Справедлив ли Бог?

На модерации Отложенный

Разве Бог дал что-нибудь одному, не дав того же другому? Разве всеобщий Отец исключил кого-нибудь из Своих детей? Вы, требующие исключительного права пользоваться Его дарами, покажите то завещание, по которому Он лишил Своего наследства других братьев? (Ф.Ламенне)

Порок не остается безнаказанным, так как быть порочным - это уже наказание (А.Боэций)

Нас с самого рождения учат поступать по совести, по справедливости. Мы с молоком матери впитываем учение о добре, которое всегда побеждает зло, о свете, побеждающем тьму, и любви, торжествующей над ненавистью.
Тем не менее, первые же наши шаги в этом мире убеждают нас совсем в другом. Как оказывается, страданиям подвержены не столько грешники, сколько праведники, ибо нет у них средств преодолеть злость и ненависть, направленную против их смирения и доброты. Грешники часто купаются в роскоши и богатстве, отобранном ими у праведников, страдающих от голода и холода, а смертью наказываются в равной степени, как те, так и другие.
Человек растет и развивается. Растет и его внутренняя напряженность между тем, чему его так усердно учили, оберегая от сваливания в пучину зла, и тем, что он видит в своей обыденной жизни. В конце концов, эта напряженность уже не дает ему покоя и нуждается в естественном выходе, т.е. выравнивании его внутреннего и внешнего миров.
Однако внешний мир, как видит человек, зол и несправедлив. Значит, для того, чтобы привести в соответствие с ним свой внутренний мир, необходимо убрать любые нравственные и духовные преграды - опуститься до его уровня, если не имеешь возможности поднять и усовершенствовать этот мир до своего разумения?
Но нечто Высшее, никак неизъяснимое словами, подсказывает и предостерегает нас от такого падения до уровня животного, живущего по закону джунглей. И человек ищет разумное и логичное объяснение всему происходящему вокруг.
Теория разумного бога, бросающего своих детей в водоворот жизни, не научив их как следует плавать, поражает тех, кто впервые с нею соприкасается, своим кощунством и неразумностью. Объяснения вроде "На все воля божья", "Нам не дано постичь божий замысел", "Бог терпел и нам велел" перестают человека удовлетворять в принципе, вызывая искреннее и вполне закономерное раздражение и естественный внутренний протест.

Тот, кто оказывается послабее, после очередной порции вопиющей несправедливости, разрушающей основы психического равновесия, ломается и становится либо атеистом, отвергающим само существование разумного бога, либо откровенным его противником, противопоставляя его неправде свою ненависть. При этом, как правило, считается, что ненависть к неправде - это и есть сама справедливость. На смену подавленности и смирению перед божьей волей в результате протеста приходит осознание своего величия и/или определенной власти над толпами богобоязненных безумцев. Желание остановить несправедливость, царящую в мире, пышно поднявшееся на дрожжах гордыни и ненависти, приводит к осознанию своей "великой" миссии. Так одна иллюзия сменяет другую, а неосознанный путь к погибели - вполне осознанный, но часто отягощенный невменяемостью.
Другой же, кто посильнее, попав неоднократно в, казалось бы, безвыходную ситуацию, хлебнув немало горя и разочарований, выходит из всех испытаний закаленным и окрепшим. Иллюзии и нездоровые восторги у него сменяют мудрость и умиротворение.
Итак, "человек умирает и распадается; отошел, и где он? Уходят воды из озера, и река иссякает и высыхает: так человек ляжет и не станет; до скончания неба он не пробудится и не воспрянет от сна своего" (Иов 14:10-12).

Порою, вся абсурдность бытия проступает перед нами с крайним цинизмом и безжалостностью - если мы приходим в этот мир с одинаковым потенциалом, то почему тогда одни рождаются в сытости, а другие - в нищете? Почему один не прикладывает совершенно никаких усилий для того, чтобы иметь золотые горы, а другой - вынужден тяжко трудиться за тарелку сомнительной похлебки? Почему злодей и негодяй живет до ста лет, не зная угрызений совести, а невинное дитя, умирает, так и не познав загадки своей странной и мучительной, хотя и очень недолгой миссии? Почему одна рождается красивой и не прилагает ни малейших усилий для того, чтобы быть окруженной заботой и вниманием многочисленных поклонников, а другая вынуждена жить, своим неимоверным трудом пробивая путь к малейшему признанию и уважению окружающих?
Сотни и тысячи подобных вопросов возникают у человека, получившего в свое распоряжение от Бога обоюдоострый и очень опасный инструмент - разум.

Если бог - это добрый и любящий отец, то почему его дети вынуждены страдать и умирать, а он взирает на их мучения и мольбы и не предпринимает ничего, дабы оградить свои чада от действия зла? Зачем все эти испытания и мучения при изучении школьных и институтских предметов, если смерть уравнивает невежду и нобелевского лауреата? Зачем стремиться к духовному совершенству, отказывая себе в малых радостях, если "праведные и мудрые деяния: - в руке Божией, и что человек ни любви, ни ненависти не знает во всем том, что пред ним. Всему и всем - одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы" (Еккл. 9:1-2)?
Потом на смену поверхностным вопросам приходят вопросы более глубокие. Если смерть - это наказание за грехи человеческие, то какова цель такого наказания, если человек не в состоянии уже что-либо исправить? Неужели человеческой душе, пришедшей из мрака небытия, суждено кануть в бездну вечности, освещаемую только страшными языками адского пламени, лишь слегка скользнув по поверхности того, что называется "жизнь"? Если бог - добр, то почему есть зло, а если он всемогущ, но допускает существование зла, то можно ли назвать его добрым и справедливым?


Лишь одно становится очевидным со всей своей безысходностью - смерть удел всех. Никто еще не смог обойти ее и остаться в живых. Будда, Иисус Христос и Мухаммед, не говоря уже о тысячах праведников, не избежали ухода с земного плана бытия...
Вспоминается "Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы", но как это сделать? Кто научит тому, о чем даже сам не имеет четкого представления?

Бессмысленность приобретения жизненного опыта без возможности его использования в дальнейшем не может не удручать и не угнетать человека разумного. Отсюда и отчаяние ветхозаветного праведника Иова, размышляющего ради чего он претерпевает все суровые жизненные испытания (Иов 14:14), царя Давида: "Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей, ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?" (Пс. 6:5-6), "что пользы в крови моей, когда я сойду в могилу? будет ли прах славить Тебя? будет ли возвещать истину Твою?" (Пс. 29:10); мудреца Екклесиаста: "Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?" (Еккл. 1:3), "участь сынов человеческих и участь животных - участь одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом" (Еккл. 3:19), "кто знает, что хорошо для человека в жизни, во все дни суетной жизни его, которые он проводит как тень? И кто скажет человеку, что будет после него под солнцем?" (Еккл. 6:12) и царя Езекии: "Господи! : не преисподняя славит Тебя, не смерть восхваляет Тебя, не нисшедшие в могилу уповают на истину Твою" (Ис. 38:16-18).
Б.Спиноза был категорически не согласен с такими настроениями обреченности и безысходности. Он был глубоко убежден в неразрушимости смертью нашего истинного "я": "чувствуем и воочию убеждаемся, что мы вечны. Ибо непреходящим разумный человек может мыслить себя лишь постольку, поскольку он мыслит себя не имеющим начала, т.е. вечным, - вернее, безвременным. Тот же, кто считает себя происшедшим из ничего, должен думать, что он снова обратится в ничто: ибо думать, что прошла бесконечность, в течение которой нас не было, а затем начнется другая, в течение которой мы не перестанем быть, - это чудовищная мысль. Поистине, наиболее прочным основанием для нашей неуничтожаемости служит старое положение: из ничего не возникает ничего, и в ничто не может ничто возвратиться".

Ту же самую мысль в более сжатой форме высказывает и Т.Парацельс: "Душа во мне сделалась из чего-то, поэтому она и не обратится в ничто, ибо она произошла из чего-то".
"Предположение, что человек создан из ничего, неизбежно ведет к предположению, что смерть - его абсолютный конец. В этом отношении, значит, священные книги евреев вполне последовательны: никакое бессмертие не совместимо с творением из ничего. Учение же о бессмертии проникнуто индусским духом и поэтому оно, более чем вероятно, имеет индусское происхождение, хотя и через посредничество Египта, но с иудейским стволом, к которому в обетованной стране надо было привить эту индусскую мудрость, последняя гармонирует так же, как свобода воли с ее сотворенностью или как если бы художник захотел к главе человеческой приладить лошадиную выю" (А.Шопенгауэр, "Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа").
Растения и животные (может быть только кроме некоторых самых высших) не боятся смерти, так как страх ее ожидания может появиться исключительно при использовании разума, как механизма познания реальности. Они не осознают своей смертности. Поэтому рождественский гусь вальяжно и беззаботно прогуливается накануне главного зимнего христианского праздника, а кролики спокойно жуют свой корм, не имея элементарного понятия о том, зачем их разводит человек.
Неужели Мудрый Господь дал человеку способность мыслить исключительно для того, чтобы тот понял свою смертность, безысходность и обреченность? Но тогда удел животного намного лучше - по крайней мере, оно не знает смерти и леденящего все свое существо страха в преддверии Великого Ничто, откуда никто еще не возвращался!
Нет. Если наш Бог-Отец - это Высший Разум, то и человеку Он дал способность мыслить для того, чтобы мы поняли: смерти нет, есть только бесконечная жизнь. Правда об этом открывается всякому, кто отодвигает темную завесу неведения силой своего разума, освященного мудростью и любовью, изгоняющей животный страх.

"Вглядитесь осенью в маленький мир насекомых, - посмотрите, как одно готовит себе ложе, для того чтобы заснуть долгим оцепенелым сном зимы, как другое заволакивается в паутину, для того чтобы перезимовать в виде куколки и затем весною проснуться молодым и более совершенным; как, наконец, большинство из них, думая найти себе покой в объятиях смерти, заботливо пристраивают удобный уголок для своего яйца, чтобы впоследствии выйти из него обновленными, - посмотрите на это, и вы убедитесь, что и здесь природа вещает свое великое учение о бессмертии, - учение, которое должно показать нам, что между сном и смертью нет радикального различия, что смерть столь же безопасна для бытия, как и сон. Заботливость, с какою насекомое устраивает ячейку или ямочку, или гнездышко, кладет туда свое яйцо, вместе с кормом для личинки, которая появится оттуда будущей весною, а затем спокойно умирает, - эта заботливость совершенно подобна той, с какою человек ввечеру приготовляет себе платье и завтрак для следующего утра, а затем спокойно идет спать; этого совершенно не могло бы быть, если бы насекомое, которое умирает осенью, не было, само по себе, в своем действительном существе, столь же тождественно с насекомым, которое родится весною, как человек, идущий спать, тождествен с человеком, который встанет по утру" (А.Шопенгауэр, "Смерть и ее отношение к неразрушимости нашего существа").