Банковские трупы начали всплывать на поверхность

Скандал вокруг «Межпромбанка», не заплатившего по долгам, по всей видимости, открывает сезон всплытия на поверхность банковских трупов после финансовой бури. Прежде они где-то укрывались в тине, тихо пряча отрицательный собственный капитал. Однако рано или поздно проблемы с ликвидностью, убытками и другими неприятностями вынесут их на всеобщее обозрение. В среде риск-менеджеров началась «охота на ведьм»: поиск живых мертвецов среди банков-контрагентов.

Наблюдая за безрадостным пейзажем, невольно задумываешься: как банки уже после кризиса могли докатиться до ручки? Как отличить зомби от нормального банка? Куда смотрел регулятор и смотрел ли он вообще?

У зомби, которые лишились банковской лицензии или которым еще предстоит пройти по этому тернистому пути (если это только не «прачечные»), наблюдается одна и та же картина. Руководство или собственники кредитовали себя любимых через технические фирмы-прокладки на строительство «розариев» и прочих радостей жизни, порой без шансов на возврат денег. Де-факто просроченные кредиты тщательно прятались под видом реструктуризаций. Однако фиктивна реструктуризация или нет, проценты нужно платить: ведь банк несет расходы на собственное содержание. Возникает проблема с рентабельностью и ликвидностью, а затем становится невозможно проводить клиентские платежи. Одним словом, ход болезни может быть разным, но, как правило, первоисточник один – неэффективное управление и дурное кредитное качество активов. Скрывать его можно долго, пока существует денежный ручеек, питающий банк от вкладчиков, банков-контрагентов, облигационеров или, на худой конец, от Банка России.

Симптомы нездоровья различаются от банка к банку. В первую очередь, возникает вопрос, как в период избыточной ликвидности некоторые банки умудряются занимать у Банка России по ставкам выше рыночных? Сейчас в числе должников Центрального банка значится около трех десятков кредитных организаций (табл. 1). Многие из них – солидные и вполне достойные банки. По остальным возникают вопросы о их жизнеспособности. К помощи Банка России в значительных объемах прибегают те, кому на рынке уже давно не доверяют и деньги не дают. Так, у «Межпромбанка» кредиты регулятора достигают 23% заемных обязательств, столько же у «АМТ-Банка». У остальных доля средств Банка России не столь велика и они постепенно гасят задолженность, однако, с точки зрения размеров их капитала, это более чем впечатляющие цифры.

Среди других любопытных признаков банков-зомби – подозрительный объем резервов на возможные потери при низкой официальной просроченной задолженности. Резервы к просрочке могут достигать сотен, если не тысяч процентов (табл. 2), что говорит о пристрастии банка к реструктуризации. С ее помощью банк прячет кредитные проблемы и... теряет ликвидность. Отсутствие оборачиваемости кредитных ресурсов рано или поздно приводит к усыханию денежного потока, питающего банк. Деятельность его замирает до отзыва лицензии или до поправки ситуации у собственников банка, если они «нарисовали» отчетность и законсервировали детище до лучших времен.

Пульс можно измерить по показателям деловой активности, например, по отношению оборотов по корреспондентским счетам банка за месяц к его валюте баланса. Внимание может привлечь как заоблачное значение оборачиваемости средств, так и слишком низкое значение показателя, свидетельствующее о том, что жизнь в банке еле теплится. Скажем, в группе должников Банка России отношение оборотов по корсчетам к валюте баланса варьируется в диапазоне от 1,2 до 2,1. Однако есть банки, у которых пульс еле прощупывается. Должен ли к ним прийти доктор?

Помнится, у Пушкина в «Утопленнике», где в рыбачьих сетях дети обнаружили мертвеца, мужик поспешил сделать вид, что ничего не происходит. Однако неволей ему пришлось столкнуться с результатами своего ничегонеделания: «и до утра все стучались под окном и у ворот». Что же Банк России? Сознательно или вынужденно он игнорирует «утопленников»? Блок надзора может сталкиваться как с внутренними, так и с внешними рисками недобросовестного поведения. Его представители могут думать: «Если мы сейчас отзовем лицензию, то нас спросят: где вы были раньше?» Или: «Может быть, все само рассосется». Или, хуже того: «Не трожь – оно и не укусит». Или же политическая элита может решить, что банк слишком важен и велик и принадлежит слишком хорошему, нужному человеку, чтобы у него отбирать право заниматься банковской деятельностью.

И тогда, несмотря на все признаки отзыва лицензии, Банку России остается ждать, пока подопечный не умрет собственной смертью или не дойдет до предела, прекратив проведение платежей. Если правда, что у банковского регулирования нет независимости при принятии решений о надзорном реагировании, и действовать нужно с оглядкой на власть, то эффективность такого надзора, мягко говоря, невысока. Вряд ли он выполняет то, что от него ждут: защищает интересы вкладчиков и кредиторов, а не собственников банка (хотя и полезных для власти). В первую очередь, нужно тогда поставить на ноги самого доктора, а для этого у него должен появиться иммунитет к политическому влиянию.