасно, что никто его не услышит, а услышат - только хуже будет. Он кричал, пока не сорвал себе голосовые связки, и только тихий хрип вырывался наружу из сорванного горла. И когда сознание, наконец, окутала спасительная темнота, он воспринял ее с радостью, как избавление.

Когда через десять часов - как раз перед началом ночной смены у следователей - пришел надзиратель, гремя связкой ключей, и двери бокса, наконец, отворились, арестованный, занесенный в регистрационную книгу под номером 3380/2578, выпал на цементный пол - да так и остался лежать. Лицо его почти не отличалось по цвету от бледно-серой штукатурки, губы посинели, и только легкое поверхностное дыхание выдавало, что человек этот жив пока и не избыл своего срока страданий.

Потом пришел врач - тюремный врач, много чего повидавший на своем веку. В воздухе остро и резко запахло нашатырным спиртом, и веки заключенного дрогнули. Врач удовлетворенно хмыкнул и воткнул ему в руку толстую иглу. Через несколько минут щеки заключенного чуть порозовели,  он пришел в себя окончательно и сел на полу.

Только вот в глазах его больше не было ни проблеска разума. Вилен Сидорович окончательно перестал понимать, кто он такой и где находится. Он смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, но взгляд не фиксировался на предметах, как у новорожденного младенца. Арестант улыбался бессмысленной улыбкой идиота, качал головой будто в такт ему одному слышной мелодии и слюна стекала по подбородку тонкой струйкой. Когда принесли одежду, он долго не мог сообразить, как надеть брюки и как застегнуть пуговицы на рубашке. Надзирателю пришлось помогать.

Когда арестованного ввели в кабинет, следователь Гордеев - плотный краснолицый мужчина с университетским “ромбиком” на лацкане пиджака - только головой покачал. Ну, в самом деле, что за материал присылают! Краше в гроб кладут. Вечно сержантский состав переусердствует. Как теперь с таким работать?  Он выложил на стол тоненькую папку с делом и бодро спросил:

- Ну, что, гражданин Поликарпов, будем сотрудничать со следствием или как?

Вилен Сидорович опустился на краешек стула, осклабился в бессмысленной улыбке и радостно закивал. Ободренный таким началом, следователь положил перед собой чистый лист бумаги и приготовился записывать.

- Значит, на вашем заводе действительно существует вредительская организация?

Вилен Сидорович так же продолжал монотонно качать головой - вверх-вниз, как китайский болванчик.

- Кто вас завербовал?

Арестованный издал горлом какой-то непонятный звук, что-то вроде “гы-ы”, и закивал еще быстрее.

- Отвечайте по существу!

Следователь направил свет настольной лампы в лицо арестованного, но тот не поморщился и не отвернулся. Только теперь, заглянув в пустоту его глаз, за которой больше не было ничего человеческого, Гордеев понял, наконец, что дальше спрашивать бессмысленно. Он махнул рукой и принялся заполнять бланк протокола допроса. Не упускать же такую возможность!

Писал он долго. Все это время Вилен Сидорович продолжал все так же бессмысленно улыбаться и кивать головой. Следователь поймал себя на том, что торопится поскорее покончить с этой работой, чтобы можно было дать команду увести арестованного - уж больно тяжелое впечатление он производил. Гордеев, конечно, всякое повидал за годы службы в органах, но находиться рядом с безумным было все равно, что смотреть в бездонный темный колодец.

- Подпишите ваши показания!

Вилен Сидорович уставился на лист бумаги, заполненный непонятными для него черными закорючками. Отдельные слова он еще мог прочитать, но в целом смысл документа был ему совершенно непонятен. Внизу страницы были чьи-то имена и фамилии, аккуратно выписанные в столбик, но и они ничего ему не говорили. Только одно имя показалось ему смутно знакомым, как будто он его уже слышал когда-то, давным-давно... Красивое имя - Зинаида Поликарпова. На секунду в памяти возникло женское лицо - серые глаза, русые волосы, мягкие губы... Потом и оно исчезло. Важно теперь было другое - удержать в дрожащих пальцах ручку с “вечным” пером и понять, что с ним делать дальше.

- Вот здесь, внизу страницы распишитесь.

Руки почему-то слушались намного лучше, чем голова. Вилен Сидорович поставил привычный росчерк там, куда указал толстый волосатый палец нового знакомца и очень обрадовался, что все так хорошо устроилось. Следователь сразу же забрал листок протокола и нажал кнопку вызова охраны. Оставаться наедине с арестованным ему было по-прежнему неприятно.

- Можно забирать, Сергей Михалыч? - в дверях кабинета показалась круглая добродушная физиономия выводного надзирателя  Бондаренко, - что-то вы быстро сегодня.

Гордеев поморщился. Не дело, конечно, младшего состава вникать в тайны следствия, но сержант Бондаренко, всего год назад приехавший из деревни, при всей своей недалекости отличался редким упорством, учился на высших курсах НКВД и каждую свободную минуту зубрил учебники. Так, глядишь, через пару лет ровней станет, соседний кабинет займет... Мало ли их уже выслужились до самых высот, этих выдвиженцев из народа?

- Неужто сознался уже? - восхитился Бондаренко, - ну вы ас, Сергей Михалыч! Настоящий профессионал.

Но Гордеев почему-то совсем не радовался легкой победе. Он смотрел на арестованного, который все так же кивал головой, раcкачивался взад-вперед всем телом и скалил зубы в этой ужасной идиотской улыбке - и на душе было гадко и неспокойно.

- Дурак ты, Бондаренко. Дело политическое, это понимать надо! Показательный процесс будет, а какой из него теперь свидетель? Позор один.

Он еще подумал немного и коротко приказал:

- В расход его. Доктору потом скажешь - пусть оформит, как надо. Ну, там инсульт или сердечный приступ...

Вилен Сидорович с удовольствием посидел бы еще немного, но его зачем-то заставили встать и снова повели куда-то. Идти пришлось долго, все больше вниз по длинным, бесконечным лестницам. Ботинки без шнурков противно хлопали по ногам, будто шлепанцы. Один раз он споткнулся и чуть не упал. Чужие руки с трудом удержали его.

Потом его силой поставили на колени, в затылок уперлось что-то холодное и твердое,  на весь подвал ахнул выстрел…