Всем убежденным сталинистам посвящается! (отрывок из романа "Поезд следует в ад"

Вилен Сидорович шел по тропинке через пустырь. Проклятая кошелка подпрыгивала на каждой колдобине и противно скрипела. Почему-то идти пришлось очень далеко, и он быстро выбился из сил. А казалось-то поначалу - рукой подать... Он уже поругивал себя за  неосмотрительность. Ведь правду говорят - дурная голова ногам покоя не дает! Ну, что бы стоило автобуса подождать?

Он оглянулся назад. Нет, возвращаться тоже далековато.

А солнце уже припекало. Надо же - осень, а какой теплый день выдался! Над пустырем висел туман. Сухие травы тонули в  молочно-белой пелене, и даже остов недостроенноего стадиона (ах да, точно! Это же стадион был) казался сказочным воздушным замком из старой детской книжки, покоящимся на облаках.

Вилен Сидорович прищурился. Это даже не туман как будто, а какое-то странное марево, состоящее из целого роя стеклянных мушек, сверкающих на солнце. Он шагнул в это живое, шевелящееся облако - и почувствовал, что теряет сознание. Вот она, гипертония - чуть понервничал, и уже приступ! Вилен Сидорович вспомнил наглую девицу в метро - и чуть не заплакал от обиды и унижения. Туман сгустился вокруг него, потом мухи стали черными...

Где-то здесь, в нагрудном кармане, должны быть таблетки. Дрожащими пальцами Вилен Сидорович потянулся за лекарством. Ах, вот, слава богу. Теперь - под язык, осторожненько, и надо подождать, пока подействует, глаза прикрыть даже можно, отдохнуть...

Лекарство подействовало неожиданно быстро. Дурнота прошла, Вилен Сидорович открыл глаза - и снова зажмурился. Почему-то под ногами вместо утоптанной земли был выщербленный, потрескавшийся асфальт, и только кошелка на колесиках все так же стояла рядом, как верный пес. Может, показалось? Он открыл глаза снова - медленно, осторожно, как в далеком детстве, когда с ребятами играли в прятки во дворе. Пожалуйста, ну пусть все будет как раньше!

Бесполезно. Пейзаж вокруг него был другой, совсем другой. Вместо яркого солнца - пасмурное небо, затянутое серыми облаками. Вместо пустыря - узкий переулок, вплотную застроенный старинными особняками. Только в центре и сохранились такие.

Как это я сюда попал?

Вилен Сидорович был в полном недоумении. Неужели он каким-то образом смог проехать пол-Москвы в бессознательном состоянии, и даже не помнить - как? Не дай Бог, старческий маразм начинается.

Он решительно двинулся вперед. Так или иначе, надо возвращаться домой. Плохо только, что он совершенно не представлял себе, где находится. Как назло, кругом - ни души, даже дорогу спросить не у кого.

Ему показалось, что в окне мелькнул свет. Значит, здесь все-таки есть кто-то! Он поднял голову и прочитал на табличке: “Пыхов переулок, 14”. Знакомое название. Где-то он слышал его совсем недавно.

Вилен Сидорович задумался. Почему-то вспомнить, откуда он знает название переулка, показалось ему вдруг очень важным. Слово “маразм”, внезапно всплывшее в мозгу как красный сигнальный флажок, и перспектива провести остаток жизни в интернате среди выживших из ума стариков и старух так напугали его, что он отчаянно цеплялся за каждый лоскуток памяти. Хотя бы себе самому хотелось доказать, что он еще в своем уме. Буквально по минутам он вспоминал сегодняшний день. Так заядлый курильщик ищет завалявшуюся в пачке последнюю сигарету. Вроде бы ничего особенного и не было - встал, позавтракал, с Крошкой погулял...

Ах, да! Газета! Это те жулики, которые счастьем торгуют. Вилен Сидорович вспомнил - и обрадовался. Ноги уже сами несли его к черной железной двери. Когда он нажимал на звонок, то и сам не понимал толком, чего собственно хочет - скандал устроить, как собирался давеча? Или дорогу спросить? Или... просто удостовериться, что все это ему не приснилось?

Дверь открылась сразу. Вилен Сидорович поколебался еще немного - и зашел внутрь. Замок с противным лязгом захлопнулся у него за спиной. Даже неудобно как-то стало - и что теперь делать? Несколько минут он стоял, оглядываясь по сторонам. Нет, на бордель совсем не похоже - все строго, солидно, ничего лишнего. Коридор заканчивался массивной дверью с табличкой “директор”. Вилен Сидорович все еще раздумывал, что делать дальше, когда дверь чуть приоткрылась.

- Вы ко мне? Проходите, пожалуйста.

На пороге стоял невысокий, лысоватый, приветливо улыбающийся мужчина в строгом костюме. Ну, вылитый Алексей Федорович - председатель профкома на заводе! Тот тоже был такой - улыбчивый, вежливый, простой, и никогда зря не морил народ в приемной.

Вилен Сидорович прекрасно понимал, конечно, что это ошибка и приятный человек принял его за кого-то другого. Нет у него никаких дел здесь и быть не может. Но так захотелось зайти, побеседовать, почувствовать себя нужным и интересным для кого-то хоть ненадолго!

Он аккуратно прислонил свою кошелку к стене. Тащить ее за собой показалось неудобно. Авось, не сопрут, люди солидные.

Хозяин кабинета жестом указал на массивное кожаное кресло.

- Присаживайтесь. Может быть - чай, кофе?

Вилен Сидорович промычал что-то невнятное. А в самом деле - хорошо бы сейчас чайку горячего! И не этой гадости в бумажных пакетиках, что воняют какой-то парфюмерией. Того, настоящего, из пачки со слоном, что раньше в заказах к празднику давали.

Неизвестно откуда прямо перед ним на столе вдруг оказался стакан с чаем в серебряном подстаканнике. Его собеседник, сидя напротив него, жмурился как кот, прихлебывая такой же чай из такого же стакана.

- Люблю, знаете, настоящие напитки! Простите, не знаю ваших вкусов, потому и взял на себя смелость предложить то, что сам пью обычно. Никакой суррогат не сравнится! Вы согласны?

Вилен Сидорович кивнул. Чай действительно был выше всяких похвал. Даже Зина-покойница такой заваривать не умела.

- Ох, простите, - спохватился вдруг хозяин, - забыл представиться. Меня зовут Шарль де Виль.

Вилен Сидорович сразу напрягся. Иностранец? Этого еще не хватало! А вдруг - шпион? Он так разволновался, что даже чай пролил себе на колени. Отставив злополучный стакан подальше, он осторожно спросил:

- Сами-то - издалека будете? А откуда так хорошо по-русски говорите? Учились?

Его собеседник добродушно махнул рукой. Казалось, он не заметил настороженности, почти враждебности в тоне вопросов.

- О, да, издалека! Знаете, какой переменчивой иногда бывает жизнь? Но вырос-то я здесь, под Москвой, в детском доме МОПРа. Слышали про такие? Так что здесь моя, как говорится, вторая родина. А если разобраться - так и первая.

Вилен Сидорович наморщил лоб, пытаясь вспомнить. Верно ведь, было такое! В газетах писали про специальные детские дома, где воспитывались сыновья и дочери иностранных коммунистов, жестоко преследуемых на родине за свои убеждения. И такой гордостью наливалось сердце за свою страну - самую лучшую, самую великую и справедливую в мире, которая через огромные расстояния протягивает руку помощи всем угнетенным и обездоленным! Тогда у пионерских костров пели песню про веселого барабанщика, и казалось, что совсем чуть-чуть осталось до торжества мировой революции. Что совсем скоро рабочие поднимутся против угнетателей - помещиков и капиталистов, и наступит время “Земшарной республики Советов”... Даже обидно было - ну, почему они медлят? Зачем терпят эксплуатацию?

- Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо... - тихонечко напел Шарль де Виль - хорошая песня! Детство - оно ведь не забывается. Счастливое было время.

Он помолчал недолго, чуть улыбаясь, будто погруженный в приятные воспоминания. Потом заговорил снова - медленно, с чувством:

- Столько лет прошло, но я все равно остался убежденным марксистом. Скажу вам откровенно - просто больно смотреть, что происходит сейчас в Советском Союзе! Простите - бывшем Союзе. Даже название не смогли удержать. Люди отказались от ценностей, ради которых боролись и умирали их отцы и деды. Все поклоняются чистогану, просто помешались на деньгах. А что в результате? Преступность, наркомания, СПИД... Вы уж простите меня за резкость, но скажу откровенно - страна просто катится в пропасть!

Вилен Сидорович смотрел на него, не отрываясь. Это же надо - иностранец, а как все правильно понимает! Сразу видно, умный человек.

- А пожилые люди вроде нас с вами зачастую оказываются несправедливо забыты. Брошены на произвол судьбы, так сказать. Оставлены на обочине жизни - продолжал он, явно увлекшись этой темой.

Вилен Сидорович посмотрел на него с удивлением. Ну, “вроде нас с вами” - это он загнул, конечно. Больше пятидесяти на вид ему не дашь. Ишь, гладкий какой... Хотя кто их знает - там, за границей-то?

- Но поверьте - не всем безразлична эта вопиющая, я бы сказал, ситуация. Наша компания представляет собой общественное объединение на добровольных началах, которое ставит своей целью помощь людям, которые не смогли или не захотели по тем или иным причинам вписаться в дикий капитализм. Настоящим людям.

Он испытующе посмотрел на него:

- Надеюсь, вы меня понимаете?

Вилен Сидорович слушал его, почти не дыша, боясь пропустить хоть слово. Неужели - правда? Он боялся поверить, а так хотелось!

- Это что, вроде комитета ветеранов, что ли? - осторожно спросил он.

Его собеседник неопределенно пожал плечами.

- В общем, да. Что-то вроде того.

И непонятно добавил:

- В том числе.

Потом деловито раскрыл толстый блокнот:

- Итак, я вас внимательно слушаю. Чего вы хотите? Точнее - чем я могу вам помочь?

Вилен Сидорович не нашелся, что ответить. Трудно ведь - вот так, сразу...

- Ну, это... Чтобы пенсию прибавили!

Шарль де Виль пометил себе что-то и деловито переспросил:

- На сколько?

- Ну... Тыщи на две!

- Простите, я должен уточнить - две тысячи чего?

- Рублей, конечно! Не копеек же, - выпалил изумленный пенсионер и сразу же пожалел об этом. А вдруг бы долларами заплатили? Чем черт не шутит!

- Так, хорошо. Что еще?

Вилен Сидорович молчал, глядя в пол. То есть на языке вертелось еще много чего - и продуктовые заказы, и хорошая ведомственная поликлиника, и из лекарств чтобы бесплатно выдавали в аптеке не только самые дешевые... Но Вилен Сидорович вдруг ясно ощутил, что все это - не то, что нужно. Не то, о чем стоит думать и говорить сейчас.

А собеседник его шелестел бумагами на столе и вроде бы даже не обращал на него внимания. Что-то просматривал, подшивал степлером, раскладывал в папки... И тихонечко мурлыкал себе под нос:

Средь нас был юный барабанщик,

В атаку он шел впереди.

С веселым другом барабаном...

Вилен Сидорович почувствовал, что краска стыда заливает ему щеки. Только что осуждал рвачей и хапуг, у которых деньги - главное в жизни, а сам-то чем лучше? Пенсию прибавить... Ведь что могут изменить все эти подачки? Лишний килограмм колбасы купить можно будет? А зачем? И никакие  лекарства не сделают его молодым и сильным. И ничего не изменится - как правили в стране жулики, так и будут править.

Однажды ночью на привале

Он песню веселую пел,

Но пулей вражеской сраженный,

Допеть до конца не успел.

Cлушая эту песню, Вилен Сидорович ощутил такую тоску по своей молодости, по друзьям, работе - всему, что окружало его тогда. И Зина была молодой и веселой, и ходили они вместе в кино, на танцы в клуб, на первомайские демонстрации... Трудно жили, но весело!

Вилен Сидорович почувствовал в горле большой, горький  шершавый комок. И глаза какие-то подозрительно мокрые... Он смахнул слезу рукавом и твердо сказал:

- Ну ее, эту пенсию. Ничего мне не надо.

Шарль де Виль поднял глаза от своих бумаг.

- Вот так-таки и ничего? Совсем?

- Совсем.

- То есть вы вполне довольны тем, как живете сейчас? Примите мои поздравления, вы - счастливый человек!

Вилен Сидорович только рукой махнул.

- Да нет... Какое уж там - доволен! Только  не нужны мне подачки.

Шарль де Виль возмущенно всплеснул руками:

- Что вы! Кто говорит о подачках? Мне очень жаль, если вы меня поняли именно так.

- А что же тогда?

- Вот это уже деловой разговор, - Шарль де Виль снова раскрыл свой блокнот, - я хочу знать, чего вы действительно хотите.

- Чего я хочу - то невозможно.

- Ну, например.

- Ну... хочу опять быть молодым!

- Когда – сейчас?

Ну уж нет! Вилен Сидорович даже испугался немного. Так хоть пенсию платят, немного, зато регулярно, а если молодой – шалишь, не будут больше! И что тогда делать? На завод не пойдешь, стоят они, а торговать и воровать – не приучен.

- Вы хотите снова оказаться в прошлом?

Вилен Сидорович задумался. А ведь, пожалуй, что и нет! Только в детстве и ранней юности было у него ощущение себя как части чего-то большого, мудрого и значимого, великое чувство восхищения и любви к совей стране - и одновременно принадлежности к ней. Куда все это ушло потом? Пропало, испарилось, разменялось на мелкие житейские дрязги. Наверное, мучительно было бы жить и знать, что все скоро кончится. Снова пережить крушение идеалов – участь незавидная.

Видимо, сомнения отразились на его лице, и Шарль де Виль это заметил. Он подумал немного и серьезно спросил:

- А если бы и прошлое можно было изменить – что бы вы сделали?

Вилен Сидорович вспомнил холодный промозглый мартовский день в пятьдесят третьем году, когда объявили по радио “С глубоким прискорбием... после тяжелой болезни...” И плакали старики, плакали девушки, весь мир казался осиротевшим. Даже непонятно было - как теперь жить? Как жить, если он умер?

- Да если бы Сталин не умер в пятьдесят третьем… -  ответил он и осекся. Слезы душили его – впервые, пожалуй, за долгие годы. Такой человек, а вот не уберегли!

Его собеседник сразу оживился:

- Да, незаурядный был человек! Великий, я бы сказал.

Шарль де Виль произнес эти слова вполне серьезно, но по лицу его пробежала нехорошая усмешка. Пенсионера Поликарпова это сначала покоробило немного, но он вскоре успокоился. Ну, может, просто нервный тик у человека!

- А если бы он был жив? И даже бессмертен?

- Ну, тогда бы, наверное, уже коммунизм построили! - Вилен Сидорович почувствовал, как у него просто дух захватило от такой перспективы, - были бы заводы, фабрики... Реки бы повернули вспять! Пустыни бы оросили! За Полярным кругом бы яблони цвели! Эх, да что там говорить - великая была бы страна.

Вилен Сидорович подумал немного и добавил:

- И уж точно, не дожили до такого позора, чтобы капиталистам кланяться и у немцев гуманитарную помощь принимать. Это же мы их победили! А теперь выходит - что они нас.

Шарль де Виль посмотрел на него с уважением.

- Да, картина впечатляющая. Знаете, редко приходится встречать человека, который думает об общественном благе.

Вилен Сидорович даже приосанился:

- Нас всегда так учили. Общественное - выше личного!

- Ну, хорошо. А какова была бы ваша жизнь? В ней бы, наверное, тоже что-то изменилось?

- Да, конечно. Уж до такой старости собачьей не дожил бы! Жил бы, работал... Токарь-фрезеровщик шестого разряда – это вам не баран чхнул. Техника-то шагала вперед ого-го как! Каждый год производительность росла, планы перевыполняли. Цены снижали, между прочим, регулярно! И все, заметьте, своими силами, без всяких там умников-иностранцев, что сейчас понаехали.

Вилен Сидорович осекся и осторожно посмотрел на своего собеседника - понял, что сказанул лишнего. А ну, как обидится? Но тот, казалось, даже не заметил, только записывал что-то в свой блокнот. Вилен Сидорович успокоился и бойко продолжал:

- Зарплату бы хорошую получал. Жили бы с Зиной в центре, в отдельной квартире, а не в этих... зажопинских выселках. От каждого, как говорится по способностям, каждому - по труду. Детей бы завели двоих - мальчика и девочку, - он вздохнул, - так-то нам детей, как говорится, Бог не дал.

- Бог? - Шарль де Виль искоса посмотрел на него.

Вилен Сидорович отвел глаза. Как он только догадался? Бог действительно тут был ни при чем. Зина забеременела в пятьдесят пятом, через год после свадьбы. Жили тогда в коммуналке, тридцать душ на пять комнат. Какие дети! Хорошо еще, как раз тогда аборты делать разрешили... Зина пошла в медсанчасть при заводе, вернулась через три дня бледная, как смерть, легла на кровать, повернулась лицом к стене, долго плакала и разговаривать не хотела. А потом - не получалось больше.

- Ну, Бог там или не Бог... Словом, не было у нас детей.

- Хорошо, - Шарль де Виль покладисто кивнул, - значит, если я правильно понял вас, пожелания следующие: Сталин - бессмертен, страна живет и развивается по намеченному им курсу, вы - ценный сотрудник гиганта индустрии, у вас есть квартира, хорошая зарплата, семья, уважение в обществе... Все так?

- Так. - Вилен Сидорович сжал потные ладони. Господи, чего еще желать-то? Но почему-то ему вдруг стало страшно.

- Если условия вас устраивают, мы можем поговорить об оплате.

Вот тебе и раз! Вилен Сидорович опешил даже. Какая оплата? Сначала ведь помочь обещали!

- Нет у меня денег, - буркнул он.

- А кто говорит о деньгах? Я вполне понимаю, что у честного человека в наши дни их нет и быть не может. Да и как можно оценить  деньгами, если человек душу вкладывает в свою мечту?

- Ну, и что? - Вилен Сидорович посмотрел на него исподлобья. Что-то темнит иностранец, ой, темнит! - я бы тоже душу продал за такое, да кто ее возьмет?

- Я. - Шарль де Виль смотрел ему прямо в глаза и говорил совершенно серьезно, - я согласен купить вашу душу.

Бог ты мой, да он сумасшедший! Вилен Сидорович всполошился. Надо же, казался таким приличным человеком. А я-то, старый дурак, сижу, уши развесил. Уходить надо, и побыстрее.

- Ну, спасибо за чай, приятно было познакомиться, я, пожалуй, пойду... - он пытался встать на ноги, но почему-то не смог.

- Не смею вас задерживать, - вежливо ответил Шарль де Виль, сложив руки на груди и чуть откинувшись в кресле.

А Вилен Сидорович все медлил, все не уходил, словно незримая, но мощная сила держала его здесь. Да что уж там говорить - уходить ему совсем не хотелось.

А этот чертов иностранец смотрел на него и чуть-чуть улыбался. Будто знал, что никуда он не уйдет, что сейчас ему легче поверить в самую нелепую выдумку, чем вернуться опять в свою скучную, вымороченную жизнь. Наконец, пенсионер сдался.

- Что делать-то надо? - угрюмо спросил он.

- Да ничего особенного. Просто подписать - вот здесь.

Вилен Сидорович взял протянутую ручку и листок бумаги. Руки дрожат, буквы расплываются, без очков он ничего не видел, но почему-то ему было уже все равно.

- Где расписаться-то?

- Вот здесь, где галочка.