Цена победы. Профессиональная подготовка армий СССР и Германии перед войной

На модерации Отложенный


 

«Танковый погром 1941 года», «Год 1942 — «учебный»», «Десять сталинских ударов» и «Ленинградская оборона» — все это книги историка Владимира Бешанова, гостя программы «Цена победы» радиостанции «Эхо Москвы». Вместе с ведущими Виталием Дымарским и Дмитрием Захарововым Владимир Васильевич обсуждает профессиональную подготовку военных кадров Советского Союза и Германии накануне войны.
На советскую военную доктрину большой отпечаток наложила гражданская война, которая идеализировалась и пропагандировалась на всех уровнях. Когда еще в 1920-е годы шел спор о военной доктрине, товарищ Фрунзе написал, что будущая война будет войной гражданской, мы придем на помощь пролетариям других стран, они поднимутся на восстание против эксплуататоров, и будущим фронтом наших действий будет весь европейский континент.

Из высказываний многих советских военачальников следуют две противоречивые идеи: с одной стороны, говорили, что предстоящая война будет легкой и быстрой, с другой — насаждалась идея победы любой ценой. Например, замнарком обороны, маршал Кулик говорил: «Там, где лес рубят, там щепки летят. Плакать над тем, что где-то кого-то пристрелили, не стоит». В общем-то, человеческая жизнь в советской стране, особенно в 1930-е годы, после великого перелома, коллективизации, повального голода, большой чистки и так далее, ценилась дешево. Соответственно, и в индивидуальную подготовку бойца особо не вкладывались, что в дальнейшем сыграло драматическое значение.

 



Несколько слов о подготовке вермахта. Основа основ — это пехота. В вермахте после 1935-го продолжительность занятий в пехотных подразделениях составляла 16 часов в день. Солдаты стреляли практически ежедневно, учились бегать, рыть траншеи, ориентироваться на местности, устанавливать связь, устанавливать взаимодействие между соседними подразделениями, связь между родами войск и так далее. То есть подготовка занимала весь световой день и даже вечернюю часть суток. Поэтому, как писал Дитер Нолль, солдаты кляли цинковки с патронами, которые они каждый день таскали на стрельбища, они до бесконечности бегали, до бесконечности ползали, учились врываться в землю, и так продолжалось с 1935-го по 1944 год.

Что касается нашей армии, то любой призывник, служивший в ней, знал, что основное оружие советского солдата — это лопата. По большей части советский солдат занимался хозяйственными работами (почти всегда), строевыми занятиями и политической подготовкой. Вот несколько цифр по качеству нашего командного состава среднего и младшего звена. В пехотных частях на 1 мая 1940 года не хватало 20% (примерно одной пятой) начальствующего состава. Качество подготовки командиров военных училищ было такое: 68% командного состава в звене «взвод-рота» имели лишь краткосрочную пятимесячную подготовку курсов младшего лейтенанта, высшее военное образование к началу войны с Германией имели лишь 7% офицеров, 37% не имели полного среднего образования, примерно 75% командиров и 70% политработников работали в своих должностях не свыше одного года.

Что касается высшего командного состава, то у многих военных историков красной нитью проходит мысль, что если бы не репрессии против маршалов (по разным оценкам, жертвами сталинских репрессий конца 1930-х стали примерно 40 тысяч офицеров разного уровня), то у нас была бы боеспособная армия с великолепными командирами. Эти репрессии имели моральные последствия: они выбили из голов военачальников всякую лишнюю мысль, самостоятельность, инициативность. И все это при наличии массового количества техники и вооружения. Это отмечают и немцы: «У нас такое складывалось впечатление, что они (советские командиры) никогда не научатся этим инструментом пользоваться».




Несколько слов о подготовке летчиков. У немцев подготовка летчика-истребителя занимала три года. Было три школы «А-Шуле», «Б-Шуле» и «Ц-Шуле». В первый год летчика учили летать, держаться в воздухе, доводить подготовку до уровня мышечной памяти. Второй год они учились стрелять. И если у нас стрельба была очень редким развлечением для летчиков, то с того момента, как все занятия на земле были пройдены (на тренажерах), начиналась практически ежедневная стрельба: пилоты «мессершмиттов» стреляли по привязанным на веревочках в нескольких метрах от земли воздушным шарам. 

В этот же год отрабатывалась ориентировка на местности, ночные полеты. А третий год подготовки — это уже была как бы состыковка всех приобретенных навыков и тактическая подготовка к ведению воздушных боев, которая уже после начала войны велась наиболее результативными летчиками, которые приезжали в школы. Получается, что немецкий пилот минимум за годы учебы имел налет 200 часов. В предвоенные годы зачастую он достигал 600 часов.

Приблизительно та же ситуация наблюдалась в танковых войсках. Для примера — одна цифра: норматив, количество выстрелов экипажа танка «Тигр», Т-6, — это 12 выстрелов в минуту. Если экипаж эту норму не выполнял, к боевым действиям он просто не допускался.



В СССР на подготовку механика-водителя отводилось 5 часов вождения, так как экономили горючее. Новую технику осваивать не успевали. Здесь, конечно, надо учитывать и еще одну вещь: все-таки страна была малограмотная. Если сравнивать с вермахтом, то там основу армейских рядовых составляли немецкие рабочие достаточно высокой квалификации, которые прошли некую подготовку еще до армии. У нас же преобладали жители деревень, которых фактически пересадили с лошади на танк. Еще не расстрелянный Уборевич в 1937-м докладывал, что из каждых ста призывников 35 неграмотных приходит. 

Надо сказать, что и высшее военное руководство гениями не были. Тот же Ворошилов, который был очень долгое время наркомом обороны, его военное умение, военное искусство ограничивалось гражданской войной. И это понятно, так как после революции, гражданской войны все высшие посты поделили победители, поэтому у большинства наших полководцев образование 2, 3, 4, 5 классов. А все остальное — курсы. Вот командарм Дыбенко. У него в биографии написано, что он закончил две академии: академию советскую и академию германского генштаба. При этом американского языка он не знал. Генерал Масленников пришел в академию, имея 3−4 класса образования…


 

Впрочем, экономия перед войной горючего, снарядов, патронов принесла значительно больший ущерб, чем недостаток образования. Оказавшись лицом к лицу с врагом, выяснилось, что советские танкисты не умеют стрелять, не умеют ремонтировать собственную технику. Вся Украина и Белоруссия были завалены брошенными танками. Офицеры вспоминали, что в перерывах между боями учили своих бойцов стрелять из пушек, что-то разбирать и собирать.

Возникает вопрос: каким же образом наша плохо обученная армия вышла победительницей и все-таки сломала шею подготовленным немцам? Как писал Виктор Астафьев, «мы завалили немцев горами трупов и залили реками крови». В 1941-м мы потеряли только пленными где-то 3 миллиона 600 тысяч человек. Еще миллион или полтора разбежались по лесам, дезертировали, осели в деревнях где-то у вдовушек, кто-то в партизанах оказался. А боевые потери составили около 400 тысяч. При этом мы потеряли почти все 23 тысячи танков, 6,5 миллионов единиц стрелкового оружия.

На момент нападения на Советский Союз в составе люфтваффе было 5 с половиной истребительных дивизий: 52-я дивизия (Крым, Кубань), 54-я (Ленинградский фронт), 5-я (Мурманск, Архангельск), 51-я и 3-я (Центральный фронт). Еще в 1941-м при наступлении на Москву придавался один учебный полк — 27-я дивизия. Больше истребителей на нашем фронте у немцев не было. Вот они и сбили те тысячи и тысячи самолетов и в 41-м, и в 42-м, и в 43-м, и далее.

В народе говорят, что победителей не судят. Да, но если подумать, что эти победители несколько десятков миллионов, которые просто полегли из-за неумения нашего военного начальства, военного руководства, политического руководства, из-за того, что ими действительно просто усыпали дорогу к победе, то неизвестно, здесь судят — не судят.

Остановимся на небольшом эпизоде. Генерал в 59-й армии Катышкин с восхищением вспоминал: «Привели две роты маршевого пополнения на Волховский фронт — узбеки и таджики. (…) Ничего не знают по-русски, ни слова, привезли, ничего не умеют. Пошел агитатор политотдела. За час научил их разбирать-собирать винтовку, стрелять. И я спрашиваю этого агитатора: «А как же вы, откуда вы знаете узбекский язык?» А он отвечает: «Да я не знаю». «А как же вы с ними общались?» «Какие ж мы будем коммунисты, если мы не найдем общий язык с людьми?» И эти две роты пошли в тот же день в бой, прямо с этой поляны». Вот стоило за две тысячи километров везти парней вот в эти леса волховские, чтобы их тут же бездарно угробить? Притом, по воспоминаниям ветеранов Волховского фронта, эти ребята, они со степей, они боялись леса, они собирали немецкие гранаты, бросали в костер для обогрева, то есть абсолютно бездарно уничтожены люди собственным командованием. Таких примеров масса. Судят за это или нет?..




Так воевали. Известно, что когда Эйзенхауэр спросил у Жукова: «Как вы учитываете потери, когда надо преодолеть минное поле? У нас большое внимание этому вопросу, смерть от разминирования». Тот ему ответил: «Да мы наступаем по минным полям, как будто их нет, а потери списываем на пулеметный огонь противника».

Несколько слов о приказе 227 («Ни шагу назад») и заградительных отрядах, которые существовали и до этого приказа, и не только в нашей армии. Если почитать воспоминания начальника штаба 4-й армии Сандалова, то он расставляет заградительные отряды позади своих войск уже на третий день войны, 25 июня. А сам приказ 227… Да, он узаконил штрафные батальоны, штрафные роты. Но ведь Жуков и в сентябре 1941-го из пулеметов расстреливал свои войска под Ленинградом без всякого приказа 227.

 

http://diletant.media/articles/28250965/