Назойливость и бессилие "экспертов".

 
Чуть сокращенный вариант этого текста, в значительной степени навеянного размышлениями над тем, что автору довелось наблюдать, время от времени посещая «Публичные лекции Полит.ру», был предложен научному редактору Полит.ру и по совместительству модератору Лекций. Г-н Долгин, однако, не счел материал достаточно интересным для опубликования. Тем не менее, автор полагает, что читателям будет нелишне ознакомиться с его видением ситуации, равно как и с предположениями насчет умалчиваемых целей Проекта.
 
                                                                I
 
Эксперт – специалист, дающий заключение при рассмотрении какого-либо вопроса. Вполне понятно, что никто не может запретить любому специалисту, либо возомнившему себя таковым, отваживаться на выдачу заключений. Однако не менее ясно и то, что было бы крайне опрометчиво на основании одного лишь непрошеного заключения провозглашать самозванца экспертом, а тем паче следовать его рекомендациям. Таким образом, энтузиастический порыв в лучшем случае остается втуне, а в худшем – вызывает озабоченность психоаналитиков, а то и, не приведи Господь, психиатров.
Статус эксперта специалист обретает вследствие обращения к его услугам сообщества граждан, корпорации (в широком смысле этого термина), ведомства, государства, меж/надгосударственной структуры, а то и всего человечества. Отказ же от них возвращает его в первобытное состояние.

Право заказчика утвердить на роль эксперта того или иного профессионала не подлежит сомнению, что зачастую приводит к прелюбопытным коллизиям даже в тех отраслях знания, где на помощь исследователю всегда готов придти математический аппарат и наличествует возможность установления истины не путем более или менее изощренных умствований, но на основании опыта, который в силах повторить любой толковый специалист, располагающий соответствующим лабораторным оборудованием. Казалось бы, на современном уровне знания куда как просто договориться насчет согласованной точки зрения на процедуру хлорирования птичьих тушек, тем более, когда речь идет о сохранении или потере не так чтобы весьма уж жирных барышей, однако  нет! И далеко не последние в своей области ученые, ЕС и Россией удостоенные статуса экспертов, твердят о безусловной угрозе этого метода для здоровья всех, кто отведает подобного продукта, в то время как их коллеги, не менее уважаемые, но возведенные в аналогичный статус на американском континенте, в Южной Африке и Китае, не только напрочь отрицают любые опасения, но и напирают на непревзойденную эффективность именно этого способа обработки умерщвленных пернатых в благородном деле предохранения потребителя от сальмонеллеза и прочих напастей.
Что уж говорить о тех сферах, где нет и намека на единомыслие даже касательно смыслового наполнения самых базовых терминов и понятий, где процесс обретения истины отягчен застарелыми идейными распрями, неурегулированными конфликтами между бесчисленными школами и направлениями, и все происходит в исключительно тяжелое для науки время, когда во главу угла ставится оригинальность точки зрения, а на духовном горизонте едва ли не каждого мыслящего тростника маячат Рефлексия и Когнитивность – эта небесные возлюбленные всякого заядлого постмодерниста. При этом камнем преткновения выступает не какая-нибудь курятина, но прошлое, настоящее и будущее народов и государств, в конечном счете, сам ход (исход?) мировой истории. При подобных ставках плодотворна ли позиция якобы беспристрастного и якобы вооруженного силой экспертного знания наблюдателя? И насколько она нравственна? Да и возможна ли она в раздираемом острейшими политическими, межгосударственными и межцивилизационными противоречиями мире? А внятная идеология в данном контексте – это гарантия объективности или, напротив, свидетельство заведомой ангажированности?
И последнее. Даже при наличии у специалиста бесспорного статуса эксперта немаловажно не только четкое понимание градации статусности, но и повышенное внимание к целому ряду привходящих обстоятельств, ибо эксперт ООН – это одно, а эксперт московского отделения Фонда Карнеги – согласитесь, совсем другое.
II
 
С лета 2007 г. приблизительно раз в полгода в Москве проводятся Ходорковские чтения. Открывая Первые, г-н Рогинский заявил, что «…социологи, юристы, историки, экономисты и другие профессионалы будут… размышлять о сегодняшнем и завтрашнем дне России». Но не любые. Как показала практика, среди профессионалов осуществляется отбор. И хотя научное руководство Полит.Ру, по всей видимости, во всеоружии внятной идеологии, полагает, что на Чтениях представлены «ведущие отечественные исследователи социальной реальности», это не совсем так. В Чтениях, за редчайшими исключениями, принимают участие только те, кто разделяет стремление устроителей «отдать дань мужеству Михаила Борисовича Ходорковского», проявляет к нему «чисто человеческое сочувствие» и, с разной степенью последовательности, искренности, а то и неистовства, почитает ХМБ как неправедно осужденного предпринимателя-виртуоза, гиганта мысли и потенциального отца русской демократии. А уж насколько их взгляды корреспондируют с реальностью, в том числе и социальной – дело, как говорится, десятое.
(Интересующимся, отчего автор избегает аббревиатуры МБХ, укоренившейся среди прогрессивной общественности, рекомендуется ознакомление с «Рассуждением на открытие сезона «Публичных лекций Полит.Ру». Режим доступа: http://vladmolod60.livejournal.com)
Если обращаться к стенограмм Чтений хотя бы с годичной отсрочкой (а именно такой практики придерживается автор), сразу же выясняется весьма невысокая научная ценность этих своеобразных посиделок единомышленников, проходящих в присутствии благожелательной и нетребовательной, тщательно отфильтрованной аудитории, а стилистика мероприятий невыразимо напоминает, казалось бы, окончательно канувшие в небытие слеты для обмена опытом передовиков того или иного труда. В данном случае – оппозиционного.
Внимания и комментария заслуживают лишь отдельные эпизоды
 
III
 
При утверждении В. А. Рыжкова одним из содокладчиков по теме «Политические институты России: трансформация, реставрация или имитация?», которой открывались Вторые чтения, роковым образом не был учтен один существенный момент. А именно, с некоторых пор заявления бывшего депутата Государственной Думы позволяли осторожные предположения, что наблюдается трансформация отставного генерала НДР в отчаянного гоголевского поручика. В этой связи, по уму, был бы не лишним нарочитый приказ затыкать ему рот во время горячих дел (к каковым, в рассуждение пропагандистских баталий, вне всякого сомнения, может быть отнесена заявленная тема), да, видимо, политкорректность не велит. Само же выступление свидетельствует о близости завершения этого печального процесса, ибо, едва оказавшись на трибуне, он тотчас же почувствовал бранный задор, все пошло кругом в голове его: «Путинское государство – это классическое авторитарное государство. Подтверждение тому вы найдете в любом политическом словаре. Все признаки совпадают идеально».
Подозреваем, что на самом деле г-н Рыжков никогда не открывал даже какой-нибудь откровенной макулатуры, вроде однажды попавшейся автору «Политологии», под редакцией Д. Е. Погорелого (М., Эксмо, 2008). В подобных изданиях, согласно классификации Е. Вятра, и к вящей радости энергичной демократизаторши г-жи Ворожейкиной, обожающей высокомерно порочить свободный выбор суверенных наций, «российский авторитаризм» относят не к классическим, но к неоавторитарным режимам, отличительным признаком которых является (только не смейтесь!) сосредоточение «власти в руках правящей элиты при формально существующей оппозиции и системе конкурентных выборов». Аналогичной точки зрения придерживается и г-н Фурман. В ходе дискуссии, последовавшей за его лекцией «Проблема 2008: общее и особенное в процессах перехода постсоветских государств», автор попросил лектора перечислить признаки предложенной им «имитационной демократии». Ответ оказался на редкость простодушным: если при формально демократической конституции складывается «…ситуация, в которой ни разу не было прихода к власти оппозиции». Когда же лектору было предложено проанализировать послевоенную историю Японии, модератор поспешил увести разговор в сторону. Автор подтвердил бы свое изложение соответствующей цитатой, если бы не обнаружил, что этот фрагмент вообще исчез из «стенограммы», чему он, в общем-то, не особенно удивился. Всего лишь частный случай того, как внятная идеология властно понуждает ее носителей к использованию предосудительных технологий. Существа вопроса: с Японией-то что будем делать? – это не снимает. Неужели к авторитарным режимам подверстаем?

Серьезная наука, разумеется, не прибегает к сомнительным ухищрениям и поэтому далеко не столь категорична. Обратимся к фундаментальному семитомному «Lexikon der Politik» (München, Verlag C. H. Beck, 1995—1998). В нем представление типов авторитарных режимов  и их признаков (по Х. Линцу) предваряется важным разъяснением: «В современной политологии концепция авторитаризма разрабатывалась в рамках категории нелегитимной власти, прежде всего, методом сопоставления с тоталитаризмом… Поскольку… обе концепции являются спорными, а большую часть разногласий составляет определение их признаков, до сих пор не выявлено однозначного и общепризнанного различия». Единственным общим признаком авторитаризма, отличающим его как от тоталитаризма, с его отсутствием любого плюрализма, так  и от демократии, где плюрализма, по всей видимости, в самый раз, является (опять-таки по Линцу) «ограниченный плюрализм» (begrenzter Pluralismus). А плюрализм – это что? «Строго говоря, плюрализм это теория о сотрудничестве, признающая многообразие интересов не только непреложным фактом, но и позитивной основой для процессов развития и формирования данных обществ с целью их улучшения».
Итак, спорные системы взглядов и теории, трудно применимые на практике… Изощренное, немногим доступное занятие. Однако его промежуточные и редуцированные результаты могут быть с успехом задействованы в пропагандистских кампаниях. Но этого никогда не поймут невежественные оппозиционные горлопаны, а их эрудированные собратья никогда в этом не признаются.
 
IV
 
На Третьих чтениях проф. Кременюк, которого, как представляется, привело на них не преклонение перед ХМБ, но любопытство наблюдателя «за эволюцией либеральной мысли», попытался донести до собрания, что отношение к власти как внутри страны, так и за ее пределами, определяется не степенью либеральности системы, но тем, «насколько удачно или неудачно… власть… выполняет свои функции». И с восхитительным пренебрежением к предрассудкам и заблуждениям целевой аудитории привел вполне убедительный пример: Путин начал «…с борьбы за единство страны – Чечня. Кровавая война и т. д. Но население поддержало его».
Из зала раздались выкрики и выпады, переросшие в общий шум, однако  модератору удалось кое-как урезонить оскорбленных в лучших чувствах радетелей независимой Ичкерии.
(Пытливые умы никогда не перестанет занимать вопрос: а если бы у них было право на оргвыводы? Интерес далеко не праздный. Ведь проговаривалась же М. Гайдар в предвыборном азарте и с неуемной мстительностью потомственной прогрессистки, что в случае возврата к власти с деятелями «чекистского режима» они будут общаться исключительно на суконном языке уголовного процесса: «Признаете ли вы свою вину?»)

Но осадок от рассудительного выступления г-на Кременюка, по-видимому, остался. И окончательно успокоить растревоженные сердца вызвался Л. Гудков. Ссылаясь на данные социологов школы Левады, он заверил собравшихся, что с весны 2000 г. «…соотношение противников войны и сторонников ее продолжения до победного конца составляло примерно 60 к 30… (…) Эти данные ясно и недвусмысленно указывают на отсутствие поддержки руководства в этой войне».
«Как вы считаете, сейчас следует начать/продолжать наступление федеральных войск в Чечне или следует начать мирные переговоры с руководством Чечни?», вопрошали социологи вплоть до октября 2001 г.
Позднее «начать/продолжать наступление» было заменено на «продолжать военные действия».
Примерно с начала 2003 г. из текста исчезает «руководство Чечни».
А к 2007 г. вопрос выглядит совсем уж непристойно: «Как вы считаете, сейчас следует продолжать боевые действия в Чечне или начать мирные переговоры с «боевиками»?»
Все высказавшиеся за переговоры автоматически зачислялись в стан противников войны.
Оставляя за скобками методологическую некорректность педалирования слов «мир» и «война» при опросе населения, которое привычно, почти рефлекторно «стоит за дело мира», а любые тяготы и лишения принимает с обреченным вздохом: «лишь бы не было войны», следует отметить, что даже осознанно высказавшийся за переговоры респондент, разбирающийся в политических и правовых аспектах чеченских событий, вовсе не обязательно является противником войны. Строго говоря, к ним могут быть отнесены только те, кто выступает за переговоры немедленные и без всяких предварительных условий. А результатом переговоров, по их мнению, должно стать если не признание Российским государством суверенитета и государственной независимости Ичкерии, то, во всяком случае, возвращение к довоенным реалиям.

Ущербность социологии, отказывающейся от уточняющих, позволяющих выявить «скрытый смысл» вопросов, наглядно продемонстрировали парламентские выборы 1999 г. К тому времени число граждан, согласно методике левадовской школы, являвшихся противниками войны, достигало 30%. Однако партия «Яблоко», за которую еще летом намеревались отдать свои голоса около 15% опрошенных, и чей лидер в ходе предвыборной кампании публично выступил против масштабной контртеррористической операции и восстановления суверенитета России на всей территории Чечни, едва преодолела 5%-ный барьер. Никакого драматического изменения позиции партии по важнейшим проблемам внутренней и внешней политики в то время не отмечается, так что простой здравый смысл вынуждает связать этот катастрофический обвал с выявившейся позицией партии по Чечне. И куда же запропастились пять из шести якобы антивоенно настроенных граждан? Тем более, что речь идет о «выборах с выбором», об утрате которых (по мнению автора, мнимой) по сей день не устает кручиниться модератор Публичных лекций Полит.Ру; о выборах, которым предшествовала беспрецедентно острая борьба, когда правозащитники всех мастей развернули  оголтелую кампанию по очернению руководства страны.
(Ретроспективно, упорный протест г-на Явлинского против пересечения российскими войсками Терека особенно забавен в свете того, что уже вскоре наиболее дальновидные идеологи сепаратистов, например, Х.-А. Нухаев, уподобившись одной из мандельштамовских цыганок, соглашались на возвращение под российскую юрисдикцию всей равнинной Чечни и, не исключено, удовольствовались бы даже одним Итум-Калинским районом. Ибо принципиально вполне достаточно было бы и окончательного отказа России даже от нескольких сотен км² своей суверенной территории в пользу государства сепаратистов. Как говорится, лиха беда начало. Впрочем, серьезные аналитики вряд ли когда-либо воспринимали экс-лидера «Яблока» как политика с государственным видением проблем.)
Масштабные боевые действия в Чечне завершились во второй половине марта 2000 г. взятием Комсомольского. 20 апреля было объявлено об окончании войсковой части операции, и начался вывод войск. После этого настаивать на «продолжении наступления» мог только респондент с идиотической воинственностью кадета Биглера. Прочим оставалось высказаться за переговоры. Скорее всего, имея в виду переговоры об условиях капитуляции остатков мятежников.

11 июня указом Президента главой администрации Чечни был назначен А. Кадыров. Очень может быть, что и после этого ученики Левады продолжали считать неизвестно где мыкавшегося Масхадова и его приспешников «руководством Чечни», но весьма сомнительно, что лояльные граждане, не до конца ослепленные риторикой оппозиционных СМИ, разделяли их заблуждения. Так за переговоры с кем они высказывались?
Бессилие «социологии подписантов» (г-н Гудков безотказно подписывал многочисленные обращения в пользу мятежников) подтвердило фиаско «Яблока» на выборах 2003 г., когда российская версия «голубей» не прошла в парламент и даже в Москве, оплоте либерализма и антиимперскости, уступила «Родине».
Вероятно когда-нибудь исследователь, усидчивый и чуть менее брезгливый, займется поисками ответа на вопрос, почему в последующих опросах Левада-центра присутствуют «боевики», и не свидетельствуют ли кавычки, что сплоченный коллектив считает головорезов Умарова борцами за свободу, а его самого легитимным правителем Кавказского эмирата. Но поскольку к «силе экспертного знания» прямого отношения это не имеет, позволим себе сосредоточиться на другом.
Выступая на Вторых чтениях, г-н Долгин, очевидно, сознавая, что без этого обладателям «силы экспертного знания» уже никак невозможно объяснять обескураживающие результаты выборов и добросовестных опросов, заговорил о «некотором общем нарастании страха» и даже предложил ввести (на первое время только для экзит-пулов) «коэффициент искажения», связанный с уменьшением свободы». Дескать, опричники вконец распоясались, а народишко, подлец,  привирает, опасаясь мести вышеизложенных палачей.
Случись такое, какие же распрекрасные времена настали бы для самозванных обладателей «силы экспертного знания»! Это ничего, что среди граждан России только 2—3% (а именно эти цифры раз за разом дают опросы Левада-центра) выражают сочувствие ХМБ. Так ведь запуганы, бедолаги. Зато они, разглагольствующие на Чтениях, без сомнения, записные удальцы, а быть может, и «человеки из железа». Как бы не так! Ведь одновременно 16% тех же якобы трусливых граждан на несравненно более опасный, в рассуждение гипотетических последствий, вопрос: «То, что в руках В. Путина сосредоточена сейчас практически вся власть в стране, идет на благо России или не приносит России ничего хорошего?» совершенно безбоязненно отвечают: «Не приносит России ничего хорошего».
 
V
 
Не исключено, что у народа, от века славящегося своей неразборчивой жалостливостью, и Чикатило заручился бы участием 2—3 человек на сотню. Любой же не столь одиозный душегуб, эдакий рядовой Ванька-Каин, наверняка вызовет несравненно более массовое сострадание.
Это соображение, обнажает всю вздорность горячечных упований на то,  что ХМБ, буде он обретет свободу, разом превратится в важнейшую политическую фигуру, способную консолидировать оппозицию и возглавить народное движение против ненавистного прогрессистам режима. Карликовые оппозиционные структуры, быть может, и сплотятся вокруг незадачливого нувориша (и то сказать, вокруг кого только они ни норовили объединиться, а,  если долго мучиться, что-нибудь получится), но народ-то тут причем?
Если абстрагироваться от версии их сторонней инспирированности, версии примитивной и, скорее всего, бездоказательной, истоки Чтений следует поискать в фобиях, неудовлетворенных амбициях, в том числе и политических, застарелой потребности в самолюбовании и фанаберии, отчасти даже сектантской, организаторов и участников оппозиционного действа. Подход, открывающий простор  для изысканий скорее психологического, нежели политологического свойства.  Тем не менее, именно политологу надлежит всецело приветствовать их проведение. И вот почему. Россияне объявляются народом, у которого «…скрытое чувство вины, недовольства собой и страной в этой ситуации (Второй чеченской войны – В. М.) оказываются важными факторами разложения и утраты моральной определенности…», а помощь Южной Осетии объясняется тем, что «…появилась легкая возможность показать себя не страной оккупантов и вооруженных (военных? – В. М.) преступников, а, напротив, предстать – по крайней мере, в собственных глазах – в роли защитника слабых, малых народов от «геноцида», от насилия…». А происходит это  в центре столицы, так сказать, в логове авторитарного режима, причем без каких-либо последствий для оратора и благосклонно (во всяком случае, никакой реакции, схожей с реакцией на выступление проф. Кременюка, стенограммой не зафиксировано) внимающей ему аудитории. И это дорогого стоит. Можно с негодованием отвергать отвратительные измышления ненавистников и клеветников России, можно – всем им скопом и каждому в отдельности – выразить презрение, однако запретить им иметь собственную точку зрения и публично ее излагать, разумеется, без призывов к насильственным и противоправным действиям, а тем более карать их за это демократическое государство не вправе. Ибо, «как идеал и основной элемент легитимности современных демократий, плюрализм нацелен на свободное общественное и политическое сосуществование, когда уважаются основные либеральные права, прежде всего, свобода мнения, веры и совести, а также свобода объединений, и запрещена любая дискриминация на основе расы, пола, религии, языка и политических убеждений» («Lexikon der Politik»).
С целью подтверждения/опровержения авторитарного характера российской власти, автор неоднократно предлагал модератору Публичных  лекций провести в рамках Проекта обстоятельное сравнение – на предмет отсутствия/наличия основных прав и свобод – «суверенной демократии», которую на все лады поносят приглашаемые им лекторы, с мягчайшим авторитаризмом – франкизмом, после провозглашения политики «апертуризма», однако понимания не встретил. Не иначе как по причине опасений за судьбу базиса «внятной идеологии». Опасений, следует признать, далеко не напрасных.
 
VI
 
Плюрализм плюрализмом, но безбрежной свободы мнений, а тем паче свободы публичного выражения отчасти даже зазорных убеждений для служивого люда, равно как и для представителей учреждений, примыкающих к власти, не предусматривает и самая продвинутая демократия.

 Если бы возмущенный пикетированием его жилища г-н Подрабинек и воззвал к Совету при Президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, тот не был бы в праве оказать ему какое-либо содействие. Но, переадресовав жалобщика по назначению («Совет не рассматривает обращений по личным вопросам…»), обязан был вновь вернуться к тому, для чего он, собственно, и предназначен, а именно: к выработке рекомендаций, к рутинному и неприметному содействию «…главе государства в реализации его конституционных полномочий в области обеспечения и защиты прав и свобод человека и гражданина…», далее по тексту «Положения о Совете». Вмешавшись в конфликт, публично выступив на стороне одного из его участников и апеллировав к Генпрокуратуре, Совет без сомнения вышел за пределы своей компетенции. Действовал назойливо, явил пример заслуживающей порицания практики выборочного правозащитничества.
Несмотря на то, что заявление Совета вызвало значительное, по российским меркам, общественное негодование, упразднить его было невозможно. Существование при первых лицах государств подобных богоугодных заведений, где в пропорции, сообразной национальной специфике, коротают век вышедшие в тираж политики, кучкуются по интересам темноватые ходатаи по делам всевозможных, нередко сомнительных и не слишком аппетитных меньшинств, вращаются модные адвокаты, умеренно скандальные популисты, проваленные «агенты влияния» и прочий тусующийся контингент, есть непременное условие политкорректности европейского образца.

(В конце концов, и ПАСЕ, урожденная К(п)АСЕ, с ее задумчивой системой представительства, приводящей к доминированию государств-пигмеев, есть ни что иное, как богадельня, правда, общеевропейского формата.)

Однако что мешало – в назидание и для должной острастки – отправить в отставку председателя? Не вдаваясь в тонкости полемики вокруг статуса (чиновничьего или, напротив, общественного) г-жи Памфиловой, констатируем: тот, кто был назначен указом Президента, указом может быть и смещен. И разве не стало бы это внятным сигналом как обществу в целом, так и правозащитному сообществу о том, чьи и какие права государственная власть полагает приоритетными? Учитывая, что г-жа Памфилова не унималась, грозила оппонентам судами и, как бы подчеркивая убежденность в абсолютной своей безнаказанности, заявила на пресс-конференции, что «только Президент вправе решать нужен ли ему такой советник», отставка, желательно с формулировкой, не оставляющей сомнений в том, что Российское государство впредь не нуждается в услугах бог весть что возомнившей о себе правозащитницы (по злоязычию автора, в самый раз подошло бы: «в связи с выходом на пенсию»), представлялась неизбежной. Тем не менее, ее не последовало.
Все бы ничего, если бы то была единственная оплошность.
Ведь перво-наперво извлекли из нафталина рьяного перестройщика И. Юргенса, а тот, ничего не понявший и ничему не научившийся, вполне предсказуемо привлек к работе по надлежащему оформлению своих реставрационных мечтаний Е. Гонтмахера, по нашему разумению, давно заслуживающего пары слов.
(Небезызвестный этот господин с глазами, как у снулого судака, угар гайдаровских реформ, когда несчастная страна корчилась в муках садистского эксперимента, а из всех динамиков какая-то обдолбанная шалава подначивала сатанеющих «младореформаторов»:
«Дави на газ! Давай, мой мальчик, дави на газ!
Все будет джаз! Я знаю точно все будет джаз!
Дави на газ! Дави на газ!! Дави на газ!!!»,

все это проклятое, позорное и неизбывно подлое время, тишайшим мышонком просидел в Минтруда, Минсоцзащиты и, наконец, в Совете по социальной политике при Президенте Российской Федерации, дисциплинированно хаживал на регулярные инструктажи к Филатову и, натурально, даже не попискивал об участи обездоливаемых. Зато ныне, поди ж ты, каким трибуном заделался, и неустанно предрекает (накликает?), в том числе и на Публичных лекциях Полит.ру, сплошные новочеркасски, которые и сметут неугодную ему власть.)
Затем в губернаторское достоинство был возведен последний кумир «шакалящих», в ходе предвыборной кампании и сразу после выборов наговоривший такого, что и после слезливых челобитных должен был получать решительный поворот от наихудших в государстве ворот. Так и покаяния, хотя бы фальшивого, не было! Напротив, был публичный отказ от участия в «кремлевском проекте» и интернет-заявление, надо полагать, в видах поддержания бодрости духа среди остатков прогрессивных масс, о неверии в «демократическую модернизацию сверху». Едва усевшись в губернаторское кресло, неблагонамеренный г-н Белых для демонстрации своей никуда не девшейся верности «внятной идеологии» выписал себе из столицы помощницу, охочую до всяческого экстрима М. Гайдар, чем, на наш взгляд, немало оконфузил Президента, склонного проявлять милость к противникам, не от его руки павшим. Ведь, когда на диво изобретательная барышня, освоив азы воздушной гимнастики и втравив в скандальную манифестацию безотказного г-на Яшина, требовала от властьимущих; «Верните народу выборы, гады!» – гадом, как ни крути, был и тогдашний руководитель администрации Президента и постоянный член Совета  Безопасности РФ Д. А. Медведев.
(Чего уж тут деликатничать, прояви родитель своевременное и вполне извинительное участие, составь дочери приличную партию, благо недостатка в перспективных политических и научных прихлебателях не наблюдалось, глядишь, все и сладилось бы к всеобщему удовлетворению: подгузники, сыворотки, умилительные срыгивания – да монетаризм ревнив и требует всего человека без остатка. С другой стороны, трижды прав будет отъявленный скептик, который, сославшись на пример Хакамады, несмотря ни на что сохранившей деятельную верность «внятной идеологии», камня на камне не оставит от пасторального идеализма автора. Так или иначе, но наставление на путь истинный беспутного отпрыска есть дело сугубо семейное, и вмешивать в эти хлопоты население ни в чем не провинившейся области несколько даже предосудительно.)
Когда же Президент заговорил о необходимости реформирования политической системы и инициировал, строго говоря, абсолютно смешные поправки в избирательное законодательство, донельзя огорчившемуся автору стало ясно: Дмитрий Анатольевич вознамерился стать президентом всех граждан.

Формула эта в демократиях укорененных, немало повидавших – не более чем фигура речи, к практической деятельности главы государства касательства почти не имеющая. Для легитимного, с разумной оглядкой на парламентскую оппозицию, правления вполне достаточно поддержки большинства избирателей, а пределом трудно и редко осуществимых мечтаний является конституционное большинство в законодательном собрании. Невозможно представить, чтобы в той же Франции президент на полном серьезе озаботился внесением изменений в избирательное законодательство только потому, что тамошние троцкисты из Лиги революционных коммунистов и Рабочей борьбы, заручившиеся на последних парламентских выборах поддержкой четырех с лишним процентов избирателей, не имеют ни одного места в Национальном Собрании. И, таким образом, голос каждого 25-го француза остается не услышанным.
(Не имеют – так не имеют. Кого это волнует! Разве что Глюксмана.)
Стать президентом всех россиян…
В том числе: новейшей генерации пролетарских революционеров, глашатаев суверенных прав этнонаций и поборников безоглядной федерализации, плавно перетекающей в конфедерализацию, обладателей «внятной идеологии» и вернувшихся из политического небытия диссидентов.
Президентом активистов неформального движения «Прогнись, Россия!». Прогнись перед потребителями богатства твоих недр, перед наглеющими лимитрофами, перед оранжевыми революционерами и обожествляющими радугу правозащитниками, но, прежде всего, перед «сияющим градом на холме» и метастазами его национальных интересов. Униженно кайся за подлинные и мнимые свои прегрешения и не уставай возносить хвалу подвижникам-реформаторам, которые уберегли твой народ от мора, глада и ужасов гражданской войны. За это от прогрессивного человечества скидка выйдет, может статься, лет так через пятьдесят даже отменят поправку Джексона-Веника.
Наконец, президентом откровенных сепаратистов. Почему бы и нет? Все они – россияне.
Проблема не в том, что освобождение Ходорковского и возведение монумента Гайдару – самые невинные их пожелания.
И даже не в том, что им, видите ли, нужна другая Россия.
Подлинная проблема в том, что осознанно или подсознательно какая-то часть их не желает никакой России. Максимум, с чем они готовы смириться, это с обкромсанной полуколониальной Московией.
Нечего и пытаться достичь политического компромисса со всей этой публикой.
VII
 
По историческим меркам, всего лишь позавчера первого президента СССР, как последнего провинциального лоха, развели на «общечеловеческих ценностях». И, понукаемый необходимостью поскорее предъявить вожделенные плоды прокламируемого им «нового мЫшления», он сначала подписал непаритетный договор по РСМД, а затем и ОСНВ-1. Происходило все это при полном попустительстве советского общества, вне всякого сомнения, не гражданского, зато великолепно выдрессированного на неустанную борьбу за мир во всем мире, и с явного одобрения его прогрессивного авангарда, которого весьма своевременно застращали перспективой «ядерной зимы».
Вчера нарождавшееся в посткоммунистической России гражданское общество не дало себе труда ознакомиться с поистине гибельными для безопасности страны последствиями ОСНВ-2 и едва не прошляпило его одностороннюю ратификацию.
Сегодня ничего принципиально нового в поведении наших партнеров по переговорам не наблюдается. Стремление во что бы то ни стало и желательно по полной программе облапошить податливого контрагента, особенно если теплится надежда, что он в очередной раз поведется на весьма гуманистическую, однако ни к чему не обязывающую риторику, по-прежнему остается основой протестантской переговорной этики.
На завтра намечено подписание ОСНВ-3.
А каким окажется послезавтра?

И не станет ли оно ужасающим подтверждением нечаянного пророчества вечно пьяного парадоксалиста: «Наше завтра светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?»
Насколько крепок ракетно-ядерный щит? Разумно ли его беспечно ослаблять? Чем, случись что, образумим супостатов и предотвратим порабощение Родины? И если, в рассуждение финансов и технологий, все из рук вон плохо, то не следует ли, презрев любые прежние договоренности и не связывая себя новыми, положиться на способность к ассиметричному ответу, сколь бы дьявольским он ни показался иному космополитичному человеколюбцу? И не станет ли лучшей гарантией будущности России твердое намерение жителей одной седьмой части суши умереть свободными, но не оказаться под чужеземным ярмом, и их холодное равнодушие к участи тех, кого, не приведи Господь, придется захватить с собой в могилу?
Всестороннее, максимально широкое обсуждение российским обществом проблематики ядерного разоружения может стать истинным мерилом его зрелости, ответственности и самодостаточности в реалиях нынешнего, неотвратимо и стремительно ужесточающего мира.
Итак, да здравствует свободная дискуссия! Не следует ограничивать ее научными аудиториями и начальственными кабинетами. Не мешайте ей выплеснуться на кухни и на улицы. Широк русский человек, изобретателен и непредсказуем. И не дано знать наверняка, что именно он способен выкинуть, коли осознает, что пошла такая пьянка.
Синоптики прогнозируют раннюю и теплую весну. Пусть неприкаянная молодежь облачится в выброшенные на рынок неким ушлым и чутко уловившим веление времени трикотажным фабрикантом майки с жизнеутверждающим лозунгом:
ЛУЧШЕ ЯДЕРНАЯ ЗИМА, ЧЕМ ВСЕВЛАСТИЕ ПИНДОСОВ!
Пусть какая-нибудь отвязная радикальная команда ошарашит нас убойным хитом «160 мегатонн». Пусть правозащитники, если осмелятся, завалят суды исками, требуя запретить под страхом уголовного преследования как публичное исполнение знаменитой рок-баллады, так и появление в общественных местах в одежде, пропагандирующей антигуманную сентенцию. Пусть несравненная Ксения Собчак, в который раз утрет нос мало продвинутым недоброжелательницам, слыхом не слыхивавшим о свирепой мудрости грядущего, которая, как известно, издавна присутствует в «The Humanity of Muad’Dib», явившись на закрытую вечеринку в ошеломительном туалете, выдержанном в инфернальных тонах и с концептуальным, отчасти даже психоделическим принтом:
THERE ARE NO INNOCENT ANY MORE
как нельзя более, созвучным сути эпохи глобализации. А извечный светский антипод Собчаковны – жеманная и вся такая трепетная la gousse…

Впрочем, оставим девушек в покое – и довольно стеба.
Увы, ничему такому не бывать. Доказательства? Извольте.
«Тут же опрастывались, примащивались подкрепиться, отсыпались и затем брели дальше на запад тощие худосочные подростки из маршевых рот пополнения, в серых пилотках и тяжелых серых скатках, с испитыми, землистыми, дизентерией обескровленными лицами».
Это не выдержка из передовицы, наспех сочиненной д-ром Геббельсом для очередного номера «Völkischer Beobachter».
Это цитата из «Доктора Живаго».
Этот анекдотически халтурный текст (автору неоднократно доводилось на пари находить на практически любых двадцати страницах романа не менее полудюжины перлов, достойных пера Ляписа-Трубецкого), написанный темным несуразным языком, способным навсегда отбить охоту к чтению русской литературы, вот уже двадцать лет как включен в курс государственной средней школы. Двадцать лет российскому юношеству исподволь внушается, что их предки вовсе не овеянные славой солдаты победоносной армии, только что разгромившей немцев в величайшем сражении Второй мировой войны и безостановочно гонящей их на запад, чтобы с ходу – небывалый в военной истории XX века эпизод – форсировать Днепр, а вызывающее гадливость (где испражняются, там и кушают, а затем –  посреди дерьма – отсыпаются) скопище жалких засранцев.
Причем, в соответствии с методическими указаниями, учитель обязан донести до учеников, что «в октябре 1943 г. Пастернак побывал на фронте в расположении Третьей армии, освободившей Орел», что «художник пишет с натуры», а его цель – «…дать событиям новую, длительную жизнь в памяти людей…» (Н. В. Егорова, Поурочные разработки по русской литературе. XX век, М., 2009).
А обществу – хоть бы хны.
Возможно ли в той же Франции, чтобы тамошним школьникам для обязательного изучения предлагалось сомнительного качества литературное произведение, в котором в подобных выражениях описываются вполне себе опереточные вояки из второй танковой (правильнее: обозной) дивизии генерала Леклерка якобы отбившие у немцев Париж, а общество при этом безмолвствовало? Или Нобелевка (выражение А. Ахматовой), присужденная, в том числе, и за «развитие традиций классической русской прозы» (прослышав об этой формулировке, классики, вероятно, в гробах перевернулись), все еще плодит аберрации? Если все дело в лауреатстве – будьте последовательны и введите обязательное изучение на «уроках мира» фарисейски миролюбивых речений Обамы.
(За автором должок, и он терпеливо ожидает обнародования стенограммы закрытого семинара Полит.Ру, на котором обсуждался номер «Pro et contra», посвященный исторической политике, чтобы содержательно свести счеты с проф. Миллером и побаловать заинтересованного читателя некоторыми скандальными соображениями, а пока смеет утверждать, что для исключения из школьной программы «Доктора Живаго» никакого специального закона не нужно, зато требуется либо политическая воля власти, готовой к исправлению ошибок предшественников и не склонной обращать внимание на протестующий визг носителей «внятной идеологии», либо активность сильного гражданского общества, уважающего себя, своих детей и историю своей страны и способного целенаправленными и непрестанными усилиями принудить власть к этому.)
 
VIII
 
Автору неведомо, отчего экономист Е. Т. Гайдар счел себя достаточно квалифицированным специалистом в области истории и осмелился выдать на суд российской публики сначала «Гибель империи», а затем и «Смуты и институты». Для себя лично автор полагает, что все дело в слепой вере в безграничные возможности все той же «внятной идеологии», сообщающей ее обладателю силы, едва ли не сверхъестественные. Вместе с тем, не следует полностью сбрасывать со счетов и повседневную установку периода развитого социализма: наша правда выше голых фактов, которую автор, тогда студент последнего курса истфака МГУ, услышал из уст циничного и отчасти даже бахвалившегося своим цинизмом (правда, в тесном кругу, как он полагал, единомышленников)  инструктора ЦК КПСС, явившегося на факультет прочитать установочную лекцию будущим бойцам идеологического фронта.
Полагая, что дискуссия позволит в какой-то мере приблизиться к научному ответу, автор явился на лекцию – и испытал шок. Из без малого двух десятков выступавших он оказался единственным, прочитавшим книгу и пытавшимся обсуждать отдельные ее положения, показавшиеся спорными, а следовательно, заслуживающими дополнительного разъяснения. Остальные, в т. ч. и модератор, даром, что историк по образованию, ее либо не прочли вовсе, либо вполне убедительно скрыли знакомство с ней. Лектора спрашивали о чем угодно, безудержно славословили, единожды не слишком изобретательно подкололи – на том и разошлись.
Этот печальный и поучительный опыт и стал побудительным мотивом к написанию данного материала, ибо продемонстрировал, что за все годы своего существования Проекту так и не удалось воспитать квалифицированного слушателя. С нашей точки зрения, ничего случайного в этом нет. Налицо негативное воздействие «внятной идеологии».

Непременным условием содержательной дискуссии является достаточный уровень ее участников.
Вполне понятно, что среди слушателей «Публичных лекций» далеко не все отвечают этому критерию. И было бы вполне логично, если бы организаторы раз за разом предуведомляли слушателей, что выступать следует только по заявленной теме, а буде это разумное условие нарушается, модератор оставляет за собой право лишить слова. Не сразу, не без проблем, но это возымело бы действие, и некий словоохотливый господин, почему-то считающий своим долгом отметиться, как правило, излишне пространным выступлением практически по любой тематике, рано или поздно перестал бы отнимать у аудитории время подробностями своей мало кому интересной жизни. Качеству обсуждения это, несомненно, пошло бы на пользу. Однако модератор, никогда не прерывая надоедливого, но, в рассуждение идеологии, совершенно безвредного говоруна, усердно чинит препятствия выступлениям строго по теме, но, так сказать, идеологически невыдержанным.
Подобная практика, особенно на фоне публичных заверений, что Лекции «…намерены оставаться дискуссионной площадкой», вызывала недоумение и подозрения в неискренности, пока автор не дал себе труда внимательно вчитаться в выступление модератора на Вторых Ходорковских чтениях. Оказывается, эталон публичной дискуссии – это когда Паин спорит с Аузаном. То есть, два адепта внятной идеологии, солидарные в главном, комплиментарно обсуждают свои незначительные разногласия, прилюдно мерятся размерами экспертного знания.
Автор же полагает, что для подобного времяпрепровождения вполне сгодились бы и более келейные форматы. К примеру, те же Ходорковские чтения.
С нашей точки зрения, предпосылкой, основой публичной дискуссии, способной вызвать у слушателей желание выработать собственную гражданскую позицию, является принципиальная разность позиций ее участников. Что автор, по мере сил, стремится подкреплять реальными действиями.

Никогда не скрывая своего резко отрицательного отношения к деятельности нынешних правозащитников, он, тем не менее, в конце 2001 г., когда они буквально заходились в сетованиях, что граждане лишены возможности услышать их солидарный голос, осуждающий внутреннюю инструкцию ФСБ «О порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан в органах федеральной службы безопасности», якобы провоцирующую стукачество, сделал все от него зависящее, чтобы они получили возможность донести до общества свою точку зрения в равноправном столкновении с диаметрально противоположными взглядами автора. Так случилась достопамятная, со всеми ее плюсами и минусами, полемика между автором и правозащитниками в телевизионной программе А. Гордона «Хмурое утро», следы которой, как кажется, еще можно отыскать в Сети. Справедливости ради следует отметить, что особых усилий от автора не потребовалось, ибо г-н Гордон, как никто другой на российском телевидении, ориентированный на живой диспут, сходу оценил задумку и с видимой охотой предоставил прямой эфир.
(Г-н Ихлов, один из участников той дискуссии, по окончании передачи обложивший площадной бранью оппонента, одержавшего победу, что называется, за явным преимуществом, а вдобавок назвавший телекомпанию «фашистской радиостанцией», ныне отчего-то оскорбился сдержанными и нелишенными изящества выражениями «Рассуждения» и сгоряча даже грозился подать на автора в суд. Да так и не сподобился. По всей видимости, юристы Движения «За права человека» растолковали, что перспектив у искового заявления нет никаких.
По огорчительному недосмотру автора, в «Рассуждении» не нашли отражения некоторые примечательные подробности  жизнедеятельности клиента.
В ноябре 2002 г. в «Открытом обращении к Президенту РФ Владимиру Путину участника Международной конференции «ЗА ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЙНЫ И УСТАНОВЛЕНИЕ МИРА В ЧЕЧЕНСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ», аттестовав себя «необрезанным пособником мирных переговоров», он с запальчивостью образцового невежды пытался уличить Президента, как никак, выпускника двух элитных учебных заведений, в незнании того, что «…международное право запрещает проводить выборы и референдумы на территории, где идет война…».
Автору недосуг устраивать для упертого обожателя Масхадова юридический ликбез. Пусть обращается за консультациями к тогдашнему руководителю отдела по выборам БДИПЧ ОБСЕ Храиру Бальяну, заявлявшему, что референдум «…станет отправной точкой для политических изменений в республике», а абсурдность его прогнозов и предостережений по прошествии времени очевидна и не нуждается в доказательствах.

Гораздо важнее разобраться с конечной причиной натяжек, передергиваний и заведомых нелепостей, которыми пестрит обильная публицистика г-на Ихлова, считающего неустанную дискредитацию России чем-то вроде своей священной миссии. Как нам представляется, дело в том, что образования у видного борца за права человека и самозванного эксперта по международному праву – несколько курсов заочного отделения Гидромелиоративного института. Отсутствие навыка  систематической, скрупулезной работы с источниками, к тому же отягченное  серьезной недоразвитостью правовой и исторической интуиции, невозможно компенсировать ни надоедливым гонором местечкового всезнайки, ни силой ненависти к стране проживания, которой буквально сочатся писания препарируемого правозащитника.)
Преданность модератора, равно как и руководителей Полит.Ру, «внятной идеологии» (опровергнуть автора эти, всего лишь понаслышке знакомые ему, господа могут только заменой модератора кем-то другим, более толерантным, что маловероятно) диктует и особое понимание ими феномена дискуссии, ее целей и задач. В этом не было бы ничего заслуживающего и толики осуждения – в конце концов, в свободной демократической стране устроители Публичных лекций вольны поступать в соответствии со своими предпочтениями, и, напротив, никто не вправе навязывать им что-либо. Кабы не одно обстоятельство. Объявленная цель Проекта: содействие «формированию [среди слушателей] гражданской позиции». Между тем, предоставляя слово исключительно представителям одного из направлений общественной мысли, обещая дискуссию, но на деле затыкая рот их оппонентам, Полит.Ру последовательно действует в интересах формирования среди слушателей ОПРЕДЕЛЕННОЙ – и никакой иной – гражданской позиции.
И ведь на легкое недомыслие и череду досадных случайностей все происходящее не спишешь. Слишком уж изобретателен и сноровист модератор в своем ремесле.
Поневоле крепнут подозрения, что сокровенной целью Проекта является идеологическая накачка будущих унтер-офицеров оппозиционной пехоты, а также ненавязчивый кастинг потенциальных посетителей Ходорковских чтений.

С нашей точки зрения, намеренное сокрытие истинных целей не менее безнравственно, чем прямая ложь. Организаторам надлежит, памятуя о научной честности, заявить о своих намерениях открыто, тем более что облюбованное ими занятие ненаказуемо по  российским законам.
По зрелому размышлению автор предлагает соплеменникам из руководства Полит.Ру добросовестную и взаимовыгодную сделку: вы добавляете недостающее слово, чем, помимо прочего, облегчаете свои души. За такую малость цари наши и пророки, ясный перец, не пропоют вам осанна. Зато автор, поскольку всякого, ставшего на путь раскаяния и исправления, должно приветствовать и хоть как-то поощрять, даст торжественное обязательство  (угодно – в письменном виде, угодно – надлежащим образом удостоверенное) навсегда оставить в покое ваше заведение, вашу внятную идеологию и даже силу вашего экспертного знания.